— Я знал, что ты будешь стрелять, ублюдок, — пробормотал Босх, глядя на него в упор. — Вот и подыхай теперь.
— Замолкни, — приказал ему полицейский, которого напарник называл Джимми. — И веди себя тихо. По крайней мере здесь и сейчас.
На улице уже стали собираться местные обыватели, чтобы поглазеть на окровавленное тело и полицейских с дымящимися пушками. Те, что жили поблизости, обозревали место преступления с порогов и веранд своих домов. «Нет ничего лучше стрельбы, чтобы привлечь внимание людей, живущих в пригороде, — подумал Босх. — Они сбегаются на запах пороховой гари охотнее, нежели на запах жареных сосисок».
Полицейский что помоложе повернулся к Босху, и он заметил у него на груди табличку с именем, идентифицировавшую его как Д. Спаркса.
— Если ты и в самом деле коп, — сказал парень, — то расскажи связно, что здесь произошло.
— Вы оба вели себя как герои. Вот что здесь произошло, — ответил Босх.
— Хватит нести всякую чушь. Давай рассказывай, что здесь было.
Босх услышал отдаленное завывание полицейских сирен. Прибывало подкрепление.
— Моя фамилия Босх. Я сотрудник ПУЛА. Человек, которого вы сейчас подстрелили, проходит как подозреваемый по делу об убийстве Арно Конклина, бывшего окружного прокурора графства, а также лейтенанта ПУЛА Харви Паундса. Уверен, что вы знаете об этих преступлениях.
— Ты слышал? — Молодой полицейский бросил взгляд на своего напарника, после чего снова посмотрел на Босха, но уже более уважительно. — Кстати, где ваш значок?
— Украден. Но я готов сообщить вам номер телефона, чтобы вы могли навести справки на мой счет. Это номер офиса заместителя начальника управления Ирвинга. Он подтвердит мои слова.
— С этим можно и подождать. Скажите лучше, что этот тип здесь делал? — Д. Спаркс ткнул пальцем в Фокса.
— Этот человек скрывался от преследования. Сегодня утром мне позвонили и сказали, чтобы я приехал по этому адресу. И я поехал. А этот тип устроил мне здесь засаду. Он должен был меня убрать, поскольку только я один мог его опознать.
Молодой коп с сомнением посмотрел на Босха, задаваясь, судя по всему, вопросом, можно ли верить в столь невероятную историю.
— Вы приехали как раз вовремя, — продолжал Босх. — Он уже собирался меня убить.
Д. Спаркс согласно кивнул. Хотя эта история по-прежнему казалась невероятной, она начинала все больше ему нравиться. Неожиданно он нахмурился и строго посмотрел на Босха.
— Кто в таком случае звонил по номеру девять-один-один? — спросил он.
— Это я, — ответил Босх. — Я приехал сюда, обнаружил, что дверь открыта, и вошел в дом. Я как раз набирал номер девять-один-один, когда он на меня накинулся. Тогда я просто бросил трубку на стол, поскольку знал, что вы, парни, все равно сюда приедете.
— Зачем вы звонили по номеру девять-один-один, если он еще на вас не напал?
— А затем, что обнаружил кое-кого в задней комнате.
— Что вы сказали?
— В доме в постели лежит женщина. Похоже, она мертва уже не меньше недели.
— Кто такая?
Босх посмотрел молодому копу в глаза.
— Понятия не имею.
46
— Почему вы скрыли от полиции тот факт, что вашу мать убила Мередит Роман? Почему солгали?
— Даже не знаю. Я еще не пришел к окончательному выводу. Возможно, это как-то связано с тем, что она написала в своем прощальном письме и что потом с собой сделала… Как бы это сказать попонятнее? Вероятно, я тогда подумал, что с нее хватит. Решил спустить это дело на тормозах, что ли…
Кармен Хинойос кивнула в знак того, что понимает мотивацию его поступка. Это было тем более удивительно, что сам Босх не смог бы со всей уверенностью сказать, почему это сделал.
— Думаю, вы приняли правильное решение, Гарри.
— Вы и вправду так думаете? Сомневаюсь, что кто-то, кроме вас, назовет это правильным решением.
— Я смотрю на это не с точки зрения уголовного законодательства или процессуального права, а с общечеловеческой. Гуманистической, если хотите. И с этой позиции вы поступили правильно. Хотя бы в отношении самого себя.
— Я полагаю…
— У вас есть ощущение, что вы поступили правильно?
— Как вам сказать… Все-таки вы, доктор, были правы.
— Я? Насчет чего?
— Насчет того, какие чувства я буду испытывать, когда узнаю, кто это сделал. Вы тогда предупредили меня. Сказали, что это принесет мне больше вреда, чем пользы… И это еще слабо сказано! Моя миссия, доктор, оказалась одним сплошным разочарованием и причинила мне много душевной боли.
— Что ж, коли мои мрачные пророчества сбылись, то прошу меня извинить. Но как я уже говорила во время нашего последнего сеанса, смерть всех этих людей…
— Извините, что перебиваю вас, доктор, но сейчас я говорю не об этом. Я имею в виду кое-что другое. Теперь по крайней мере я точно знаю, что мать приложила все силы, чтобы вытащить меня из приюта. Помните, я рассказывал вам, что она твердо мне это обещала, когда приехала навестить за несколько месяцев до смерти? Не знаю, любила ли она Конклина, но, встречаясь с ним, всегда думала обо мне. Она должна была меня выручить, и Конклин, как ни крути, являлся средством для осуществления этой миссии. Так что в конечном счете истинным виновником ее преждевременной смерти был я.
— Очень прошу вас, Гарри, не внушайте себе эту мысль. Это просто смешно! — воскликнула доктор Хинойос.
Она всерьез на него рассердилась, и Босх это почувствовал.
— Если вы и впредь будете опираться на подобную логику, — продолжала Хинойос, — то неизбежно придете к выводу, что причиной ее насильственной смерти стал сам факт вашего появления на свет. Надеюсь, вы понимаете, что такого рода утверждение звучит глупо?
— Не так уж все это и глупо.
— А я считаю, что ценность подобных заявлений весьма сомнительна. Это вполне в духе ваших рассуждений о том, что люди не желают брать на себя ответственность за те или иные события. Оборотной стороной этих рассуждений является ваше подспудное требование к людям брать на себя максимум ответственности. И такие люди, которые перегружают себя ответственностью, иными словами, берут на себя слишком много, существуют. И я опасаюсь, что вы становитесь одним из них. Бросьте это, Гарри! Говорю вам — бросьте! Пусть ответственность за то, что случилось, разделят с вами и другие люди. Даже если они и умерли. Смерть не снимает с них вины, как вам, может быть, представляется.
Босха поразила звучавшая в ее голосе убежденность в правоте своих слов, и он несколько присмирел. Некоторое время он просто молча смотрел на нее. Кроме того, он считал, что этот эмоциональный всплеск с ее стороны является вполне законным предлогом, чтобы сделать небольшой перерыв в ходе сеанса. Как бы то ни было, дискуссия о его вине и степени ответственности завершилась. Доктор Хинойос глубоко вздохнула и перевела разговор на другую тему.
— Извините, что позволила себе повысить голос.
— Ничего страшного.
— Какие-нибудь новости из управления есть?
— Пока никаких. Лично я ожидаю реакции Ирвинга.
— Реакции Ирвинга? Что вы имеете в виду?
— Ну, он ни слова не сказал репортеру о моей причастности к смерти Паундса. Так что в газеты это не попало. Но теперь его ход. Он или отдаст меня на растерзание ОВР — если ему удастся убедить руководство, что я несу персональную ответственность за смерть Паундса, — или вообще сделает вид, что ничего этого не было. Второй вариант представляется мне более предпочтительным.
— Это почему же?
— А потому, что чиновники из ПУЛА не имеют привычки выносить сор из конторы. Демонстрировать, так сказать, наше грязное белье. Понимаете, на что я намекаю? Дело это получило большую общественную огласку, и если они что-нибудь мне сделают, то это скорее всего выплывет наружу, в результате чего департамент будет выглядеть не лучшим образом. Ирвинг же считает себя хранителем имиджа управления, так что его желание расправиться со мной скорее всего будет принесено в жертву этой важнейшей для него задаче. Кроме того, он сможет таким образом держать меня на крючке. Вернее, считает, что сможет.
— Складывается такое впечатление, что вы насквозь видите и Ирвинга, и все руководство нашего управления.
— И какие у вас основания для подобного вывода?
— А вот какие: сегодня утром Ирвинг позвонил мне и потребовал ускорить написание позитивного рапорта относительно вашей персоны.
— Он так и сказал? Что ему нужен позитивный рапорт на мой счет, чтобы вернуть на прежнее место службы?
— Да, так и сказал. А вы сами-то что об этом думаете? Как по-вашему, вы к этому готовы?
Босх задумался, но ответить так и не смог.
— Он это раньше делал? Позволял себе давать вам указания о характере ваших рапортов? — спросил он.
— Нет. Он это сделал в первый раз, и меня это беспокоит, — ответила доктор Хинойос. — Если мне, начиная с этого дня, придется составлять рапорты в нужном ему ключе, то мои позиции как независимого психолога в этом учреждении будут подорваны. К тому же я не хотела бы, чтобы наши с вами сеансы были прерваны посередине.
— Ну а если бы он не дал вам указания насчет рапорта по моему поводу, каким был бы ваш ответ? Положительным или отрицательным?
Прежде чем ответить, она несколько секунд задумчиво постукивала по столу кончиком карандаша.
— Думаю, вы могли бы вернуться на прежнее место службы. Но не сегодня и не завтра. Прежде мы должны закончить программу.
— В таком случае отложите написание рапорта на некоторое время.
— Как, однако, изменились ваши взгляды! Всего неделю назад вы только и говорили что о скорейшем возвращении к работе.
— Как вы совершенно верно заметили, это было неделю назад.
Когда он говорил это, в его голосе слышалась неподдельная горечь.
— Прекратите заниматься самобичеванием, — строго сказала доктор Хинойос. — Прошлое подчас подобно дубинке, и чем чаще вы возвращаетесь к нему мыслями, укоряя себя, тем сильнее становятся травмы, которые вы себе наносите. На мой взгляд, вы явно с этим переборщили. Лично мне вы кажетесь очень хорошим и добрым человеком. Так что не позволяйте мрачным мыслям разрушать то лучшее, что в вас есть.