— Понимаю. Вы хотите поговорить со мной, миссис Кинкейд? Рассказать обо всем?
— Да, — ответила она. — Хочу.
Босх вставил новую батарейку, нажал на кнопку записи и поставил магнитофон на кофейный столик.
— Вы готовы?
— Да.
Он назвал себя, продиктовал ее имя и фамилию, сообщил время и место допроса. Потом, держа в руке отпечатанный образец зачитал миссис Кинкейд ее конституционные права.
— Вам понятно то, что я только что прочитал?
— Да.
— Вы хотите поговорить со мной, миссис Кинкейд, или желаете пригласить адвоката?
— Нет.
— Нет — что?
— Мне не нужен адвокат. Он уже не поможет. Я буду говорить с вами.
Босх задумался. Сделать все нужно было так, чтобы в дальнейшем не возникло никаких проблем.
— Я не могу давать вам советы юридического характера. Но когда вы говорите «адвокат уже не поможет», это еще нельзя интерпретировать как отказ. Понимаете, что я имею в виду? Всегда существует возможность того, что адвокат…
— Детектив Босх, мне не нужен адвокат. Я в полной мере понимаю, какими обладаю правами, и не нуждаюсь в его помощи.
— Хорошо, в таком случае поставьте, пожалуйста, подпись внизу вот этого документа и распишитесь еще раз там, где указано, что вы не просите пригласить адвоката.
Он положил бумаги на столик и подождал, пока она их подпишет. Потом взял оба листка, проверил подписи, расписался сам в качестве свидетеля и убрал документы в кейс. Остальным пусть занимается окружная прокуратура… если дело дойдет до этого.
— Что ж, тогда все. Полагаю, мы можем начать. Вы хотите рассказать все сами, миссис Кинкейд, или предпочитаете отвечать на мои вопросы?
Он старался как можно чаще называть ее по фамилии — на случай, если пленку будет когда-нибудь слушать жюри присяжных: ни у кого не должно быть сомнений относительно того, кому именно принадлежат голоса.
— Мой муж убил мою дочь. Вы ведь это хотите услышать? За этим вы и пришли, не так ли?
На мгновение Босх замер, потом медленно кивнул.
— Как давно вы знаете об этом?
— Долгое время у меня были только подозрения. Потом… когда я кое-что услышала, они переросли в уверенность. В конце концов он сам сказал мне об этом. Я спросила, и он признался.
— Что именно он вам сказал?
— Сказал, что все произошло случайно, но… но ведь людей не душат случайно, правда? Он сказал, что она угрожала ему, обещала рассказать своим друзьям о том, чем он… что он и другие делали с ней. Он сказал, что пытался остановить ее, уговорить, заставить молчать. Он сказал, что так получилось.
— Где это произошло?
— Здесь. В этом доме.
— Когда?
Она назвала дату. Босх помнил — в этот день в полицию заявили о похищении Стейси. Кейт Кинкейд, похоже, понимала, что детектив обязан задать определенные вопросы, ответы на которые должна зафиксировать пленка.
— Ваша дочь подвергалась сексуальному насилию со стороны вашего мужа?
— Да.
— Он сам признался вам в этом?
— Да.
Она расплакалась и, открыв сумочку, достала салфетку. Босх ждал. Что вызвало эти слезы? Чувство вины? Отчаяние? Боль утраты? Или, может быть, то были слезы облегчения? Возможно, все вместе.
— Как долго Стейси подвергалась насилию? — спросил он, когда она немного успокоилась и положила салфетку на колени.
— Не знаю. Мы поженились за пять лет до того… до того, как она умерла. Я не знаю, когда это началось.
— Когда вы поняли, что происходит?
— Я бы не хотела отвечать на этот вопрос, если вы не против.
Босх посмотрел на нее. Она сидела, опустив глаза. Вопрос касался самого главного, того, из чего вырастало чувство вины, того, что угнетало ее и не давало жить.
— Это важно, миссис Кинкейд.
Она достала из сумочки еще одну салфетку, чтобы остановить новый поток слез.
— Стейси… однажды она пришла ко мне… За год до… Сказала, что он делает с ней то, что не должен… Поначалу я не поверила. Но все равно спросила его. Он, конечно, все отрицал. И я поверила ему. Подумала, что все дело в проблеме адаптации. Привыкнуть к отчиму не всегда легко. Я подумала, что, может быть, Стейси все придумала.
— А потом?
Она не ответила. Замерла, опустив голову, сжав пальцами сумочку.
— Миссис Кинкейд?
— Потом я стала кое-что замечать. Например, Стейси никогда не оставалась с ним наедине, не ходила с ним гулять. Только мне она уже ничего не говорила. Теперь-то, оглядываясь назад, я ясно понимаю почему. Но тогда все было не столь очевидно. Однажды он пошел пожелать ей спокойной ночи и долго не возвращался. Я решила посмотреть, в чем дело, но дверь была заперта.
— Вы постучали?
Миссис Кинкейд снова замерла, потом качнула головой.
— Нет?
Босху нужен был ответ. Не для себя — для пленки.
— Нет. Я не постучала.
Он решил, что пришло время немного нажать. Многие матери подвергающихся насилию детей часто не замечают очевидного и не принимают даже самых простых мер, чтобы защитить их от опасности, исходящей от близких. Кейт Кинкейд не хватило смелости, и вот теперь она оказалась в настоящем аду. Решение предать мужа — и себя — публичному осмеянию и уголовному преследованию пришло с опозданием. Она была права. Помочь ей не мог уже никакой адвокат. Помочь ей не мог никто.
— Миссис Кинкейд, когда вы начали подозревать мужа в причастности к смерти дочери?
— Во время суда над Майклом Харрисом. Видите ли, я была уверена, что это дело его рук. Понимаете, я не могла поверить в то, что полиция сфабриковала отпечатки пальцев. Даже прокурор сказал, что это невозможно. И я поверила. Я хотела в это верить. Но потом один из дававших показания детективов, по-моему, это был Фрэнк Шихан, упомянул, что они арестовали Харриса на рабочем месте.
— То есть на станции обслуживания автомобилей.
— Да. Он назвал адрес, и меня вдруг осенило. Я вспомнила, что как раз туда мы приезжали со Стейси. И еще я вспомнила, что в машине лежали ее учебники. Я рассказала мужу и попросила его позвонить прокурору, Джиму Кэмпу. Но Сэм меня отговорил. Сказал, что все уверены в виновности Майкла Харриса. Сказал, что если об этом узнает защита, то они сделают все, чтобы извратить информацию и добиться оправдания убийцы. Как в случае с Симпсоном, когда истина не интересовала никого. Он убедил меня, что мы только проиграем дело. Напомнил, что Стейси нашли около дома Харриса. Сэм предположил, что Харрис увидел нас на мойке и начал преследовать Стейси, охотиться на нее. В общем… я уступила. Наверное, потому что еще не была уверена в невиновности Харриса. Так или иначе, я сделала то, что сказал муж.
— Но Харриса оправдали.
— Да.
Босх немного помолчал, подготавливая следующий вопрос.
— Что же изменилось, миссис Кинкейд? Что заставило вас послать Говарду Элайасу те записки?
— Видите ли, подозрения все равно остались. И однажды, несколько месяцев назад, я подслушала разговор мужа с одним его… другом.
Она произнесла последнее слово так, как произносят самое страшное проклятие.
— С Рихтером?
— Да. Они думали, что меня нет дома, что я ушла на ленч в клуб «Маунтингейт». Раньше я всегда встречалась там с подругами, но после смерти Стейси перестала туда ходить. Такие вещи меня просто больше не интересовали. В общем, я говорила мужу, что иду на ленч, а вместо этого шла к дочери. На кладбище…
— Понимаю.
— Нет, детектив Босх, думаю, что не понимаете.
Он кивнул:
— Извините. Вы, наверное, правы. Продолжайте, миссис Кинкейд.
— В тот день шел дождь. Как и сегодня. Такой же сильный и грустный. Я побыла там с ней всего несколько минут и рано вернулась домой. Они из-за дождя ничего не слышали. Но я слышала их. Они были в его кабинете. Разговаривали. Не знаю почему, но я подошла к двери. Очень тихо. Я стояла и слушала.
Босх наклонился вперед. Наступил решающий момент. Через минуту все станет ясно. Он сильно сомневался в том, что двое мужчин, убивших двенадцатилетнюю девочку, могут спокойно вспоминать, как они это сделали. Если Кейт Кинкейд скажет, что именно так и было, у него появятся основания сомневаться в ее искренности.
— И что они говорили?
— Мне трудно передать их разговор. Они не говорили об этом прямо, понимаете? Я слышала только отдельные реплики, короткие замечания. Речь шла о девочках. Разных девочках. То, что они говорили, было отвратительно. Я и понятия не имела о том, как это все организованно. Я уже почти убедила себя в том, что если со Стейси что-то и случилось, то лишь потому, что мой муж поддался порыву, чему-то такому, что сидит в нем, с чем он борется. Но я ошибалась. Эти двое хуже животных. И у них все организованно.
— Итак, вы стояли за дверью и слушали…
Босх не хотел, чтобы она отвлекалась.
— Они не разговаривали друг с другом, а, скорее, комментировали. Мне показалось, что они смотрят что-то и делятся впечатлениями. И еще я слышала, как стучат клавиши. Я сразу решила, что они смотрят компьютер. Потом, уже позже, я выяснила, что именно они смотрели. Там были девочки, десяти, одиннадцати лет…
— Хорошо, давайте вернемся к компьютеру через пару минут. Что вы слышали? Почему эти… комментарии навели вас на мысль, что они имеют отношение к тому, что случилось с вашей дочерью?
— Они упоминали ее имя. Я слышала, как Рихтер сказал: «Вот она». А потом муж произнес ее имя. Он так его произнес… с таким… вожделением… Ни один отец, ни один отчим так бы не смог. И они притихли. Наверное, смотрели на нее. Да, я поняла, что они смотрят на нее.
Босх подумал о том, что сам он видел на компьютере Райдер. Трудно представить, что Кинкейд и Рихтер могли наблюдать те же самые сцены, сидя вместе.
— Потом Рихтер спросил, было ли что-нибудь от детектива Шихана. Муж сказал: «Насчет чего?» И Рихтер сказал, что ему надо заплатить за отпечатки. Мой муж рассмеялся и сказал, что платить ничего не надо. И дальше он рассказал ему о том, откуда взялись отпечатки. Когда он закончил, они оба рассмеялись, и мой муж, я это ясно помню, сказал: «Мне всю жизнь так везет». Вот тогда я поняла все. Поняла, что это сделал он. Они.