в Голливуд. Рей Вон ехал в передней машине, держа постоянную радиосвязь с водителем джипа и меняя маршрут, чтобы убедиться, что за ними никто не следует. По прибытии на место их встретили дополнительная охрана и Лайнус Саймонсон, который помогал Скейгсу собрать наличность и составлял по требованию страховой компании список номеров помеченных банкнот. И разумеется, на месте встречи уже присутствовали вооруженные грабители в масках.
Скейгс сообщил мне одну новость: после ограбления в политике банка произошли перемены, в частности, он больше не дает выставочных, как он выразился, займов кинопромышленникам.
– О чем это свидетельствует? – сказал он. – О том, что один раз обжечься – это урок. Но дважды обжечься – глупость. Нет, мистер Босх, дураков в нашем банке не держим. Вторично мы не обожжемся. Эти люди нас больше не проведут.
Я слушал и поддакивал.
– Значит, вы полагаете, что все началось у «этих людей»? Что идея ограбления возникла там, а не в банке?
Подобная мысль вызвала возмущение Скейгса.
– Именно там. Вспомните бедную девушку, которую убили. Она у них работала, а не у меня.
– Да, но убийство могло быть частью преступного замысла. Чтобы посеять подозрение в отношении людей в кинокомпании. Это мог сделать кто-нибудь из ваших служащих.
– Абсолютно исключено! Полиция прочесала здание, проверила всех и каждого. Страховая компания проделала то же самое. Нет, сэр, у нас в банке все чисто.
– В таком случае вы не будете возражать, если я тоже побеседую с вашими сотрудниками? Мне хотелось бы встретиться с Лайнусом Саймонсоном и Джослин Джонс.
Скейгс понял, что попался. Как он мог отказать в просьбе после громогласных заявлений о непричастности своих служащих к преступлению, об их честности?
– Отвечаю: и да, и нет, – произнес он. – Джослин по-прежнему работает у нас. Она сейчас помощник заведующего нашим филиалом в западном Голливуде. Можете встретиться с ней.
– А Лайнус Саймонсон?
– Он ушел от нас после того ужасного дня. Вы, очевидно, знаете, что его ранили. К счастью, рана оказалась не смертельной, не то что у Реймонда Вона. После госпиталя он взял отпуск по болезни, а потом и вовсе подал заявление.
– Ушел с работы?
– Да.
Об этом не упоминалось ни в «убойной книге», ни даже в записях Жатмари. Несколько недель после происшествия Саймонсон находился все еще в больнице и, следовательно, числился служащим банка. Выздоровев, он уволился, и следствие о нем забыло.
– И чем он стал заниматься?
– Тогда знал, но сейчас понятия не имею. Я расскажу, что было дальше. Лайнус нанял адвоката, и тот начал готовить материалы против банка. Нанесение вреда здоровью и прочая чепуха. Они умолчали о том, что Лайнус сам вызвался ехать на съемочную площадку, а это существенно меняет дело.
– Он сам захотел быть там?
– Конечно. Молодой парень, вырос в городе, вероятно, мечтал сделать карьеру в кино. Кто об этом не мечтает? Решил, что повертеться целый день среди киношников полезно. Он попросил у меня разрешения, и я ответил: «Прекрасно, поезжай». Мне все равно было нужно, чтобы там присутствовал мой человек. Я имею в виду – помимо Реймонда Вона.
– И он подал иск или просто пошумел?
– Ограничился угрозами, но они подействовали. Мы дали ему отступного.
– Много?
– Не знаю. Я спросил об этом нашего юриста Джеймса Формана, но он сказал, что условия соглашения не подлежат разглашению. Думаю, однако, Лайнусу порядочный куш отвалили, если он ночной клуб купил, и не простой, а выдержанный в голливудском духе.
Джеймс Форман. Его портрет я видел в приемной Джанис Лонгуайзер.
– Джеймс Форман – ваш адвокат?
– Он наш консультант, внештатный.
– Вам известно название клуба, который купил Лайнус?
– Нет.
Я сидел и глядел на переливающийся всеми цветами радуги туман за окном. Глядел, но ничего не видел. Я углубился в себя, почувствовав знакомое волнение, ту благодать, которую дает моя религия.
– Мистер Босх, через пять минут у меня совещание.
Я очнулся.
– Прошу прощения, сэр. У меня, кажется, все. Во всяком случае – пока… Не могли бы вы до совещания позвонить Джослин Джонс и предупредить, что я еду к ней? И мне нужно знать, где находится ее филиал.
– Ну, это не проблема.
34
По пути в филиал банка Лос-Анджелеса в западном Голливуде, где меня ждала Джослин Джонс, я сообразил, что у меня есть полчаса свободного времени, и поехал на Голливудский бульвар. После ухода из полиции я не бывал здесь, и мне хотелось посмотреть свой прежний участок. К тому же в газетах писали, что бульвар сильно меняется.
Асфальт поблескивал на солнце, но витрины магазинов и административные здания на Вайн-стрит все так же дремали под полувековым слоем осадков смога. Нет, ничего не изменилось. Но, миновав перевал Кауэнга и оказавшись на Хайланд, я заметил значительные перемены. Новые отели – не те, где сдают номера на час-два, огромные кинозалы и торговые центры с дорогими ресторанами, роскошные особняки. На улицах полно народу. Медные звезды, вделанные в плиты тротуаров, надраены до блеска. Стало чище, красивее, и все какое-то ненастоящее. Однако если выразить мои впечатления одним словом, то это слово «надежда». Надежда и сила. В бульваре было какое-то очарование. Отсюда, из сердцевины города, по замыслу должно, как волны от землетрясения, пойти обновление, захватывая все новые и новые кварталы. Лет пять назад я бы первым сказал, что план провалится. Наверное, я был не прав.
Все еще полный воспоминаний о Лас-Вегасе, я перестал размышлять об обновлении, по Фэрфакс-драйв выехал на Третью улицу и остановился на парковке Центрального рынка, чтобы купить что-нибудь поесть.
Рынок тоже перестраивался. Оборудована новая стоянка для автомашин и вплотную к старым рядам, где можно приобрести и хорошую недорогую еду, и всякую дрянь, разбит большой открытый павильон. Я шагал по нему мимо бесчисленных магазинчиков и громадной книжной лавки, какую мне только доводилось видеть. В старом рынке все было по-прежнему, все знакомо. Даже «Пирожки у Пола». Пирожков я не хотел. В кафе «Коконо» я купил сандвич, закрылся в допотопной телефонной будке рядом с кафетерием Дюпара и набрал номер Роя Линделла. Тот как раз обедал у себя за столом.
– Что едим? – поинтересовался я.
– Жареного тунца с маринованными огурчиками.
– Нездоровая пища.
– А ты, конечно, на диете?
– Ага. Сандвич с копченой ветчиной.
– Вот это да! Чего тебе вздумалось звонить, Босх? Последний раз, когда мы виделись, ты заявил, что не желаешь иметь со мной ничего общего. А вообще-то я думал, что ты в Лас-Вегасе.
– Был, сейчас вернулся. Дела у меня нормально складываются. Можно сказать, я достиг взаимопонимания с твоими дружками на девятом этаже.
– У тебя есть что-то новенькое?
– Очень может быть. Правда, пока лишь предчувствие.
– Чего ты от меня-то хочешь?
– Что у тебя есть на Лайнуса Саймонсона? Белый, тридцати лет, владеет в городе ночным клубом.
– Как называется клуб?
– Не знаю.
– Замечательно! Ты, случайно, не хочешь, чтобы я заодно забрал твои вещи из чистки?
– Ты только загляни, нет ли чего-нибудь, – настаивал я и сообщил Рою дату рождения Саймонсона и его адрес, который я нашел в «убойной книге», хотя предполагал, что он устарел.
– Кто он такой, этот парень?
– Работал в банке Лос-Анджелеса. Находился на съемочной площадке в момент ограбления. Там его ранило.
– Значит, он тоже жертва… Но может, он участвовал в подготовке преступления и подговорил своих подельников пустить ему легонько кровь? Чтобы все натурально выглядело.
– Не знаю.
– И какое касательство он имеет к исчезновению Марты Гесслер?
– Может, никакого. Но все равно его надо посмотреть. Нутром чую, что тут что-то неладно.
– Пока ты будешь чуять нутром, мне придется побегать.
– Слушай, если не хочешь, так и скажи. Найду кого-нибудь другого.
– Я сказал, сделаю, значит, сделаю. Что у тебя еще?
– Маленькая просьба. Проверишь номер автомашины?
– Да.
Я назвал номер автомобиля, на котором ездила Элеонор. Он застрял у меня в памяти.
– Невада? – Линделл насторожился. – Это связано с твоей поездкой в Лас-Вегас или с расследованием?
В Линделле было много всякого, но глупостью он не страдал. Своим вопросом я как бы приоткрыл дверь.
– Не знаю, – соврал я. – Но хорошо бы выяснить, где и на чью фамилию зарегистрирован автомобиль.
Если он зарегистрирован не на Элеонор, а на кого-то другого, я солгу, будто в Лас-Вегасе мне сели на «хвост», и Линделл никогда не выяснит правды.
– Ладно, – промолвил он. – Мне пора за работу. Звони.
Я повесил трубку. Меня жег стыд. Я мог обмануть Линделла, но себя-то не обманешь. Шпионю за собственной женой. Докатился. Интересно, способен я на большую подлость? Стараясь отделаться от мрачных мыслей, я сунул монету в щель автомата и быстро набрал номер Джанис Лонгуайзер. Услышав гудки, я почувствовал, что знаю ответ на свой вопрос. Секретарша сообщила, что мисс Лонгуайзер говорит по другому телефону и, если я дам номер, перезвонит. Я ответил, что сейчас мне позвонить нельзя и повторю звонок через десять минут.
Я стал прохаживаться по рынку. Зашел в небольшой магазин, где продавали только соусы. Десятки и десятки различных соусов. Вообще-то приправа мне ни к чему, я редко готовлю дома, но все же купил бутылочку «Крокодильей подливы», потому что мне понравилось заведение и была нужна еще мелочь.
Следующей остановкой была булочная-кондитерская. Я ничего не собирался покупать, хотелось лишь посмотреть и вспомнить детство.
Когда я был мальчишкой, по субботам мама брала меня с собой на рынок. Больше всего запомнилось, как я глядел сквозь витринное стекло на кондитера, который украшал глазурью торты и пироги к дням рождения, свадьбам и прочим праздничным событиям. Какие только замысловатые разноцветные узоры он не вырисовывал, выдавливая из тюбиков сладкий сироп!