Гарри Босх. Книги 1-17 — страница 649 из 814

– Но не прошло.

– Нет. Впрочем, у Терри был и запасной вариант. Не зря он ждал, когда кто-нибудь зафрахтует его посудину на длительный срок. Он хотел умереть на яхте. Чтобы смерть настигла его в акватории, подпадающей под федеральную юрисдикцию. И если это случится, друзья из Бюро, надеялся он, все сделают как надо. Единственное слабое место грандиозного плана в том, что Терри понятия не имел о Поэте. Он не мог предположить, что Грасиэла обратится ко мне и что несколько строк, нацарапанных на обложке папки, приведут к тому, что произошло. – Я покачал головой. – А вот мне следовало быть поумнее. Медицинские фокусы – это не стиль Бэкуса. Слишком сложно. А сложные схемы проходят только в своем кругу.

– Да, но как насчет угрозы, нависшей над его семьей? Знал он Бэкуса, не знал, но ведь кто-то семье угрожал! Уж это было Терри известно. Он получал фотографии, жена и дети были под колпаком. Из того, что ты говоришь, вытекает, что он сам вышел из игры и поставил родных под удар. На Терри Маккалеба, каким я его знала, это совсем не похоже.

– Может, он рассчитывал, что отводит удар. Угрозы были на самом деле адресованы ему. А если его нет, то нет и угроз.

Рейчел кивнула, но, судя по всему, я ее не убедил.

– Как бы то ни было, рассуждения твои, Гарри, очень интересны. Не могу не признать! Непонятно только, с чего ты взял, будто все это давно известно.

– Известно, известно. Взять для начата, как упорно ты отмахивалась от моих вопросов об Уильяме Бинге. Но главное – твое поведение в том доме, где мы нашли Бэкуса. Когда я навел на него пистолет, он хотел в чем-то признаться, но ты не дала, прямо рот ему заткнула. По-моему, он собирался сказать, что не убивал Терри.

– Ну да, конечно, убийца отрицает убийство. Уникальный случай.

Но в сарказме ее мне послышались оправдательные нотки.

– В этом случае – да. Поэт ведь больше не скрывался. Он вышел в люди и готов был ответить за все, что действительно совершил. Ты это понимала, потому не дала ему и рта открыть. Знала, что эту смерть он на себя не возьмет.

Рейчел отошла от перил и остановилась прямо напротив меня.

– Смотрю, Гарри, ты все рассчитал. Среди множества убийств отыскал одно маленькое самоубийство. Ну и что ты собираешься делать со своим открытием? Выйти на площадь и объявить о нем городу и миру? Единственное, чего ты добьешься, так это лишишь семью денег. Ты этого хочешь? Или надеешься, что самому что-нибудь обломится как образцовому следопыту?

На сей раз отвернулся я.

– Нет. Просто не люблю, когда мне врут.

– А-а, ясно. Дело, стало быть, не в Терри. Дело в тебе. И во мне. Так, что ли?

– Честно говоря, Рейчел, и сам не знаю.

– Ну так когда узнаешь, когда все рассчитаешь от начала и до конца, дай знать, ладно?

Внезапно она подошла ко мне вплотную и крепко поцелована в щеку.

– Счастливо оставаться, Босх. Может, как получу перевод, увидимся.

Я даже не повернулся, чтобы проводить Рейчел хоть взглядом, только прислушался, как она сердито прошагала по деревянному настилу террасы и с силой хлопнула входной дверью. Грохот ее отозвался прямо у меня в сердце. В воздухе снова просвистела все та же кувыркающаяся в полете пуля.

45

После того как Рейчел ушла, я долго еще стоял на террасе, опираясь о перила. Вряд ли нам еще предстоит увидеться, даже независимо от того, переведут ее в Лос-Анджелес или нет. Возникло чувство пустоты. Словно бы у тебя отняли что-то хорошее – еще до того, как ты понял, насколько оно было хорошо.

Я попытался прогнать мысли о Рейчел. И о Терри Маккалебе. Я любовался панорамой города и думал о том, насколько же он красив. Дождь омыл небо, и стало видно далеко-далеко, вплоть до самого Сан-Габриэля и поднимающихся за ним снежных пиков. Воздух казался таким же чистым и свежим, каким сотни лет назад дышали поселившиеся здесь монахи. Мне открывалось то, что хорошо знали они. В такие дни чувствуешь: на этой почве можно строить здание будущего!

Майкл КоннеллиЗабытое дело

Детективам, заглядывающим в бездну

Часть перваяРелигия синих[192]

Глава 1

Согласно установившейся практике и должностным инструкциям полицейского управления Лос-Анджелеса, вызов под кодом «26» требует незамедлительного ответа, одновременно нагоняя страху даже на тех, чья грудь защищена пуленепробиваемым жилетом. А все потому, что вызов способен коренным образом изменить карьеру того, кто его принял. Цифра «2» в коде означает срочность, тогда как шестерка указывает на шестой этаж Паркер-центра, откуда шеф полиции осуществляет управление.

Детектив Гарри Босх отслужил в полиции двадцать пять лет и никогда не получал прямого вызова к высшему начальству. Он вообще, если не считать церемонии вручения жетона в полицейской академии в 1972-м, ни разу не удостоился чести пожать шефу руку или поговорить с ним лично. Босх пережил семерых начальников и, разумеется, видел их на совещаниях и похоронах, но в повседневной жизни ни с одним так и не встретился. Утром того дня, на который пришлось возвращение на службу после трехгодичной отставки, звонок с кодом «26» застал Босха перед зеркалом в ванной, где он завязывал галстук. Звонил адъютант шефа. Босх не стал спрашивать, откуда у них номер его сотового, понимая, что возможности столь высокого начальства велики, почти неограниченны. Он лишь пообещал прибыть в течение часа, на что адъютант ответил, что его ждут раньше. Завязывать галстук Гарри закончил уже в машине, мчась по автостраде номер 101 со всей скоростью, какую только позволяло оживленное в этот час движение.

Ровно через двадцать четыре минуты после окончания разговора с адъютантом Босх прошел через двойные двери кабинета начальника на шестом этаже Паркер-центра. Он полагал, что установил своего рода рекорд, пусть даже и припарковался в неположенном месте на Лос-Анджелес-стрит непосредственно перед зданием полицейского управления. Если уж они знают номер его личного сотового телефона, то наверняка в курсе, каких трудов стоит добраться до центра от Голливудских холмов менее чем за полчаса.

Однако адъютант, лейтенант Хоман, вовсе не спешил поздравлять Босха с выдающимся достижением. Скользнув по нему равнодушным взглядом, он лишь указал на пластиковый диванчик, где уже сидели в ожидании вызова два человека.

– Вы опоздали, – сказал Хоман. – Садитесь.

Босх не стал протестовать, чтобы не усугублять ситуацию. Подойдя к дивану, он сел между двумя полицейскими в форме. Оба держались напряженно и были явно не расположены к общению. Босх решил, что они тоже получили срочный вызов.

Прошло десять минут. Соседей Гарри вызвали раньше, по одному, и на каждого шеф потратил примерно пять минут. Когда в кабинете был второй, Босх уловил доносящиеся из-за двери святая святых громкие голоса, а когда офицер наконец вышел, лицо его было пепельно-серым. Похоже, он как-то прокололся в глазах шефа, который, как поговаривали – кое-какие слухи доходили даже до пребывавшего в отставке Босха, – не терпел проколов со стороны подчиненных. В «Таймс» писали об одном высоком чине, пониженном в должности лишь за то, что он не уведомил начальника о происшествии с сыном некоего члена городского совета, выступавшего обычно на стороне критиков департамента. О случившемся шеф узнал только тогда, когда расстроенный папаша обратился с жалобой на незаконное задержание и грубое обращение с его отпрыском, как будто это полицейские заставили юнца выпить шесть мартини с водкой в баре «Мармаунт», а потом, по пути домой, врезаться в дерево на Малхолланд-драйв.

Наконец Хоман положил трубку и ткнул пальцем в Босха. Гарри поднялся, и его быстро провели в угловой кабинет с видом на Юнион-стейшн и прилегающее железнодорожное депо. Вид был неплохой, хотя и не самый лучший, что, впрочем, не имело значения, поскольку само здание уже попало в список намеченных к сносу. Департамент же предполагалось разместить в неких временных офисах, пока на старом месте будет построена новая штаб-квартира. Нынешнее здание рядовые копы нередко называли «стеклянным домом», имея в виду слабую защищенность хранящихся в нем тайн. Интересно, спрашивал себя Босх, как окрестят новое здание?

Начальник полиции сидел за большим письменным столом и подписывал бумаги. Не поднимая головы, он пригласил Босха садиться, а секунд через тридцать, подписав последний документ, взглянул на него. С улыбкой.

– Мне хотелось лично познакомиться с вами и поздравить с возвращением в департамент.

В голосе шефа отчетливо слышался восточный акцент. Впрочем, Босх ничего не имел против. В Лос-Анджелесе все приезжие. В этом заключалась одновременно сила и слабость города.

– Возвращаться всегда приятно, – сказал Босх.

– Вы понимаете, что оказались здесь благодаря мне.

Интонация была утвердительной.

– Да, сэр, понимаю.

– Вы также понимаете, что, прежде чем принять решение, я провел тщательную проверку. У меня были некоторые опасения по поводу… скажем так, стиля вашей работы, но в конце концов ваш талант перевесил недостатки. Можете также поблагодарить вашу напарницу, Кизмин Райдер, за предпринятые ею лоббистские усилия. Она хороший офицер, и я ей доверяю. А она верит в вас.

– Я уже поблагодарил ее, но сделаю это еще раз.

– Знаю, после вашей отставки прошло три года, и уверяю, детектив Босх, департамент, в который вы возвращаетесь, совсем не похож на тот, из которого вы ушли.

– Понимаю.

– Надеюсь. Вы знаете о согласительном декрете?

Непосредственно после выхода Босха в отставку предыдущий шеф полиции был вынужден дать согласие на ряд реформ, дабы избежать унизительного перехода полицейского управления Лос-Анджелеса под контроль федералов как следствия проведенного ФБР расследования тотальной коррупции, злоупотребления насилием и массового нарушения гражданских прав со стороны как рядовых полицейских, так и высоких чинов. Нынешнему шефу пришлось исполнять соглашение – в противном случае приказы ему отдавало бы ФБР, чего не желал никто, начиная с самого шефа и заканчивая последним копом.

– Да, я читал об этом, – сказал Босх.

– Хорошо. Рад, что вы в курсе событий. И я также рад сообщить, что – вопреки тому, что пишут о нас в «Таймс», – мы добились огромного прогресса и желаем продолжать движение в этом направлении. Мы также предпринимаем усилия по технической модернизации департамента. Мы делаем много хорошего и не допустим возвращения к прежним методам, что привело бы к падению доверия к нам со стороны общественности. Вы понимаете, о чем я?

– Наверное.

– Ваше возвращение сюда еще не гарантировано. Мы даем вам год испытательного срока. Так что считайте себя новобранцем. Старейшим из новичков. Я одобрил ваше возвращение, но я же могу и уволить вас в любой момент и без объяснения причин. Не давайте мне повода.

Босх промолчал, решив, что ответа от него и не ждут.

– В пятницу мы выпускаем новых кадетов. Я хочу, чтобы вы были в академии и присутствовали при этом.

– Сэр?

– Да, я хочу, чтобы вы были там. Хочу, чтобы вы увидели лица наших выпускников, преданность в их глазах. Хочу, чтобы вы заново осмыслили традиции департамента. Думаю, это пойдет вам на пользу, поможет многое переосмыслить и проникнуться духом истинных традиций.

– Раз вы хотите, чтобы я там был, я там буду.

– Хорошо. Увидимся в академии. Вам отведут место в VIP-ложе как моему гостю.

Он сделал пометку насчет приглашения на листке рядом с ежедневником, потом отложил ручку и, подняв руку, нацелил на Босха указательный палец. Взгляд шефа стал жестким.

– Слушайте меня, Босх. Не преступайте закон. Даже для того, чтобы утвердить закон, не преступайте его. Делайте свою работу так, как это определено положением, и с состраданием к людям. Другого я не потерплю и не приму. Этот город не примет другого. Договорились?

– Договорились.

– Тогда мы сработаемся.

Босх понял, что разговор закончен, и встал. К его удивлению, шеф тоже поднялся и протянул руку. Поняв жест как приглашение к рукопожатию, Босх протянул свою. Шеф положил что-то ему на ладонь. Гарри опустил глаза – золотой полицейский жетон. С его старым номером. Оказывается, его никому не отдали. Босх едва не улыбнулся.

– Носите с достоинством и гордостью, – сказал шеф.

– Да.

Вот теперь настал момент пожать друг другу руки. Только шеф при этом не улыбался.

– Хор забытых голосов, – сказал он.

– Извините, сэр?

– Так мне это представляется, когда я думаю о делах, хранящихся в отделе нераскрытых преступлений. Наш величайший позор. Каждое дело – голос. Каждое – камень, брошенный в воду. Круги идут и идут, через время, через людей. Через семьи, друзей, соседей. Можем ли мы называть себя городом, когда вокруг столько кругов, столько забытых нами голосов?

Босх отпустил его руку и ничего не сказал. Ответа на этот вопрос просто не было.

– Придя в департамент, я изменил название отдела. Его называли отделом забытых дел. Теперь он называется отделом заново открытых дел.

– Понимаю.

– Тогда идите и работайте. Займитесь ими и докопайтесь до истины. Такова ваша задача. Вы это умеете. Поэтому мы и нуждаемся в вас. Поэтому вы здесь. Поэтому я и даю вам шанс и беру на себя ответственность. Покажите всем, что мы ничего не забываем. Покажите всем, что в Лос-Анджелесе нет забытых дел.

– Да, сэр.

Он вышел, а начальник полиции так и остался стоять, будто вслушиваясь в те, несмолкающие, голоса. Босх и сам слышал их. Сейчас он подумал, что, пожалуй, впервые за все время по-настоящему понял человека, стоящего над ним, на самом верху. В армии говорят, что, идя в бой, ты должен быть готов не только драться, но и, если потребуется, умереть за тех, кто послал тебя туда. В сумрачных джунглях Вьетнама Босх никогда не чувствовал этого. Там он был одиночкой, дрался только за себя, только ради того, чтобы остаться в живых. Позднее, работая в полиции, Босх чувствовал то же самое, а иногда ему даже казалось, что он дерется вопреки тем, кто сидит наверху.

Может, теперь что-то изменится.

В коридоре Босх поймал себя на том, что нажимает на кнопку вызова лифта сильнее обычного, и понял, что это из-за волнения, из-за бурлящей в нем энергии. Хор забытых голосов. Похоже, начальник полиции знал, о чем поют эти голоса. Сам Босх знал это давно. Их песню он слышал едва ли не всю свою жизнь.

Глава 2

Босх спустился на лифте всего на один пролет, с шестого на пятый этаж. Здешняя территория тоже была ему в новинку. Когда-то пятый этаж находился целиком в ведении гражданских. Здесь размещались административные офисы нижнего и среднего звена, большую часть сотрудников которых составляли штатские: аналитики, бухгалтеры и прочие бумагомаратели. Те, кто не принимал присягу. Прежде у Гарри никогда не возникало необходимости появляться здесь. Он и не появлялся.

Какие-либо указатели, которые могли бы послужить ориентиром в лабиринте коридоров, отсутствовали. Бывают такие этажи, где каждый, выходя из лифта, уже точно знает, куда именно идти. Босх не принадлежал к числу этих счастливых людей. Своим расположением коридоры напоминали букву «Н», и он дважды ошибся, прежде чем отыскал дверь с номером 503. Больше на двери ничего не было. Прежде чем войти, Босх постоял, раздумывая над тем, чем предстоит заниматься и что его ждет. Он знал, что все делает правильно. На мгновение ему даже показалось, что из-за двери доносятся те самые голоса. Все восемь тысяч.

Киз Райдер сидела на столе со стаканчиком дымящегося кофе. Стол выглядел так, как выглядят обычно столы в приемных, но Босх, уже не раз звонивший сюда, знал – приемной на этаже нет. Департамент просто не мог позволить себе такую роскошь. Райдер подняла руку, посмотрела на часы и покачала головой.

– Мы вроде бы договаривались на восемь. Так-то собираешься работать, напарник? Приходить когда захочется, да?

Босх тоже посмотрел на часы. Они показывали пять минут девятого. Он перевел взгляд на Киз и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

– Теперь наше место здесь.

Райдер была невысокого роста и носила на себе пару лишних фунтов. В коротких волосах уже мелькала седина. Кожа у нее была необыкновенно черная, отчего улыбка казалась еще ослепительнее. Кизмин слезла со стола и протянула Босху второй стаканчик, прятавшийся прежде за ее спиной.

– Посмотрим, так ли все сделала.

Босх сделал глоток и одобрительно кивнул:

– Все правильно, черный. Мне и напарники больше черные нравятся.

– Насмешил. Надо записать.

Она провела его в казавшийся пустым офис. Помещение было большое, даже принимая во внимание то, что в нем работали девять следователей – четыре группы и начальник отдела. Стены покрашены бледно-голубой краской того оттенка, который Босх часто видел на мониторах компьютеров. На полу – серое покрытие. Окна отсутствовали. В тех местах, где они могли бы быть, красовались взятые в аккуратные рамочки фотографии с мест преступлений прошлых лет и доска объявлений. Босх знал, что, делая черно-белые снимки, фотографы нередко отступают от клинической точности и простоты в пользу присущего им в разной степени профессионального артистизма. Упор часто делался на настроение и тени, в которых терялись немаловажные детали. Райдер как будто почувствовала, что он рассматривает фотографии.

– Говорят, снимки для офиса отбирал писатель, Джеймс Эллрой. Он же и рамочками занимался.

Обогнув перегородку, делившую помещение надвое, Кизмин показала ему закуток с двумя серыми металлическими столами, стоявшими впритык, так что детективы волей-неволей сидели лицом друг к другу.

Киз поставила стаканчик на свой стол, на котором уже высилась стопка папок. Там же стояла кофейная чашка, битком набитая карандашами и ручками, и рамка, повернутая таким образом, чтобы фотография в ней оставалась не видна. Рядом гудел включенный ноутбук. Райдер перешла на новое место неделей раньше, пока Босх проходил медицинское обследование и заполнял бумаги, необходимые для возвращения на работу.

Второй стол, чистый и пустой, ждал его. Гарри сел на стул и поставил стаканчик. Рот сам растягивался в улыбку, и ему с трудом удавалось сохранять серьезный вид.

– С возвращением, Рой, – сказала Киз.

Босх не выдержал и улыбнулся, подумав, как приятно, когда тебя снова называют Роем. Многие из детективов отдела убийств помнили и соблюдали эту традицию. Много лет назад в голливудском отделе департамента работал человек по имени Рассел Кастер. Профессионал до мозга костей, через руки которого прошли десятки начинающих. В 1990-м Кастера убили в банальной перестрелке, когда он возвращался после смены домой. Но традиция называть друг друга Рой – независимо от настоящего имени – так и осталась. Почему Рой – этого уже никто толком не помнил. Одни утверждали, что так звали напарника Кастера, которому очень нравился Рой Экафф.[193] Другие утверждали, что Кастеру нравилось, когда коп действует в манере Роя Роджерса,[194] парня в белой шляпе, всегда готового прийти на помощь и восстановить справедливость. Впрочем, это уже не имело значения. Босх просто считал честью для себя зваться Роем.

Он сел. Стул оказался старый, сиденье комковатое, так что боль в спине была гарантирована. Босх надеялся, что просиживать штаны не придется. Всю свою карьеру ему пришлось жить под девизом: «Не просиживай штаны – стучи в двери». Вряд ли за время его отсутствия это правило изменилось.

– Где все?

– Завтракают. Совсем забыла. На прошлой неделе мне сказали, что по понедельникам все обычно приходят пораньше и встречаются за завтраком. Ходят в «Пасифик». Вспомнила только сегодня, когда пришла и никого не застала. Ничего, скоро вернутся.

Вагон-ресторан «Пасифик» давно пользовался популярностью у высших чинов полицейского управления Лос-Анджелеса и детективов отдела убийств и ограблений. Босх знал не только это, но и кое-что еще.

– Двенадцать баксов за яичницу. Похоже, здесь внеурочные оплачиваются дополнительно.

Райдер улыбнулась и кивнула:

– Так и есть. Но ты все равно не успел бы управиться со своей яичницей. Полетел бы к шефу.

– Ты и об этом слышала?

– Держу ушки на макушке. Жетон получил?

– Да.

– Я сказала ему, какой номер ты хотел бы иметь. Тот?

– Да, Киз, спасибо. Спасибо за все.

– Ты меня уже поблагодарил. Не надо повторяться.

Босх кивнул и огляделся. На стене за спиной Райдер висела фотография, запечатлевшая двух детективов у тела, лежавшего на сухом бетонном дне реки Лос-Анджелес. Судя по шляпам, дело было в начале пятидесятых.

– С чего начнем?

– Все дела разделены на несколько блоков с временным периодом в три года. Начинаем с самого раннего и идем по порядку. Говорят, с эпохой лучше знакомишься. К тому же помогает идентифицировать серийных убийц. За два года нашли четверых, о которых никто ничего и не знал.

Босх понимающе кивнул.

– Какие годы у нас?

– У каждой группы четыре-пять блоков. Мы новенькие, так что нам досталось четыре. – Она выдвинула средний ящик стола, достала листок и протянула Босху.

Босх/Райдер

1966 1972 1987 1996

1967 1973 1988 1997

1968 1974 1989 1998

Он внимательно просмотрел список порученных дел. Те, что вошли в первый блок, приходились на тот период, когда его не было в городе, и на время службы во Вьетнаме.

– Лето любви. Я его пропустил. Может, поэтому у меня все не так.

Босх сказал это просто так, чтобы что-то сказать. Второй блок начинался с 1972-го – года, когда он пришел в полицию. На второй день, когда они были в патруле, позвонили из Вермонта. Женщина попросила полицию проверить ее мать, которая не отвечала на звонки. Босх обнаружил ее в ванне, утопленную, с руками, связанными собачьими поводками. Вместе с ней в ванной лежала и мертвая собачка. Интересно, может быть, сейчас ему достанется то, так и оставшееся нераскрытым, убийство.

– Почему мы получили именно эти годы?

– Они перешли к нам от других групп. Ребят немного разгрузили. А вообще-то начали издалека. Я слышала в пятницу, что нам подбросили один горячий «висяк» от восемьдесят восьмого. С него сегодня и начнем. Такой вот подарок по случаю возвращения.

– Что значит горячий «висяк»?

– Это когда обнаруживается совпадение по ДНК, или компьютер выдает что-то новенькое, или министерство юстиции просто тычет пальцем наугад.

– В нашем случае?

– Кажется, совпадение по ДНК. Скоро узнаем.

– А на прошлой неделе тебе ничего не сказали? Я бы мог просмотреть материалы за уик-энд.

– Знаю, что мог бы, Гарри. Но дело старое, так что спешить особенно некуда. В этом отделе работают немного по-другому.

– Да? И как же?

Райдер раздраженно посмотрела на него, но ответить не успела – дверь открылась, и офис стал заполняться людьми. Райдер вышла из закутка. Босх последовал за ней. Она представила его остальным сотрудникам отдела. Двух детективов, Тима Марсию и Рика Джексона, Гарри знал по прошлой работе. Две другие группы составляли Роберт Реннер с Виктором Роблето и Кевин Робинсон с Джин Норд. Их, как и Альберта Пратта, начальника отдела, Босх знал только понаслышке. Каждый считался следователем высокого класса.

Встретили его радушно, но не шумно, немного сдержанно. Босх понимал, что к нему, возможно, относятся настороженно и даже с подозрением. На место в отделе претендовали многие детективы, и тот факт, что оно досталось человеку, вернувшемуся на службу после трехлетней отставки, вызывал вопросы. Понимал Босх и то, что – как напомнил шеф – своим назначением обязан в первую очередь Киз. Последнее время она находилась в штате начальника полиция в должности аналитика. Все плюсы, которые давала приближенность к шефу, Киз променяла на возможность работать с «возвращенцем» в отделе заново открытых дел.

После всех рукопожатий Пратт пригласил Босха и Райдер в свой кабинет для отдельного разговора. Он сел за стол, а они устроились рядышком на стульях. Для какой-либо другой мебели в похожей на чулан комнате места не хватило.

Пратт был на несколько лет моложе Босха и еще только приближался к пятидесяти. Он держал себя в форме и вообще берег честь мундира высоко задиравшего нос отдела убийств и ограблений, составной частью которого и являлось его подразделение. Впрочем, иначе и быть не могло. ОГУ брал на себя расследование большинства тяжких преступлений. Босх знал, что если ты сам не считаешь себя хитрее, умнее и круче тех, за кем охотишься, то попал не на свое место.

– Вообще-то я бы разделил вас двоих, – начал Пратт. – Дал бы вам поработать с теми, кто здесь давно, у кого есть опыт, потому что работа в нашем отделе имеет определенную специфику и отличается от того, чем вы занимались прежде. Но мне позвонили с шестого этажа, и я не стал возражать. Кроме того, насколько я понимаю, вместе у вас очень даже неплохо получалось. Забудьте о том, что я хотел сделать, и позвольте рассказать, как мы работаем с нераскрытыми делами. Знаю, Киз, вы уже прослушали эту речь на прошлой неделе, но придется немного потерпеть, хорошо?

– Конечно.

– Во-первых, забудьте такой термин, как «забытое дело». Это чушь. Выдумка прессы. Измышление. Шутка. Гнусная ложь. Мы здесь занимаемся тем, что находим ответы. Все, точка. Не позволяйте себе заблуждаться относительно этого. Не вводите в заблуждение членов семей, с которыми вы работаете по делу, и не давайте им сбить вас с толку.

Он взял паузу, ожидая реакции, но ее не последовало. На стене висела фотография мужчины, лежавшего на полу в изрешеченной пулями телефонной будке. Босх подумал, что такие телефонные будки можно увидеть разве что в старых картинах, которые крутят в «Фармерс маркет» или «Филиппе».

– Другого отдела, который занимался бы столь благородным делом, в этом здании не найти, – продолжил Пратт. – Город, забывающий своих мертвецов, жертв убийств, – пропащий город. Здесь их не забывают. Мы те, кого выпускают на поле и конце игры, на последней подаче, чтобы выиграть или проиграть. Мы те, кто подводит черту, ставит точку. Если не сможем мы, не сможет никто. Если мы лепим мимо, игра заканчивается, потому что это последний шанс. Да, численный перевес не на нашей стороне. У нас восемь тысяч нераскрытых дел, начиная с шестидесятого. Но нас это не пугает. Даже если весь отдел доводит до конца лишь одно дело в месяц – двенадцать в год, – все равно это что-то. Мы – замыкающие. Мы – вершители. Если вы занимаетесь убийствами – ваше место здесь.

Речь произвела впечатление. В глазах Пратта Босх видел искренность и боль, в голосе слышал пыл неравнодушия. Он кивнул. Он сразу понял, что хочет работать с этим человеком. Такое в департаменте случалось нечасто.

– У вас обоих большой опыт работы. Здесь вы обнаружите одно отличие: ваше отношение к делу.

– Отношение?

– Да, отношение. Со свежими убийствами работают по-другому. Там у вас есть тело, есть результаты вскрытия, вы сообщаете новость родным. Здесь мы занимаемся теми, кто давно мертв. Ни вскрытия, ни следов на месте преступления, ни горячих еще улик. Только уголовное дело – если найдете – и архивные материалы. Вы идете к родным – поверьте, идти к ним лучше только тогда, когда вы уже готовы, – и видите людей, которые уже испытали шок и либо нашли средства преодолеть его, либо не нашли их. Вам будет тяжело. Надеюсь, вы понимаете, за что беретесь.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Босх.

– Свежее убийство – клинический случай, потому что вас подгоняет время. Со старым – проблема в эмоциональной сфере. Вы увидите отпечаток насилия на тех, кто его пережил. Будьте готовы.

Пратт передвинул на середину стола толстую синюю папку в переплете и начал подталкивать к ним, но остановился.

– И еще к одному вам нужно быть готовыми. Не рассчитывайте на то, что найдете все материалы по делу. Не рассчитывайте на то, что обнаружите в архиве вещественные доказательства – их могли уничтожить, они могли пропасть. Рассчитывайте на то, что в некоторых случаях начинать придется с нуля. Наш отдел сформировали два года назад. Первые восемь месяцев ушли на проверку журналов регистрации и отбор незакрытых дел. Мы прошли все круги системы, но постоянно наталкивались на препятствия, главное из которых – неполнота материалов. Порой у нас опускались руки. Вы знаете, что на дела по убийствам нет ограничения по срокам хранения, однако каждый раз мы сталкиваемся с тем, что в период руководства по крайней мере одной администрации шло рутинное уничтожение вещественных улик и даже следственных материалов. Я хочу, чтобы вы поняли – в некоторых случаях самой большой помехой становится сам департамент.

– Я слышал, что в одном из наших дел открылись новые обстоятельства, – сказал Босх. Того, что они услышали, было вполне достаточно – ему не терпелось сдвинуться с мертвой точки.

– Да, есть такое, – подтвердил Пратт. – Сейчас мы к этому перейдем. Сначала позвольте закончить. В конце концов, мне не часто удается произносить речи. Короче говоря, мы пытаемся применить к старым делам новые технологии, новые методики. Есть три главных направления: ДНК, отпечатки и баллистика. На всех трех в последние десять лет достигнут феноменальный прогресс. Проблема департамента в том, что эти достижения не применялись к старым делам. Как следствие такого упущения мы имеем примерно две тысячи дел, в которых никогда не проводился анализ ДНК. С шестидесятых у нас скопилось четыре тысячи дел с отпечатками, которые никогда не прогонялись через компьютер. Независимо от того, чей это компьютер – наш, ФБР, министерства юстиции или какой-то другой службы. Можно было бы посмеяться, если бы все это не было так чертовски печально. То же самое и с баллистикой. По большинству дел мы имеем вещественные улики, но они просто игнорируются.

Босх покачал головой. Он уже ощущал разочарование родственников погибших, видящих, как преступления против их близких заметает пороша времени, безразличия и некомпетентности.

– Вы увидите, что технологии сейчас совсем другие. Сегодняшний полицейский оснащен гораздо лучше, чем его собрат в шестидесятые или семидесятые. И даже восьмидесятые. Поэтому, прежде чем переходить к вещественным уликам и браться за дело заново, вспомните, что кажущееся очевидным сегодня не было столь очевидным во время убийства.

Пратт кивнул. Речь состоялась.

– Теперь что касается нашего дела. – Он решительно толкнул полинявшую синюю папку через стол. – Займитесь им. Оно ваше. Закройте его и отправьте кого-нибудь за решетку.

Глава 3

Выйдя из кабинета Пратта, они решили, что Босху неплохо бы сходить за свежим кофе, пока Райдер начнет знакомиться с материалами. Оба знали по прошлому опыту, что она читает быстрее, а делить папку пополам не имело смысла. Чтобы представить ход дела в линейной последовательности, так, как все случилось и было задокументировано, требовалось изучить материалы от начала до конца.

Босх сказал, что дает Кизмин шанс оторваться на старте и выпьет кофе в кафетерии. За время отставки он успел по нему соскучиться. Не по кофе, по кафетерию.

– Ну, тогда у меня есть пара минут, чтобы прогуляться по коридору, – ответила Райдер.

Она отправилась в дамскую комнату, а Босх взял со стола листок с датами доставшихся им дел и положил в карман пиджака. Потом вышел из офиса и, спустившись на третий этаж, направился к кабинету капитана отдела убийств и ограблений.

Помещение состояло из двух комнат, одна из которых служила собственно кабинетом, а во второй детективы обсуждали ход расследования. Здесь стоял длинный стол, а на двух стенах висели полки с юридической литературой и каталогами зарегистрированных в городе убийств. Каждое из случившихся в Лос-Анджелесе более чем за сто лет убийств записывалось в специальный журнал с кожаным переплетом. Когда какое-то из них раскрывалось, в журнале делали соответствующую пометку, благодаря чему любой детектив мог легко узнать, закрыто ли дело или нет.

Босх провел пальцем по потертым корешкам. На каждом журнале имелись простая надпись – «Убийства» – и даты. В первых журналах хватало иногда места для убийств за несколько лет, но к восьмидесятым их совершалось уже так много, что в каждом журнале помещались записи только за один год. Босх заметил, что 1988-й даже поделен на два тома. Теперь он понял, почему именно им, новичкам в отделе, достался этот год – большое число убийств означало также и высокий процент незакрытых дел.

Палец дошел до журнала за 1972-й. Босх вынул его и сел за стол. Он перелистывал страницы, не читая, лишь бегло просматривая записи и слушая голоса. Нашел дело об утопленной в собственной ванне старушке. Преступление так и не было раскрыто. Босх просмотрел журналы за 1973-й и 1974-й, потом пролистал том, включавший в себя сразу три года, с 1966 по 1968-й. Он прочитал об убийстве Чарлза Мэнсона и Роберта Кеннеди. О людях, имен которых никогда не слышал и не знал. О тех, у кого отобрали все, что было, и все, что могло бы быть. О тех, у кого отняли даже имена.

Читая эти каталоги городских ужасов, Босх ощущал, как в нем просыпается и расходится по венам знакомая сила. Он приступил к работе всего лишь час назад, а уже преследовал убийцу. Для него не имело значения, как давно пролилась кровь. Ветер принес запах убийцы, и Босх уже шел к нему. Словно блудный сын, он понимал, чувствовал, что вернулся на свое место. Он снова принял крещение в водах единственно верной церкви – церкви синей религии. И знал, что обретет спасение в тех, кто давно покинул этот мир, в этих затертых, с морщинистыми корешками библиях, где умершие выстроены рядами и где на каждой странице призраки.

– Гарри Босх!

Босх захлопнул книгу и поднял голову. У открытой двери второй комнаты стоял хозяин кабинета, капитан Габи Норона.

– Здравствуйте, капитан.

– С возвращением и добро пожаловать! – Норона подошел к Босху и с жаром пожал протянутую руку.

– Возвращаться всегда приятно.

– Вижу, вы уже взялись за дело.

Босх кивнул:

– Вроде как знакомлюсь.

– Новая надежда для мертвых. Гарри Босх снова идет по следу.

Босх ничего не сказал, потому что не понял, иронизирует капитан или нет.

– Читал книжку с таким названием, – пояснил Норона.

– Да?

– Что ж, удачи вам. Ловите мерзавцев – и за решетку.

– Этим и займусь.

Капитан еще раз пожал ему руку и вернулся в кабинет.

Момент святого причастия был испорчен. Босх поднялся и начал ставить каталоги на место, а закончив, вышел из офиса и отправился в кафетерий.

Глава 4

Киз Райдер дошла уже до середины, когда Босх вернулся со свежим кофе. Она забрала у него стаканчик.

– Спасибо. Срочно надо подзарядиться, чтобы не уснуть.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что перебирать бумажки в офисе шефа было интереснее?

– Нет, не в том дело. Просто чтение утомляет, притупляет внимание. Сам понимаешь, нам надо знать все, все детали, ничего не упустить, а для этого нужен острый глаз.

Босх заметил, что рядом с папкой уже лежит раскрытый служебный блокнот, верхняя страница которого испещрена пометками. Что написано, прочитать было невозможно, но почти каждая строчка заканчивалась вопросительным знаком.

– К тому же, – добавила Райдер, – я сейчас задействую совсем другие мышцы. Те, что были не нужны на шестом этаже.

– Понял. Ничего, если я начну прямо за тобой?

– Пожалуйста.

Она развела кольца переплета, вытащила стопку документов толщиной в пару дюймов и передала их Босху.

Он уселся за свой стол.

– Послушай, у тебя не найдется запасного блокнота? А то у меня только записная книжка.

Райдер преувеличенно тяжело вздохнула. Босх знал, что на самом деле она счастлива снова работать вместе. Последние два года ей пришлось заниматься аналитикой для нового шефа, готовить отчеты и докладные записки. То не было настоящей полицейской работой, в которой лучше всего проявлялись способности и таланты Киз. Сейчас она вернулась к настоящей.

– Держи. – Она подтолкнула к нему блокнот. – Ручку тоже дать?

– Спасибо, у меня есть.

Босх пододвинул к себе документы и принялся за чтение. Кофе был ему не нужен – заряда вполне хватало.

На первой странице дела он обнаружил цветную фотографию в пластиковой обложке. Снимок был сделан для школьного ежегодника, и с него на Босха смотрела симпатичная девушка с миндалевидными глазами, казавшимися поразительно зелеными на фоне смуглой кожи. Мелко завитые каштановые волосы, поймавшие вспышку камеры, выглядели почти как у натуральной блондинки. Глаза у нее были лучистые, а улыбка открытая и естественная. Улыбка, которая намекала, что она знает то, чего не знают другие. Красивой Босх бы ее не назвал. Черты словно состязались друг с другом, и лицо еще не оформилось окончательно. Но он знал, что подростковая неуклюжесть часто проходит, разглаживается и превращается в красоту уже позднее.

Только вот у шестнадцатилетней Бекки Верлорен этого «позднее» не было. 1988-й стал ее последним годом. Годом, когда ее убили.

Бекки, как звали ее родители и друзья, была единственным ребенком Роберта и Мюриель Верлорен. Мюриель занималась домом. Роберт был шеф-поваром и владельцем популярного в Малибу ресторана «Айленд-хаус гриль». Они жили на Ред-Меса, чуть в стороне от Санта-Сусана-Пасс-роуд, в Чатсуорте, что в северо-западном углу буйно разросшегося образования под названием Лос-Анджелес. Задняя часть их двора примыкала к лесистому склону горы, поднимавшейся над Чатсуортом и служившей северо-западной границей города.

В то лето Бекки только что окончила второй класс подготовительной школы Хиллсайд. Это было частное учебное заведение, где она считалась одной из лучших учениц, а ее мать помогала в кафетерии и часто приносила на ленч разные вкусности из ресторана мужа.

Утром 6 июля 1988 года Верлорены обнаружили, что дочери нет дома. Задняя дверь была открыта, хотя они точно знали, что запирали ее накануне вечером. Предположив, что девушка могла отправиться на утреннюю прогулку, они прождали ее два часа, но она так и не вернулась. В тот день Бекки должна была поехать в ресторан с отцом, чтобы отработать несколько часов в качестве помощницы хостессы, но безнадежно опаздывала. Пока мать обзванивала подруг дочери, отец поднялся по склону. Поиски не дали результата, и тогда не на шутку встревожившиеся родители решили, что пора звонить в полицию.

По вызову прибыли патрульные из девонширского отделения. Никаких признаков взлома они не обнаружили. Учитывая это, а также тот факт, что Бекки принадлежала к возрастной группе, в которой побег из дому явление совсем не редкое, случившееся рассматривали именно под таким углом, ограничившись рутинной процедурой проверки. Полиция не приняла во внимание протесты родителей, не веривших в то, что их дочь сбежала или вообще покинула дом по собственной воле.

Правота родителей подтвердилась самым ужасным образом спустя два дня, когда разлагающееся тело девушки нашли у поваленного дерева примерно в десяти ярдах от пешеходной дорожки на склоне горы. Женщина, совершавшая конную прогулку, свернула с тропинки, чтобы выяснить причину неприятного запаха, и наткнулась па труп. Всадница, может быть, и не обратила бы внимания на зловоние, но еще раньше видела расклеенные на телефонных столбах объявления о розыске пропавшей без вести школьницы.

Бекки Верлорен умерла менее чем в четверти мили от своего дома. Вполне возможно, что ее отец, поднимаясь и спускаясь по склону, прошел в нескольких ярдах или даже футах от тела дочери. Но в то злосчастное утро никакого запаха еще не было.

Босх и сам был отцом маленькой девочки. И хотя жила она далеко от него вместе со своей матерью, он не забывал о ней никогда. Сейчас Босх думал о том, что чувствовал отец, взбираясь на гору, останавливаясь и окликая дочь, которая так и не вернулась.

Он постарался сосредоточиться.

Жертве выстрелили в грудь один раз. Орудие убийства, полуавтоматический «кольт» сорок пятого калибра, лежал под листьями у ее левой коленки. Рассматривая фотографии с места преступления, Босх увидел на светло-голубом ночном халате то, что походило на ожог от контактного выстрела. Входное отверстие находилось непосредственно над сердцем, и он знал, что смерть, учитывая калибр оружия и размер раны, была, по всей вероятности, мгновенной. Пуля просто разорвала сердце.

Босх долго рассматривал снимки, зафиксировавшие положение тела. Руки жертвы не были связаны. Во рту не было кляпа. Она лежала лицом к стволу упавшего дерева. Никаких признаков ран и повреждений, которые могли бы быть получены при попытке сопротивления. Никаких следов сексуального или какого-либо другого насилия.

Первый просчет полиции, когда исчезновение девушки было сочтено побегом, усугубился вторым, ошибочным выводом по результатам осмотра места смерти. В качестве основной следователи выдвинули версию о самоубийстве. Результатом стало то, что дело передали местным детективам, причем тем самым, которые приезжали в дом Верлоренов по вызову в день исчезновения Бекки, – Рональду Грину и Артуро Гарсии. В то время, впрочем, как и теперь, девонширское отделение считалось самым тихим и спокойным в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Большой «спальный» район, с высокими ценами на недвижимость, населенный преимущественно представителями высшего среднего класса, Девоншир всегда отличался низким уровнем преступности. В полиции его называли «клубом отдыха». От желающих перевестись туда не было отбою. К тому же Девоншир примыкал к Сими-Вэлли, спокойному, практически свободному от преступности району округа Вентура, где жили сотни отставных офицеров. Получить место в «клубе отдыха» считалось большой удачей.

Читая отчеты, Босх держал это все в уме. Он знал, что, помимо прочего, ему предстоит оценить работу Грина и Гарсии, определить, сделали ли они все, что могли, и могли ли сделать больше. Он не сталкивался ни с одним, ни с другим и даже не слышал о них, а следовательно, не представлял, на что они способны. В самом начале полицейские допустили ошибку, приняв убийство за самоубийство. С другой стороны, если судить по отчетам, следователи быстро исправились. Отчеты были хорошо написаны, тщательно составлены и достаточно полны. Везде, где только можно, они, не ограничиваясь очевидным и обязательным, предпринимали дополнительные усилия.

Однако Босх знал и то, что любой документ можно составить таким образом, чтобы он давал правильное представление, и что правда обнаружит себя позже, когда он углубится в собственное расследование. Между тем, что написано, и тем, что не написано, большая разница.

Согласно материалам дела, Грин и Гарсия быстро изменили направление следствия после проведенного вскрытия и анализа найденного рядом с телом оружия. Версия самоубийства была отброшена, теперь речь шла об убийстве, замаскированном под самоубийство.

Босх перешел к изучению результатов вскрытия. За время службы он прочел тысячи протоколов и сам сотни раз наблюдал за процедурой аутопсии. Бегло просмотрев ту часть протокола, где содержались описания и перечислялись параметры жертвы и технические детали, он задержался на заключении и фотографиях. Как и следовало ожидать, причиной смерти называлось огнестрельное ранение в грудь. Приблизительное время смерти – между полуночью и двумя часами ночи 6 июля.

Сюрпризы начались потом. Ребекка Верлорен носила длинные волосы. При осмотре тела у основания шеи, с правой стороны, судмедэксперт обнаружил маленькое круглое пятно от ожога размером с пуговицу от рубашки. В двух дюймах от него находилось второе ожоговое пятно, но гораздо меньше. Высокое содержание лейкоцитов в крови возле этих ран свидетельствовало о том, что они были нанесены незадолго до смерти, но не непосредственно перед ней.

Вывод судмедэксперта звучал так: ожоги причинены в результате применения электрошокера, специального приспособления, выстреливающего мощный электрический разряд. Жертва теряет сознание или способность сопротивляться на несколько минут или дольше – в зависимости от мощности разряда. Обычно после электрошокера на теле остаются крохотные, почти неразличимые отметки, указывающие на точки приложения контактов. Однако если держать электрошокер неровно, образующаяся дуга часто оставляет на коже ожог, похожий на тот, что обнаружили на шее Бекки Верлорен.

В протоколе также говорилось, что при осмотре подошв ног жертвы не было найдено ни комочков земли, ни листьев, ни какого-либо другого мусора. Отсутствовали порезы и синяки, которые наверняка остались бы, если бы девушка прошла ночью босиком по склону горы.

Босх задумался. Теперь ему уже стало ясно, какую еще ошибку совершили Грин и Гарсия. Подошвы следовало осмотреть еще на месте обнаружения тела, тогда они сразу бы поняли, что имеют дело не с самоубийством. Просмотрев очевидное, они потеряли два дня уик-энда, дожидаясь результатов вскрытия. Это да еще два потерянных дня, когда полиция не занималась поисками пропавшей девушки, считая, что она сбежала, не лучшим образом сказались на ходе расследования. Сомнений не оставалось: полиция с самого начала действовала медленно и неумело, потеряв в результате четыре дня. Теперь Босх понимал, как сильно виноват департамент перед Ребеккой Верлорен.

В отчете о вскрытии приводились и результаты порохового теста. Следы пороха были найдены на правой руке жертвы, но их не оказалось на левой. И хотя Бекки была правшой, Босх мгновенно понял: результаты ясно указывают на то, что из «кольта» в нее стрелял кто-то другой. Опыт, даже самый небольшой, и здравый смысл должны были подсказать следователям, что девушка не могла удержать тяжелый пистолет, точно направить его в грудь и спустить курок одной рукой. Она обязательно взяла бы его двумя. И тогда тест показал бы наличие пороха на обеих руках.

Был в протоколе вскрытия и еще один примечательный пункт. Обследование показало, что жертва была сексуально активна, а рубцы на стенках матки указывали на гинекологическое вмешательство с целью прерывания беременности. По мнению проводившего вскрытие заместителя коронера, это случилось за четыре – шесть недель до смерти.

После аутопсии Грин и Гарсия составили первый отчетный доклад. Смерть в нем классифицировалась как убийство. Согласно их версии, кто-то проник в комнату девушки, когда она спала, применил электрошокер, а потом вынес из дому. Ее перенесли на склон горы, к поваленному дереву, где и произошло убийство, неумело замаскированное под самоубийство. Детективы не исключали, что последнее решение убийца принял в спешке, уже на месте преступления. Доклад был составлен в понедельник, 11 июля, то есть через пять дней после того, как тело Ребекки Верлорен нашли на горном склоне.

Босх перешел к отчету по баллистической экспертизе. Хотя вскрытие уже предъявило убедительные доказательства убийства, замаскированного под самоубийство, осмотр оружия и тесты дали дальнейшие подтверждения новой версии.

На оружии были найдены только отпечатки пальцев правой руки Бекки Верлорен. Факт отсутствия отпечатков левой руки и каких-либо смазанных отпечатков вообще указывал на то, что пистолет сначала тщательно вытерли, а уже потом вложили в руку Бекки, направили ей в грудь и выстрелили. Скорее всего во время всех этих манипуляций жертва была без сознания.

Выброшенную при выстреле гильзу нашли в шести футах от тела. На ней тоже не было никаких отпечатков – следовательно, оружие заряжали в перчатках. Самую интересную улику следствие получило при изучении пистолета. Точнее, ее нашли внутри его. Оружие представляло собой модель «Марк IV» восьмидесятой серии и было изготовлено «Кольтом» в 1986-м, за два года до убийства. Характерной деталью этого оружия, выпускаемого в различных модификациях на протяжении почти сотни лет, является длинный курок, который, особенно если пистолетом пользуется неопытный человек, может оставлять на руке небольшую ранку, так называемую татуировку. Происходит это обычно в том случае, когда стрелок берет «кольт» двумя руками и верхняя сдвигается слишком близко к спусковому крючку. При выстреле затвор автоматически идет назад, а возвращаясь в исходное положение, прижимает кожу на руке стрелка, чаще всего между большим и указательным пальцами. Сорванный кусочек кожи может даже попасть внутрь пистолета. Так как происходит все в долю секунды, новичок обычно и не понимает, что же это его «укусило».

Именно это случилось при выстреле в Бекки Верлорен. Разобрав оружие, эксперт обнаружил кусочек кожной ткани и засохшую кровь. Тот, кто осматривал пистолет снаружи и вытирал его, ничего не заметил.

Грин и Гарсия, разумеется, не оставили этот факт без внимания и дали ему свое объяснение. По их мнению, убийца в момент выстрела сжимал руку Бекки своей. Поэтому «татуировка» осталась на его руке, а не на руке девушки.

Босх отметил, что детективы в своем отчетном докладе не упомянули о другой возможности. Кровь и кусочек кожи могли попасть в пистолет раньше, еще до убийства, и затвор, следовательно, мог «татуировать» кого-то другого.

Так или иначе, кожу и кровь отправили на анализ. К тому времени следователи уже знали, что на руках Бекки никаких повреждений не найдено. Проведенное в лаборатории сравнение двух представленных образцов крови показало, что они принадлежат разным людям. Кровь из пистолета была группы О, тогда как у Бекки она была группы АБ. Следователи пришли к выводу, что убийца имеет кровь группы О.

Что касается анализа ДНК, то в 1988 году он еще не стал обязательной процедурой уголовного расследования и, что еще важнее, проведения его не требовали суды Калифорнии. Информационная база по образцам ДНК только создавалась. Так что в 1988-м следователи могли лишь сравнивать полученный результат с типом крови потенциальных подозреваемых, а в деле об убийстве Бекки таковых не нашлось. Следствие шло долго, детективы не жалели сил, но в конце концов никто не был арестован. Дело положили на полку, где оно и лежало…

– До поры, – пробормотал Босх.

– Что? – спросила Райдер.

– Ничего. Мысли вслух.

– Поговорим?

– Нет, я еще не готов. Хочу дочитать. Ты уже закончила?

– Почти.

– Знаешь, кого нам надо за все это благодарить? – спросил Босх.

Она недоуменно посмотрела на него:

– Сдаюсь. И кого же?

– Мела Гибсона.

– Мела Гибсона? Что-то не понимаю.

– Когда вышло «Смертельное оружие»? Примерно в то время, так?

– Ну да, наверное. Но при чем здесь «Смертельное оружие»? В этих фильмах все притянуто за уши. Они же далеки от реальной жизни, как…

– В том-то и дело. Именно с фильмов это и началось. Я имею в виду стрельбу двумя руками. Там герои постоянно держат пистолет обеими руками. Мы получили улику только потому, что стрелявший был любителем «Смертельного оружия».

Райдер покачала головой.

– Подожди, сама увидишь, – уверил ее Босх. – Я сам спрошу, когда мы его возьмем.

– Хорошо, Гарри, хорошо. Ты сам его спросишь.

– Мел Гибсон спас много жизней, – продолжал Босх. – Держа пистолет двумя руками, невозможно как следует прицелиться. Пожалуй, его надо бы как-то отметить. Присвоить звание почетного копа или что-то в этом роде.

– Очень хорошо, Гарри. Я полностью с тобой согласна. Ты не против, если я продолжу? Хочу побыстрее закончить.

– Конечно, дочитывай. Я тоже.

Глава 5

Вскоре после того как отдел приступил к работе, образец ДНК из дела Ребекки Верлорен был отправлен в Управление юстиции Калифорнии. Вместе с ним туда отослали образцы, взятые из десятков других дел. Именно Управление юстиции располагает самой обширной базой данных по ДНК. Ввиду недофинансирования и нехватки квалифицированных сотрудников отставание в работе лаборатории составляло в то время почти год. Результатом постоянно увеличивавшегося потока запросов из нового отдела ДПЛА на проведение срочных сравнительных анализов стало то, что образцом из дела Верлорен специалисты управления занялись только через восемнадцать месяцев. Сравнив его с тысячами имеющихся в базе данных профилей, они отыскали одно совпадение. Это и стало теми самыми новыми обстоятельствами, о которых упоминали Райдер и Пратт.

Перед Босхом лежала отпечатанная на одной страничке справка из Управления юстиции. В ней говорилось, что проведенный анализ образца ДНК, взятый из орудия убийства Ребекки Верлорен, показал совпадение по двенадцати из четырнадцати пунктов с образцом тридцатипятилетнего мужчины Роланда Маккея, уроженца Лос-Анджелеса. В последнее время проживал в Панорама-Сити. Читая справку, Босх ощутил знакомое волнение. Панорама-Сити находится в Сан-Фернандо-Вэлли, не более чем в четверти часа езды от Чатсуорта, даже если не спешить. Это уже было косвенным подтверждением того, что совпадение не случайно. Нельзя сказать, что Босх не доверял науке; он ей доверял, но знал, что одной науки слишком мало для того, чтобы убедить жюри присяжных. Необходимо еще подкрепить научный факт надежными, неопровержимыми косвенными доказательствами и здравым смыслом. Географическая близость могла стать одной из косвенных улик.

Босх посмотрел на указанную на конверте дату.

– Ты вроде бы сказала, что письмо только что пришло?

– Да. По-моему, в пятницу. А что?

– Судя по дате на конверте, оно отправлено тоже в пятницу. Только десять дней назад.

Райдер пожала плечами.

– Бюрократические проволочки. Наверное, именно столько оно шло из Сакраменто.

– Понимаю, дело старое, но все же могли бы быть и порасторопней.

Райдер промолчала. Босх не стал продолжать и вернулся к чтению. ДНК Маккея оказалась в компьютерной базе данных министерства юстиции по той причине, что, согласно законам штата Калифорния, все совершившие преступление или правонарушение на сексуальной почве были обязаны сдавать образец крови и слюны, анализы ДНК которых поступали в базу данных. ДНК Маккея попала туда в общем-то случайно. Двумя годами ранее ему предъявили обвинение в непристойном поведении. Подробности в справке не приводились, отмечалось лишь, что он получил шесть месяцев условно. Вероятно, ничего серьезного Маккей не совершил.

Босх уже собрался сделать запись в блокноте, когда заметил, что Райдер закрывает папку со своей половиной дела.

– Закончила?

– Закончила.

– И что теперь?

– Подумала, что, пока ты дочитываешь, я, пожалуй, успею сходить в ОХВД за коробкой.

Новичок ее, возможно, и не понял бы, но Босх без проблем вернулся в мир акронимов и полицейского сленга. ОХВД расшифровывалось как отдел хранения вещественных доказательств, а коробкой называли контейнер, в котором эти улики хранились. Именно их и собиралась принести Райдер. Такие вещи, как орудие убийства, одежда жертвы и все прочее, собранное в ходе следствия, складывали в ящик и клали на полку. Исключение составляли скоропортящиеся и биологические улики – как кровь и кусочек кожи из пистолета по делу об убийстве Верлорен, – которые отправляли в сейфы лаборатории научно-технического отдела.

– Неплохая идея, – согласился Босх. – Но может, прежде пропустишь парня через НКУП и УАТ? Было бы неплохо узнать, где он сейчас обитает.

– Уже сделала.

Она развернула ноутбук так, чтобы Босх видел экран. Он сразу узнал логотип Национального каталога уголовных преступлений и, протянув руку, включил прокрутку. По экрану поползли строчки.

Введя в систему поиска НКУП данные Роланда Маккея, Райдер получила весь его «послужной список». Условный срок за непристойное поведение был лишь последним эпизодом в длинной цепи правонарушений и наказаний. А началось все в 1988-м. В том самом году, когда погибла Ребекка Верлорен. Возможно, что-то числилось за ним и раньше, но по закону о защите несовершеннолетних доступ к таким сведениям требовал специального разрешения. Большая часть противоправных деяний Маккея была так или иначе связана с хищением собственности и наркотиками. В восемнадцать лет угон автомобиля и кража со взломом. Далее два задержания за владение наркотиками. Два ареста за вождение в нетрезвом состоянии. Еще одна кража со взломом и скупка краденого. Несколько особняком стоял арест за подстрекательство к занятию проституцией. В общем, картина представлялась достаточно ясной – мелкий уголовник и наркоман. Однако при этом Маккей так ни разу и не побывал в тюрьме штата. Ему часто давали второй шанс, а потом по соглашению о признании вины либо наказывали условно, либо отправляли ненадолго в исправительное учреждение округа. Самый долгий срок, проведенный Маккеем за решеткой, составлял шесть месяцев – получил он его в двадцать восемь лет, признав себя виновным в скупке краденого. Эти полгода Маккей провел на ранчо в Уэйсайд-Онор.

Закончив читать, Босх опустился на стул. То, что он узнал, не совпадало с привычной моделью. Мелкие преступления, такие, как в случае с Маккеем, обычно ведут к крупному. Например, к убийству. Здесь же сначала шло убийство – Маккею было тогда восемнадцать лет, – а мелочь посыпалась потом. Что-то не складывалось.

– Ну? – чувствуя его настроение, спросила Райдер. – Что?

– Не знаю. Наверное, ожидал большего. Парень совершает убийство, а потом опускается до краж? В такое трудно поверить.

– Да, но в компьютере есть только то, за что он попался. Это вовсе не означает, что за ним нет чего-то другого.

Босх кивнул.

– Значит, что-то могло быть раньше?

– Не исключено. Весьма вероятно. Но до тех документов нам не добраться. Возможно, ничего уже и не сохранилось.

Кизмин была права. Государство делало все, чтобы защитить несовершеннолетних правонарушителей. Переходя во взрослую жизнь, преступники редко несли на себе груз «ошибок молодости». И все же Босх с трудом верил, что восемнадцатилетний парень мог начать с хладнокровного убийства шестнадцатилетней девушки, которую похитил из дома, применив электрошокер. Надежда на «новое обстоятельство» таяла. В Гарри крепло ощущение, что Маккей не тот, кто им нужен. Не цель. Средство достижения цели.

– Ты поискала его адрес в Управлении автомобильного транспорта?

– Гарри, ты отстал от жизни. Сейчас водительское удостоверение продляют раз в четыре года. Чтобы найти кого-то, пользуются «Автотреком». – Она открыла папку, взяла какой-то листок и протянула Босху. Это была компьютерная распечатка с логотипом «Автотрек».

Райдер объяснила, что «Автотрек» – частная компания, работает по контракту с полицией, ведет поиск и предоставляет самую разнообразную информацию из общественных и частных баз данных, включая, например, сведения о предоставлении кредитов конкретному лицу, его прошлые и нынешний адреса и тому подобное. Босх сразу увидел, что в списке указаны все адреса Роланда Маккея начиная с того времени, когда ему исполнилось восемнадцать. В самом низу страницы, после номера водительских прав и машины, шел адрес в Панорама-Сити. Внимание Босха, однако, привлекло другое: обведенный кружком адрес, по которому Маккей проживал в возрасте восемнадцати – двадцати лет, то есть с 1988 по 1990 год, – Топанга-Каньон-бульвар в Чатсуорте. Это означало, что во время убийства он жил совсем близко от Верлоренов. Босху сразу стало легче. Близость к месту преступления – один из ключевых элементов в мозаике, которую складывает детектив. Тот факт, что в 1988-м Маккей проживал неподалеку, а следовательно, мог видеть или даже знать Ребекку Верлорен, был еще одной косвенной уликой против него.

– Что, Гарри, полегчало?

– Немного.

– Хорошо. Тогда я пойду.

– Я буду здесь.

Райдер ушла, а он снова взялся за чтение дела. В третьем отчете речь шла главным образом о том, как убийца мог попасть в дом Верлоренов. Ни на двери, ни на окне комнаты девушки следов взлома полиция не обнаружила. Все ключи оказались на месте, включая и те, которыми пользовалась приходящая служанка. Согласно версии следователей, преступник прошел сначала через оставленную открытой гаражную дверь, а затем воспользовался второй дверью, которую запер вернувшийся поздно вечером с работы Роберт Верлорен.

Он показал, что приехал из ресторана в половине одиннадцатого вечера 5 июля. Дверь, ведущая из гаража в дом, была не заперта. Отец закрыл гараж, потом запер вторую дверь. Следователи предположили, что к этому времени убийца уже прятался где-то в доме.

Верлорены также объяснили, почему осталась открытой гаражная дверь. Их дочь недавно получила водительские права, и время от времени ей разрешали пользоваться машиной матери. К сожалению, она так и не привыкла всегда закрывать за собой гаражную дверь, на что ей неоднократно указывали родители. В день похищения Ребекке поручили съездить в прачечную. Она взяла машину матери. Следствие установило, что девушка действительно забрала выстиранное белье в пять пятнадцать пополудни, а потом вернулась домой. Детективы полагали, что она опять забыла запереть обе двери. Мать призналась, что, положившись на дочь, так и не проверила, закрыты ли они.

То, что дверь гаража осталась открытой, подтвердили и двое соседей. Таким образом, проникнуть в дом до возвращения Роберта Верлорена не представляло большого труда.

За годы работы Босх не раз сталкивался с тем, как, казалось бы, незначительные ошибки или отступления от правил приводят к самым трагическим последствиям. Рутинное поручение съездить за бельем в прачечную могло дать убийце возможность попасть в дом. Бекки Верлорен, сама о том не подозревая, предопределила собственную судьбу.

Босх отодвинул стул и поднялся. С первой половиной дела было покончено. Прежде чем переходить ко второй, он решил подзарядиться еще одним стаканчиком кофе. Спросив, кому что принести из кафетерия, он получил лишь один заказ – от Джины Норд. Босх спустился в кафетерий по лестнице, налил два стакана, расплатился и подошел к прилавку, чтобы положить Джине сахар и сливки. Он уже взял ложечку, когда почувствовал чье-то присутствие за спиной. Никто, однако, ничего не брал, и тогда Босх обернулся… и оказался лицом к лицу с улыбающимся заместителем начальника полиции Ирвином С. Ирвингом.

Они никогда не питали друг к другу теплых чувств. Ирвинг часто выступал противником Босха, но иногда становился и его невольным спасителем. Уже после возвращения Босх узнал от Райдер, что в последнее время Ирвинг потерял былое влияние. Новый начальник полиции довольно бесцеремонно отодвинул его от власти, переведя на незначительную должность. Мало того, Ирвинг даже лишился кабинета в Паркер-центре.

– Так и подумал, что это вы, детектив Босх. Я бы угостил вас кофе, да вижу, вы уже взяли с запасом. Давайте присядем на минутку.

Босх взглядом показал на стаканы:

– Извините, шеф, но у меня дела. К тому же кое-кто ждет свой кофе.

– Я отниму у вас не больше минуты, детектив, – твердым, не допускающим возражений тоном произнес Ирвинг и, не дожидаясь ответа, направился к ближайшему столику. – Обещаю, ваш кофе не успеет остыть.

Босх последовал за ним. Ирвинг по-прежнему брил голову, и самой заметной чертой его лица была выдвинутая вперед челюсть. Опустившись на стул, он по привычке выпрямил спину. Похоже, его что-то беспокоило. Подождав, пока Босх сядет, Ирвинг мягко начал:

– Я всего лишь хотел поздравить вас с возвращением в управление. – Он хищно, по-акульи улыбнулся.

Босх ответил не сразу, а после паузы, как человек, опасающийся попасть в ловушку.

– Возвращаться всегда хорошо, шеф.

– Значит, занимаетесь нераскрытыми делами. Думаю, подходящее для вас место. То, что надо… при ваших способностях.

Босх сделал глоток обжигающего кофе. Он так и не понял, что сделал Ирвинг: отпустил по его адресу комплимент или попытался оскорбить. Ситуация выходила неловкая, и больше всего ему хотелось встать и уйти.

– Ну, посмотрим. Надеюсь. Мне, пожалуй, пора…

Ирвинг развел руки, как бы демонстрируя, что ничего не скрывает и высказался от души.

– Конечно. Можете идти. Я лишь хотел поздравить вас с возвращением. И поблагодарить.

Босх так и не встал.

– Поблагодарить? За что, шеф?

– За то, что укрепляете мои позиции в управлении.

Босх покачал головой и улыбнулся, как будто не понял.

– Укрепляю ваши позиции? Как же я могу их укрепить? Вы ведь теперь даже не работаете в этом здании, верно? У вас кабинет в городском совете. Если не ошибаюсь, отдел стратегического планирования или что-то в этом роде? Мне говорили, что вы даже оружие оставляете дома.

Ирвинг положил руки на стол и наклонился вперед. От недавнего притворства не осталось и следа. Улыбку словно смело с его липа. Он заговорил тихо, но с напором:

– Да, я работаю именно там. Но даю гарантию, надолго не задержусь. Когда таких, как ты, возвращают на службу, это только добавляет мне уверенности. – Он подался назад и, откинувшись на спинку стула, продолжил легко и непринужденно, как будто ведя разговор о погоде: – Знаешь, кто ты есть, Босх? Ты – заплата на колесе. Новому шефу нравится ставить заплаты. Но знаешь, что случается с заплатами? Их рвет. Трение, тепло, напряжение – они не выдерживают и расползаются. А что остается? Дырка. Колесо лопается, и машина слетает с дороги. – Он кивнул, как бы давая Босху время подумать. – Видишь ли, ты – мой билет. Ты облажаешься… извини за грубость. С тобой это происходит постоянно. Такова твоя природа. Так что сомневаться не приходится. А когда ты облажаешься, когда проколешься, то облажается и новый шеф, любитель ставить старые заплаты.

Ирвинг улыбнулся. Босх подумал, что для полноты картины ему не хватает золотой серьги – был бы стопроцентный Мистер Чистюля из рекламы моющего средства.

– И когда его акции пойдут вниз, мои подпрыгнут вверх. Я человек терпеливый. Я ждал сорок лет. Подожду и еще немного.

Босх не вставал, но продолжения не последовало. Ирвинг кивнул еще раз, поднялся, быстро повернулся и направился к выходу. Внутри у Босха все кипело от злости. Он посмотрел на два стаканчика в руках и почувствовал себя полным идиотом. Как можно сидеть и покорно слушать, принимая на себя словесные удары Ирвинга? Он встал и швырнул оба стакана в мусорную корзину. К черту! Сейчас он вернется в кабинет 503 и посоветует Джине Норд самой сходить за своим чертовым кофе.

Глава 6

С неприятным осадком, оставшимся после стычки с Ирвингом, Босх взял вторую половину дела, перенес на свой стол и принялся за чтение, решив, что самый лучший способ поскорее забыть об угрозе со стороны старого недруга – с головой погрузиться в работу. Обнаруженное во второй части папки представляло собой по большей части дополнительные отчеты, материалы, результаты тестов и прочее – короче, те материалы, которые следователи складируют в конце и которые сам Босх называл тумблерами, потому что при всей своей кажущейся незначительности они нередко – если посмотреть под нужным углом – давали ключик ко всему делу.

Первым в этой груде бумаг был лабораторный отчет, в котором констатировалась невозможность точно определить, как долго могли находиться в пистолете образцы крови и кожной ткани. Далее говорилось, что анализ взятых от представленного образца клеток крови указал на то, что их распад зашел еще не слишком далеко. Составлявший отчет криминалист не мог сказать, что кровь попала в пистолет в момент убийства – этого не мог сказать никто, – но он был готов заявить под присягой, что она «оказалась в нем в близкое к убийству время или непосредственно при его совершении».

Босх понимал, что данные этого отчета могут иметь ключевое значение в обвинении Роланда Маккея. И одновременно эти же самые данные могли стать инструментом в руках защиты, если она будет утверждать, что обвиняемый владел «кольтом», но не во время убийства. Конечно, признаваться во владении «кольтом», из которого убили человека – шаг очень рискованный, но и отрицать это после экспертизы ДНК было бы глупо. Иначе говоря, в отсутствие твердо установленного факта, что кровь попала в пистолет именно в момент убийства, во всей доказательной базе зияла бы приличная дыра, через которую адвокаты без труда протащили бы подзащитного. Наука дает, и наука отбирает. Нужно нечто большее.

Следующим документом в папке был отчет по баллистической экспертизе, перед которой стояла ясная задача: определить владельца огнестрельного оружия. Серийный номер на «кольте» спилили, но его удалось прочесть с помощью кислотного теста, акцентирующего следы давления на металл, остающиеся после заводской штамповки номера. Установив номер, детективы быстро выяснили, что данный пистолет был закуплен в 1987 году у производителя магазином стрелкового оружия в Нортридже и в том же году продан человеку, проживавшему в Чатсуорте на Виннетка-авеню. Впоследствии владелец заявил, что пистолет украли из его дома 2 июня 1988 года, то есть примерно за месяц до убийства Ребекки Верлорен.

Таким образом, время, в течение которого Маккей мог владеть оружием, сокращалось до этого периода, если, конечно, между первоначальным владельцем и Маккеем не существовало какой-либо связи. Вероятность того, что пистолет мог быть у последнего в ночь убийства, возрастала.

Нашелся в папке и отчет по краже. Жертвой ее оказался некто Сэм Вейсс. Он жил один и работал звукотехником на студии «Уорнер бразерс» в Бербанке. Прочитав документ, Босх обнаружил лишь одну заинтересовавшую его деталь. В примечании к отчету следователь указал, что, по словам Вейсса, оружие он приобрел после того, как получил несколько звонков по телефону с угрозами расправиться с «грязным евреем». Вейсс также заявил, что не знает, как звонивший узнал его незарегистрированный номер, как не знает и чем были вызваны угрозы.

Второй отчет экспертов Босх лишь пробежал глазами. В нем речь шла об электрошокере, использовавшемся при похищении Ребекки Верлорен. Расстояние в два с четвертью дюйма между контактными точками – его определили по следам ожогов на теле жертвы – было характерно для модели «Профешнл-100», производимой компанией «Сейфти чардж» в Дауни. Данная модель продавалась как за наличные, так и по заказу. Ко времени убийства компания успела продать более двенадцати тысяч единиц указанной модели. Босх понимал, что, не имея на руках самого оружия, связать отметки на теле Ребекки Верлорен с владельцем электрошокера невозможно. Эта линия вела в тупик.

Пролистывая документы, он наткнулся на серии фотографий размером восемь на десять, сделанных в доме Верлоренов уже после того, как тело девушки было обнаружено на склоне горы. Босх знал – снимки сделаны на всякий случай, с опозданием и главным образом для того, чтобы, как говорится, «прикрыть задницу». Полиция с самого начала пошла по неверному пути, квалифицировав исчезновение Бекки как побег; полномасштабные следственные действия начались лишь после того, как вскрытие установило, что причиной смерти является убийство. И вот через пять дней после подачи заявления об исчезновении девушки детективы снова явились в дом Верлоренов, но уже как на место преступления. Вопрос в том, что было упущено и потеряно за эти пять дней.

Среди фотографий Босх нашел снимки всех трех дверей – передней, задней и гаража – и несколько крупных планов оконного замка. Его внимание привлекли те, что показывали спальню Бекки. Прежде всего он обратил внимание на застеленную кровать. Кто это сделал? Похититель, уже знавший, что девушка не вернется? Или мать Бекки в один из тех дней, когда еще надеялась на возвращение дочери?

Кровать была самая обычная, на четырех ножках, застеленная белым с розовым покрывалом с кошечками и розовыми оборками. Босх вспомнил, что когда-то такое же лежало на кровати его собственной дочери. Ему также показалось, что такая кровать больше подошла бы девочке, чем шестнадцатилетней девушке. Может быть, Бекки Верлорен сохранила старое покрывало по каким-то ностальгическим причинам, а может, оно давало ей ощущение уверенности и безопасности. Покрывало было, по-видимому, на пару дюймов шире нужного размера, а потому внизу розовые оборки подоткнули под кровать.

Фотограф также снял отдельно прикроватный столик и сервант. Босх обратил внимание на то, как много в комнате чучел животных. На стенах висели постеры музыкальных групп, как современных, так и давно сошедших со сцены. Была и одна киноафиша с Джоном Траволтой. В целом комната выглядела чистенькой и аккуратной, и Босх не в первый уже раз задался вопросом: выглядела ли она так утром после исчезновения девушки или это мать Ребекки привела спальню в порядок, ожидая возвращения дочери?

Босх знал, что фотографировать место преступления – обязательный первый шаг в уголовном расследовании. Однако он так и не заметил ни следов от порошка для снятия отпечатков пальцев, ни других признаков недавнего вторжения бригады экспертов-криминалистов.

Просмотрев снимки, он перешел к отчетам по показаниям учащихся подготовительной школы, с которыми разговаривали детективы. Судя по приведенному списку, они опросили всех одноклассников Бекки Верлорен, всех юношей старших классов, а также побеседовали с преподавателями и школьной администрацией.

В этом же разделе Босх нашел запись телефонного разговора с бывшим бойфрендом Бекки Верлорен, семья которого за год до убийства переехала на Гавайи. К ней был приложен документ, подтверждающий алиби подростка. Согласно письменным показаниям инспектора школы, в указанные дни, в том числе и в день убийства, юноша работал на автомойке и в ремонтной мастерской агентства по аренде автомобилей в Мауи и, следовательно, практически не имел возможности побывать в Лос-Анджелесе и убить бывшую подружку.

Разумеется, детективы опросили и служащих ресторана «Айленд-хаус гриль», принадлежащего отцу убитой, Роберту Верлорену. В то лето Бекки впервые начала работать в ресторане по несколько часов во время ленча. В ее обязанности помощницы хостессы входило встречать посетителей у входа, провожать к столику и подавать меню. Босх знал, что владельцы ресторанов часто привлекают для тяжелой работы в кухне самого разного рода бродяг, но Роберт Верлорен, как утверждали все работники заведения, избегал нанимать людей с уголовным прошлым, отдавая предпочтение серфингистам и прочим свободолюбивым обитателям пляжей Малибу. С Бекки, работавшей в обеденном зале, они почти не контактировали, но допрошены все же были, хотя и без каких-либо последствий.

На основании бесед с родителями и друзьями детективы получили довольно ясную картину того, чем занималась Ребекка Верлорен в предшествовавшие убийству дни. В 1988-м Четвертое июля пришлось на понедельник. Почти весь предпраздничный уик-энд Бекки оставалась дома за исключением ночи на воскресенье, которую с еще тремя подругами провела у одной из них. Беседы с тремя девушками, несмотря на их продолжительность, не содержали, однако, никакой ценной для следствия информации.

В понедельник Ребекка была с родителями. Вечером семья отправилась полюбоваться фейерверком в парк Бальбоа. Свободные вечера выпадали у Роберта Верлорена не часто, а потому он настоял, чтобы семья была в полном составе, чем вызвал немалое раздражение дочери, не попавшей по этой причине на вечеринку к приятелю в районе Портер-Ранч.

Во вторник началась рабочая неделя, и Ребекка, следуя уже установившемуся распорядку, отправилась с отцом в ресторан. В три часа, когда смена закончилась, он привез ее домой и сам оставался там примерно до того времени, когда Бекки, взяв машину матери, отправилась за бельем в прачечную.

Ничего такого, что требовало бы дополнительного расследования, Босх в составленном детективами графике передвижений Ребекки Верлорен не обнаружил, как не обнаружил и каких-либо упущений с их стороны.

Он перешел к протоколу беседы с родителями. Она состоялась в полицейском участке 14 июля, более чем через неделю после исчезновения девушки. К тому времени следствие располагало значительным объемом информации, а потому сосредоточило внимание на ключевых вопросах. Босх тщательно прочел запись. Его интересовали не только ответы родителей, но и вопросы, позволявшие представить, как в тот момент смотрела на дело полиция.

* * *

«Дело № 88-641. Верлорен Ребекка (дата смерти 5.11.88). Ведущий следователь А. Гарсия, № 993.

14.7.88. 14:15. Отдел убийств управления Девоншир.

ГАРСИЯ. Спасибо, что смогли прийти. Надеюсь, вы не возражаете против записи нашего разговора на пленку? Запись будет сохранена. Как вы?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Как и любая семья в нашем положении. Мы совершенно разбиты горем. Не знаем, что нам делать.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Мы все время думаем, что сделали не так и как можно было предотвратить беду.

ГРИН. Мы сожалеем, мэм. Но вы не должны винить себя. Из того, что нам известно, вы ни при чем. Просто так случилось. Не вините себя. Вините того, кто это сделал.

ГАРСИЯ. Мы возьмем его. На этот счет можете не беспокоиться. А сейчас нам нужно задать вам несколько вопросов. Возможно, какие-то будут вам неприятны, но если мы хотим поймать его, нам необходимо получить ответы.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Вы все время говорите „он“. У вас есть подозреваемый? Вы знаете, кто это сделал?

ГАРСИЯ. Мы пока ничего не знаем наверняка, сэр. Просто убийства чаще совершают мужчины. К тому же склон горы довольно-таки крутой. Бекки, несомненно, перенесли туда. Она не была крупной девушкой, но мы определенно считаем, что сделать это мог только мужчина.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Но вы же говорили, что… что сексуального насилия не было.

ГРИН. Да, мэм, не было. Но это вовсе не исключает возможности того, что преступление было сексуально мотивированным.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Что вы имеете в виду?

ГАРСИЯ. Мы еще дойдем до этого, сэр. Если не возражаете, позвольте нам задать наши вопросы, а потом, если пожелаете, вы зададите свои.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Да, конечно. Пожалуйста, продолжайте. Извините. Просто мы не можем представить, как такое могло случиться. Все это время мы словно под водой.

ГАРСИЯ. Мы прекрасно вас понимаем, сэр. И от души сочувствуем. Весь департамент выражает свое глубочайшее сочувствие. Начальство держит дело под особым контролем.

ГРИН. Давайте вернемся ко времени до ее исчезновения. Примерно за месяц до случившегося. Ваша дочь постоянно находилась дома?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Что значит „постоянно“? Разумеется, она не сидела все время дома.

ГАРСИЯ. Уезжала ли она куда-нибудь?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Нет. Ей ведь только шестнадцать. Она ходила в школу. Из города никогда не уезжала.

ГРИН. Может, ночевала у подруг?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, не думаю.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Почему вы об этом спрашиваете?

ГРИН. Она не болела в последние пару месяцев?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Да, в начале лета, сразу после окончания занятий, Бекки простудилась и даже не ходила с Бобом на работу.

ГРИН. Ей прописали постельный режим?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Да, она почти все время лежала. Только я не понимаю…

ГАРСИЯ. Миссис Верлорен, ваша дочь была в это время на приеме у врача?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, Бекки сказала, что ей просто надо отдохнуть, полежать. Откровенно говоря, мы подумали, что она не хочет ходить на работу в ресторан. Температуры не было, насморка или кашля тоже. Вот мы и решили, что девочка ленится.

ГРИН. Она не говорила, что беременна?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Что? Нет!

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Послушайте, детектив, что такое вы хотите сказать?

ГРИН. Вскрытие показало, что за месяц до смерти Бекки перенесла процедуру чистки. Короче, аборт. Мы предполагаем, что ее простуда была предлогом, что ей требовался отдых после аборта.

ГАРСИЯ. Не хотите ли сделать перерыв? Мы выйдем, а вам дадут воды.

Перерыв.

ГАРСИЯ. Итак, продолжим. Надеюсь, вы поймете и простите нас. Мы вовсе не ставили целью шокировать вас. Существует установленная процедура, цель которой собрать информацию, свободную от пристрастного восприятия.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Мы все понимаем. Теперь от этого уже не уйти. Что есть, то есть.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Значит, наша дочь забеременела и предпочла сделать аборт?

ГАРСИЯ. Вы все правильно поняли. И мы полагаем, что есть связь между этим и тем, что случилось с ней спустя месяц. Как, по-вашему, к кому она могла обратиться?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Даже представить не могу.

ГРИН. И на ночь она никогда никуда не уходила?

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, Бекки всегда ночевала дома.

ГАРСИЯ. С кем у нее могли быть такого рода отношения? Вы говорили, что постоянного бойфренда у вашей дочери не было.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. По-видимому, мы ошибались. И… нет, мы не знаем, с кем она встречалась, и кто мог… мог сделать такое.

ГРИН. Кто-либо из вас читал дневник, который вела ваша дочь?

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Нет. Мы даже не знали о том, что она вела дневник, пока вы не нашли его в комнате Бекки.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Я бы хотела получить его обратно. Это возможно?

ГРИН. Он останется у нас до конца следствия, но потом мы, конечно, вернем его.

ГАРСИЯ. В дневнике несколько раз упомянут некто под инициалами МНЛ. Мы хотели бы установить личность этого человека и поговорить с ним.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Я никого не знаю с такими инициалами. По крайней мере сейчас припомнить не могу.

ГРИН. Мы заглянули в школьный журнал. Есть один парень, Майкл Льюис. Но его второе имя Чарлз. Инициалы могут быть неким шифром или аббревиатурой. Например, Моя Настоящая Любовь.

МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. По-видимому, это кто-то, о ком мы не знали. О ком она нам не рассказывала.

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Невероятно! Не могу поверить! Выходит, мы многого не знали о нашей девочке.

ГАРСИЯ. Мне очень жаль, Боб. Иногда при расследовании вскрываются неприятные, болезненные факты. Но такая уж у нас работа. Нужно проверить все ниточки. Это одна из них.

ГРИН. Необходимо довести эту линию до конца и установить личность МНЛ. А значит, нам придется задавать вопросы ее подругам и знакомым. Сами понимаете, могут поползти разные слухи…

РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Мы все понимаем, детектив. Делайте свое дело. Главное – найти того, кто это совершил.

ГАРСИЯ. Спасибо, сэр. Найдем.

Конец записи. 14:40».

* * *

Босх перечитал стенограмму, сделал несколько пометок в блокноте и перешел к протоколу беседы с тремя ближайшими подругами Ребекки Верлорен: Тарой Вуд, Бейли Костер и Грейс Танака. Но ни одна из девушек понятия не имела ни о беременности, ни о том, что могли означать буквы МНЛ, ни о тех отношениях, которые Ребекка скрывала от родителей. Все трое показали, что не видели Бекки примерно в течение недели после окончания занятий, что она не отвечала на звонки, а миссис Верлорен говорила, что ее дочь больна. Тара Вуд, работавшая вместе с Бекки в ресторане ее отца, сообщила, что в предшествующие убийству дни подруга пребывала в плохом настроении, почти не разговаривала, а все попытки выяснить, в чем дело, наталкивались на стену молчания.

Последний в папке конверт содержал посвященные делу газетные вырезки, которые Грин и Гарсия собирали на ранних стадиях расследования. Преступление гораздо шире и подробнее освещалось в «Дейли ньюс», чем в «Таймс». Объяснялось это тем, что «Ньюс» распространялась главным образом в Сан-Фернандо-Вэлли, а «Таймс» относилась к этому району как к нежеланному пасынку и помещала приходящие оттуда новости куда-нибудь в середину.

Поначалу ни та ни другая газета не сообщили об исчезновении Ребекки Верлорен, очевидно, разделив точку зрения полиции. Положение резко изменилось с обнаружением тела девушки: и «Ньюс», и «Таймс» поместили ряд заметок, в которых рассказывалось и о ходе следствия, и о похоронах, и о том впечатлении, которое убийство произвело на ее одноклассников. Появилась даже написанная в мрачных тонах заметка об «Айленд-хаус гриль». Опубликовала ее «Таймс», вероятно, ставившая целью побольнее уколоть соседей.

Оба издания указали на связь орудия убийства с ограблением, случившимся месяцем раньше, но ни в одном не упоминалось об угрозах антисемитского характера в адрес Сэма Вейсса. Ничего не говорилось и об обнаруженных в пистолете кусочке кожи и крови, на основании чего Босх сделал вывод, что полиция оставила эту улику при себе в качестве запасного козыря, который можно было бы предъявить подозреваемому, ежели таковой появится.

Он также обратил внимание на отсутствие в обеих газетах интервью с родителями убитой. Судя по их молчанию, Верлорены предпочли не выставлять свое горе напоказ. Это ему понравилось. В последнее время средства массовой информации со все большей настойчивостью вынуждали жертв трагедии поделиться утратой с широкой общественностью, поплакать перед телекамерой или выплеснуть чувства на страницы газеты. Родители погибших детей становились «говорящими головами» и появлялись на экране в качестве экспертов каждый раз после очередного убийства. Босха это коробило. Ему всегда казалось, что лучший способ чтить мертвых – это не кричать о них на весь мир, а хранить в душе, помнить и не забывать.

К газетным вырезкам прилагался пухлый конверт с логотипом «Таймс» и адресом в углу. В нем Босх нашел несколько цветных фотографий размером восемь на десять, сделанных на похоронах Ребекки Верлорен, состоявшихся через неделю после убийства. Очевидно, полиция заключила с фотографом газеты сделку: снимки в обмен на информацию. В прошлом он и сам заключал такого рода сделки, когда – в силу нехватки средств или других обстоятельств – не мог отправить на похороны полицейского фотографа. Детектив обещал предоставить репортеру эксклюзивную информацию, если тот окажет ему услугу, поделившись снимками собравшихся на панихиду. Делалось это на тот случай, если убийца, движимый желанием получить удовольствие от созерцания причиненного им горя, сам появится на похоронах. Обычно репортеры соглашались легко. Конкуренция на медийном рынке Лос-Анджелеса всегда отличалась особым напряжением, и успех репортера напрямую зависел от его доступа к информации и связей.

Босх стал рассматривать фотографии и тут вспомнил, что не знает, как выглядел Роланд Маккей в 1988-м. Снимки, полученные Киз Райдер, относились к гораздо более поздним временам его последних арестов. С них смотрел лысеющий мужчина с козлиной бородкой и темными глазами. Обнаружить нечто похожее среди десятков лиц подростков, пришедших попрощаться с Бекки, было невозможно.

Взгляд его задержался на фотографии родителей погибшей. Они стояли у могилы, прислонившись друг к другу, как будто боялись, что поодиночке могут упасть. На лицах блестели слезы. Роберт Верлорен был черный, а Мюриель Верлорен белая. Только теперь Босх понял, в чем причина экзотической красоты их дочери. Смешение рас часто дает результат, превосходящий все трудности и проблемы социального характера, с которыми сталкиваются такого рода пары в повседневной жизни.

Босх убрал фотографии и задумался. Изучая уголовное дело, он ни разу не наткнулся на упоминание возможности того, что одним из мотивов убийства мог быть расовый вопрос. Но теперь, с учетом того, что пистолет ранее принадлежал человеку, получавшему угрозы из-за своего вероисповедания, такая возможность если и не выходила на первый план, то по крайней мере заслуживала внимания.

Отсутствие же в уголовном деле указания на версию о расово мотивированном убийстве еще ничего не означало. В ДПЛА к проблемам межрасовых противоречий всегда относились с большой осторожностью. Стоило только заикнуться о чем-то подобном перед репортерами, и дело сразу перешло бы в разряд «горячих». Оно могло бы даже приобрести политическую окраску. Так что в данном случае Босх хорошо понимал сдержанность проводивших расследование детективов. По крайней мере пока.

Он положил фотографии в папку и закрыл ее. В ней было примерно триста страниц документов и фотографий, но имя Роланда Маккея не всплыло ни разу. Неужели он так и не попал в поле зрения полиции? И если так, то возможно ли, что Роланд Маккей и есть настоящий убийца?

Вопросы не давали Босху покоя. Он всегда старался доверять собранным в ходе следствия материалам, а это означало, что все ответы находятся где-то здесь, в пластиковых файлах. На сей раз изучение дела породило сомнения. Не в науке. Босх был убежден, что найденные в пистолете кусочек ткани и кровь принадлежат Маккею. Но вместе с тем что-то было не так. Чего-то не хватало.

Босх придвинул к себе блокнот, сделал несколько пометок. Точнее, составил список людей, с которыми хотел поговорить:

«Грин и Гарсия.

Мать и отец.

Школа, подруги, преподаватели.

Офицер по надзору.

Маккей – школа?»

В этом списке не было ничего нового. Но лишь сейчас Босх понял, как мало у них данных. Практически ничего, кроме анализа ДНК. Можно ли построить дело на столь слабом фундаменте, не имея ничего больше?

Он все еще смотрел на свои записи, когда вернулась Киз Райдер. Без улыбки на лице и с пустыми руками.

– Ну? – спросил Босх.

– Плохие новости. Орудие убийства исчезло. Не знаю, прочел ли ты все, но там упоминался ее дневник. Девочка вела дневник. Так вот, его тоже нет. Ничего нет. Все пропало.

Глава 7

Они решили, что справиться с плохими новостями поможет ленч. Заодно можно было бы и поговорить. К тому же ничто так не стимулировало у Босха аппетит, как просиживание в офисе и чтение дела. Из всех возможных вариантов выбрали «Китайских друзей», небольшой ресторанчик на Бродвее, в конце Чайнатауна, где в неурочный час не столь уж трудно получить место. К тому же даже полная загрузка желудка обошлась бы не больше чем в пять баксов. Единственная проблема заключалась в том, чтобы прийти туда пораньше, пока зал не заполнили служащие расположенного неподалеку Управления пожарной службы, чины из Паркер-центра и бюрократы из городского совета. Те, кто заявлялся после полудня, довольствовались заказом навынос и ели на улице, сидя на автобусных скамейках под палящим солнцем.

Папку оставили в машине, дабы не волновать понапрасну постоянных клиентов ресторана, где столики стояли тесно, как парты в муниципальной школе. Гарри и Киз взяли с собой только блокноты, чтобы общаться с помощью коротких, понятных им одним знаков, не посвящая посторонних в суть обсуждаемых проблем. Райдер объяснила, что имела в виду, когда упомянула о пропаже орудия убийства. Вполне возможно, сказала она, что «кольт» в конце концов найдется в какой-нибудь задвинутой в угол коробке. Пока же поиски, на которые два клерка потратили около часа, успехом не увенчались. Босх не удивился. Как предупреждал Пратт, департамент на протяжении десятилетий относился к сохранности вещественных улик без должного внимания. Ящики просто ставили на стеллажи в хронологическом порядке, не разделяя их по типу преступления. В результате вещественные доказательства по делу об убийстве могли оказаться рядом с уликами, собранными по делу об ограблении. А когда служащие принимались за «уборку», избавляясь от всего с истекшим сроком хранения, они нередко выбрасывали не ту коробку. Вопрос сохранности в ОХВД никогда не был приоритетом в работе департамента. Любой, кто имел при себе жетон ДПЛА, мог без проблем получить доступ к тому, что его интересовало. Как следствие, коробки с уликами иногда просто воровали. Исчезало порой даже оружие или другие вещественные доказательства, имевшие отношение к знаменитым делам, таким как дело Черной Орхидеи, Чарлза Мэнсона и Кукольника.

Подозревать кражу в данном случае не было оснований. Скорее виной обычная небрежность – попробуйте-ка отыскать коробку, которую семнадцать лет назад засунули на полку в помещении площадью один акр, забитом до отказа точно такими же.

– Найдут, – заметил Босх. – Может, стоит шепнуть пару слов своему дружку на шестом этаже, чтобы он нагнал на них страху. Уж тогда-то точно найдут.

– Пожалуй. Без пистолета результаты теста теряют всю свою ценность.

– Не уверен.

– Гарри, это же ключевая улика. Без нее все рассыпается, вся цепь доказательств. Нельзя идти в суд с результатами анализа, не имея возможности предъявить жюри присяжных оружие, из которого взяли образцы. Без него нам даже к окружному прокурору обратиться не с чем. Нас выпроводят оттуда пинком под зад.

– Послушай, я всего лишь хочу сказать, что в данный момент о пропаже пистолета никто, кроме нас двоих, не знает. Можно провернуть фокус.

– О чем это ты?

– Разве ты не думаешь, что в конце концов все сведется к нам троим? К тому, что мы выбьем из него в маленькой комнате? Ведь даже если бы у нас был пистолет, мы все равно не могли бы со стопроцентной гарантией доказать, что Маккей оставил в нем кровь, когда стрелял в Бекки Верлорен. Мы лишь можем доказать, что кровь его. Так что, на мой взгляд, все сведется к тому, получим мы его признание или нет. Посадим парня на стул, выложим перед ним результаты теста на ДНК и посмотрим, как он отреагирует и что скажет. Вот и все. Конечно, к такому спектаклю надо как следует подготовиться. Сходим в оружейную, позаимствуем «кольт» сорок пятого калибра и в решающий момент выхватим его из коробки. Убедим, что располагаем всеми уликами, а там уж будет видно – либо он сознается, либо нет.

– Не нравятся мне такие фокусы.

– Но они часть профессии. И в них нет ничего противозаконного. Это даже суды признают.

– Думаю, нам понадобится кое-что еще, помимо теста, чтобы заставить его признаться.

– Согласен. И я как собирался…

Босх замолчал, ожидая, пока официантка поставит перед ними две дымящиеся тарелки. Он заказал креветки с рисом. Райдер выбрала свиные отбивные. Не говоря ни слова, Босх взял свою тарелку и перегрузил половину содержимого на ее тарелку. Потом перенес на свою три из шести котлет. По лицу его блуждала улыбка. Он не проработал с Киз и одного дня после возвращения, а они уже вошли в привычный ритм прежних партнерских отношений. Босх был счастлив.

– Кстати, а чем сейчас занимается Джерри Эдгар?

– Не знаю. Давненько с ним не виделась. После того… ну, сам знаешь.

Босх кивнул. Когда-то, когда они с Райдер работали в голливудском бюро, Джерри Эдгар был третьим в их группе. Три года назад Босх вышел в отставку, и вскоре после этого Райдер перевели в Паркер-центр. Джерри остался в Голливуде, чувствуя себя незаслуженно обойденным и никому не нужным. И вот теперь, когда Райдер и Босх снова стали партнерами, Джерри молчал.

– Гарри, ты собирался что-то сказать? – напомнила Киз.

– Только то, что ты права. Одного теста мало. Нам нужно что-то еще. Я слышал, что после одиннадцатого сентября стало легче получить разрешение на прослушку телефона.

Прежде чем ответить, Райдер тщательно прожевала.

– Верно. Я занималась этим, когда работала у шефа. Количество запросов возросло на три тысячи процентов. По большинству полиция получила разрешение. Сверху поступило как бы негласное указание, что теперь это один из наших главных инструментов. Ты что-то задумал?

– Я подумал, что мы могли бы подключиться к его телефону, а потом подкинуть через газету кое-какую информацию. Сообщить, что дело снова открыто, упомянуть про пистолет, про ДНК… в общем, дать понять, что у нас есть новые улики. Конечно, мы не станем говорить, что результаты теста уже получены, а только намекнем, что у полиции может появиться подозреваемый. После этого нам останется лишь сидеть, слушать и ждать. Можно даже нанести Маккею визит, подтолкнуть его к действиям.

Райдер молча кивнула, однако ничего не сказала, сосредоточившись на еде. Похоже, ее что-то беспокоило, и это не были ни отбивные, ни креветки.

– Что? – спросил Босх.

– Кому, по-твоему, он позвонит?

– Не знаю. Тому, ради кого все это сделал. Или с кем.

Продолжая жевать, Райдер задумчиво кивнула.

– Не знаю, Гарри. Ты первый день на работе. Три года грелся на солнышке и валял дурака. Только-только вернулся, а уже видишь в деле то, чего не вижу я. Похоже, так и остался учителем, а я ученицей.

– Ты просто малость заржавела, пока протирала юбку за большим столом на шестом этаже.

– Я серьезно, Гарри.

– И я тоже. Вроде как. Наверное, слишком долго ждал возвращения, так что встретил его в полной боевой готовности.

– Хорошо. Так расскажи мне, Гарри, что ты видишь в этом деле. И не извиняйся за то, что видишь больше, чем я.

– В том-то и проблема, что я пока ничего не вижу. В деле ни разу не упоминается имя Роланда Маккея. Вот в чем проблема. Мы знаем, что он жил где-то неподалеку от дома жертвы, но нам нечем связать его с ней.

– О чем ты говоришь! У нас есть пистолет с его ДНК!

– Кровь связывает Маккея с оружием, но не с девушкой. Ты читала материалы. Мы не можем доказать, что кровь и кожа попали туда в момент убийства. Эксперт даст соответствующее заключение, и у нас не останется ничего. Других доказательств нет. Любой адвокат укажет на это присяжным. Маккею и делать особенно ничего не надо. Он всего лишь встанет и скажет: «Да, я украл пистолет из дома на Виннетке. Потом пошел на гору и пару раз выстрелил, подражая Мелу Гибсону. Не знаю, как получилось, но эта чертова штука отхватила с руки здоровущий кусок. С Мелом в кино ничего такого не случалось. В общем, я разозлился, зашвырнул хренов пистолет в кусты и пошел домой бинтовать руку». И нам нечего будет возразить. – Райдер выслушала его молча и даже ни разу не улыбнулась. Теперь она тоже все поняла. – Больше ему и говорить ничего не надо. Конечно, сомнения остаются, но, как тебе известно, сомнения трактуются в пользу обвиняемого. И что же мы имеем? А ничего. У нас нет ни отпечатков на месте преступления, ни волос, ни тканей – ничего. Зато есть его «послужной список». И если бы ты заглянула в него до того, как узнала про результат теста на ДНК, то никогда бы не поверила, что Роланд Маккей убийца. Всякое, конечно, случается, и в горячке он бы мог, но здесь-то ситуация совершенно иная. Здесь речь идет о спланированном убийстве, которое не по силам восемнадцатилетнему юнцу.

Райдер с унылым видом покачала головой:

– Еще пару часов назад я думала, что нам преподнесли подарок по случаю твоего возвращения. Казалось, всего-то и дел – раз плюнуть…

– Да, всех сбил с толку тест на ДНК. По-моему, это мировая проблема. Люди думают, что теперь наука и техника могут все. Я бы на их месте поменьше смотрел телевизор.

– Другими словами, ты не веришь, что это его рук дело?

– Я пока ничего не знаю.

– Значит, мы устанавливаем за ним слежку, подключаемся к его телефону, нагоняем на него страху и ждем, с кем он свяжется и что станет делать.

Босх кивнул:

– Такой у меня план.

– Сначала надо все обговорить с Альбертом.

– Будем действовать строго по инструкции. Об этом меня сегодня и шеф предупреждал.

– Святые угодники – новый Гарри Босх!

– Точно, он перед тобой.

– Но прежде чем идти к начальству, нужно как следует все проверить. Убедиться, что никто из заинтересованных лиц не слышал о Роланде Маккее. Если все так и есть, то потом пойдем к Пратту насчет прослушки.

– Согласен. А теперь скажи, что ты нашла в деле?

Прежде чем делиться своими впечатлениями, Босху хотелось узнать ее мнение.

– Только то, что там было, – ответила Райдер. – А что? Что-то пропустила?

– Не знаю… ничего такого… ничего очевидного…

– Гарри, не тяни. В чем дело?

– Я вот о чем подумал. Отец у девочки – черный, мать – белая. Даже в восемьдесят восьмом наверняка находились люди, которым не нравилось смешение рас. Прибавь сюда кражу, при которой исчез пистолет. Жертвой был еврей. Парень объяснил, что купил оружие, потому что ему угрожали.

Райдер задумчиво кивнула – сказать она ничего не могла, потому что отправила в рот изрядную порцию риса.

– Как, по-твоему, складывается?

– Проверить стоит, но зацепиться пока не за что.

– В деле об этом ничего сказано не было.

Несколько минут они молча ели. Босх думал о том, что только в «Китайских друзьях» с жареным рисом подают такие нежные креветки. Впрочем, свиные отбивные, которые были не толще пластиковой тарелки, ни в чем им не уступали. И пожалуй, Киз правильно делала, что ела их руками.

– Что Грин и Гарсия? – спросила наконец Райдер.

– А что тебя интересует?

– Какую оценку ты бы им поставил?

– Трудно сказать. Может, троечку, если бы был в хорошем настроении. Допустили несколько ошибок, медлили. Правда, потом, похоже, подсуетились и собрали все нужные бумажки. А ты?

– Согласна с тобой. Дело оформили по всем правилам, но у меня сложилось впечатление, что они с самого начала не верили в успех, а лишь делали вид, что работают по всем направлениям.

Босх кивнул и посмотрел в раскрытый блокнот, который лежал на соседнем, свободном, стуле.

– Надо поговорить с родителями и с Гарсией и Грином, найти фото Маккея. Старое, когда ему было восемнадцать.

– Давай передвинем родителей в конец списка, а пока поговорим с остальными. Они, конечно, важнее, но их лучше оставить на потом. Хочу сначала побольше узнать. Представляешь, каково им будет снова встретиться с копами через семнадцать лет?

– Хорошо. Тогда давай начнем с офицера по надзору. Условный срок у Маккея истек только семь месяцев назад.

– Согласна. Съездим в Ван-Нуйс, а потом поговорим с Артом Гарсией.

– Ты уже нашла его? Он где-то здесь?

– Его и искать не надо. Арт Гарсия сейчас коммандер в бюро Долины.

Босх кивнул, нисколько не удивившись. Карьера у Гарсии сложилась успешно. Звание коммандера ставило его лишь на одну ступеньку ниже заместителя начальника полиции. В Долине он был вторым человеком и руководил пятью отделениями, в том числе и девонширским, тем самым, где служил много лет назад, когда расследовал убийство Ребекки Верлорен.

– Помимо прочей работы, – продолжала Райдер, – каждый из нас имел особое поручение, выполняя как бы роль офицера по связи с тем или иным бюро. Меня приписали к Валли. Так что приходилось разговаривать и с коммандером, хотя в основном я поддерживала контакт с его заместителем, Вартаном.

– Намек понял – мне достался напарник со связями. Не удивлюсь, если ты указывала Вартану и Гарсии, как руководить подчиненными.

Она притворно нахмурилась:

– Перестань нести чушь, Гарри. Просто работа на шестом позволила понять, как функционирует управление в целом.

– Функционирует или не функционирует. Кстати, забыл сказать…

– Что?

– Наткнулся на Ирвинга, когда спускался за кофе. Сразу после того, как ты ушла.

Райдер помрачнела.

– И что случилось? Что он тебе сказал?

– Ничего особенного. Назвал меня заплатой на колесе и сказал, что когда я облажаюсь и получу под зад, то потяну за собой и шефа, который взял меня обратно. А уже потом, когда пыль осядет, Мистер Чистюля займет его место.

– Господи, Гарри. Первый день на работе, а Ирвинг уже точит на тебя зуб.

Босх развел руками, едва не задев плечо сидевшего за соседним столиком мужчины.

– Я всего лишь спустился за кофе. Он уже был там. И сам ко мне подошел. Клянусь, Киз, я его не цеплял.

Она опустила голову и некоторое время ела молча. Потом, отложив половину последней отбивной, посмотрела на него:

– Больше не могу. Пойдем, Гарри.

– Я уже готов.

Босх оставил на столике больше денег, чем требовалось, и Райдер сказала, что в следующий раз платить будет она. Выйдя из ресторана, они сели в черный «мерседес» Босха и проехали по Чайнатауну до выезда на шоссе 101. Прошло несколько минут, прежде чем Райдер снова заговорила:

– Гарри, не шути с Ирвингом. Будь осторожен.

– Я всегда осторожен, Киз. И Ирвинга всегда воспринимал всерьез.

– Пойми, его обходили уже дважды. Сейчас он готов на все, лишь бы пробиться на самый верх.

– Знаешь, чего я не понимаю? Почему твой приятель не вышвырнул Ирвинга, когда занял кресло? В доме стало бы чище. Он перевел его на другую сторону улицы, но не устранил опасность. Это же всем ясно.

– Шеф не мог просто взять и выставить Ирвинга. У того сорок лет службы за спиной. И связи. Причем не только в департаменте, но и в городском совете. Ирвинг знает много такого, о чем кое-кто хотел бы забыть. Шеф и пальцем его не тронет, пока не будет уверен, что защищен от ответного удара.

Они снова замолчали. Машин на шоссе было мало, и радио сообщало об отсутствии пробок впереди. Босх проверил бензин – полбака, вполне достаточно.

Еще раньше они договорились, что будут по очереди пользоваться личными машинами. Конечно, им полагалась служебная, но они знали, что получить разрешение на служебный автомобиль легко, а вот чтобы получить сам автомобиль, придется ждать пару месяцев, если не больше. На новые машины в управлении не было денег. Тем не менее разрешение они все же получили, потому что в этом случае управление оплачивало счета за горючее. Босх знал, что за время расследования намотает столько миль, что компенсация расходов превысит, возможно, стоимость новой машины.

Он первым нарушил молчание:

– Послушай, я знаю, о чем ты думаешь, даже если и не говоришь. Ты беспокоишься не только из-за меня. Ради меня ты высунулась сама да еще убедила шефа. Поверь, Киз, я понимаю, что дело не только во мне. Не беспокойся и передай шефу, чтобы не беспокоился. Я не подведу. Из-за меня колесо не лопнет.

– Хорошо, Гарри. Я рада это слышать.

Он попытался придумать, что бы сказать еще, хотя и понимал, что слова – это только слова.

– Не помню, говорил ли я тебе, но первое время после отставки я чувствовал себя неплохо. Мне это почти нравилось. Никуда не надо ходить, можно заниматься всем, чем только душа желает. Но потом мне стало не хватать работы. Я даже начал расследовать дела. Сам по себе. И кстати, знаешь, что еще со мной случилось? Я стал хромать.

– Хромать?

– Да, немного. Как будто один каблук ниже другого. Или одна нога короче другой.

– Ты проверил обувь?

– До этого не дошло. Дело было не в обуви, а в оружии.

Босх взглянул на нее. Райдер, привычно хмуря брови, смотрела перед собой.

– Понимаешь, я так долго носил оружие, что, когда снял его, у меня нарушилось равновесие. Я как бы разбалансировался.

– Гарри, ничего чудней я еще не слышала.

Они проезжали через перевал Кахуэнга. Босх повернулся к окну – где-то там, в складках гор, затерялся его дом. В какой-то момент он вроде бы даже увидел мелькнувшую за бурым кустарником заднюю веранду.

– Заглянем к офицеру по досрочникам, а потом ты позвонишь Гарсии и попробуешь договориться о встрече, хорошо?

– Хорошо. Ты только объясни, в чем смысл твоей истории.

Босх ответил не сразу.

– Смысл в том, что мне нужно оружие. Мне нужен жетон. Без них я теряю равновесие. Без них мне… некомфортно. Понимаешь? – Он посмотрел на Кизмин. Она молчала. – Я знаю, что значит для меня этот шанс. Так что пошел он ко всем чертям, этот Ирвинг. И пусть называет меня как хочет – я не облажаюсь и не проколюсь.

Глава 8

Через двадцать минут они оказались в одном из самых нелюбимых Босхом мест, Управлении отправления наказаний в Ван-Нуйс. Это было одноэтажное кирпичное строение, битком набитое людьми. Одни ждали здесь своего офицера по надзору, другие пришли сдать анализ мочи, третьи явились отметиться по приговору суда, четвертые готовились к расставанию со свободой, а пятые еще надеялись ее сохранить. Отчаяние, унижение, гнев и злость ощущались в самой атмосфере заведения. Это было место, где Босх предпочитал избегать визуального контакта с кем-либо.

Воспользовавшись тем, что было у них и чего не было у остальных – полицейскими жетонами, – напарники пробились через толпу и получили разрешение пройти к агенту, под надзором которого Роланд Маккей состоял после своего последнего ареста за непристойное поведение два года назад. Тельма Киббл сидела в крохотной стандартной кабинке в комнате, состоящей из примерно полудюжины таких же закутков. На столе и в шкафчике, шедших, по-видимому, в одном наборе с кабинкой, лежали папки с материалами на условно осужденных и освобожденных условно-досрочно, отданных на ее попечение. Тельма Киббл была среднего роста и с живыми, ясными глазами и темно-коричневой кожей. Босх и Райдер представились детективами из «убойного» отдела. Свободный стул в кабинке нашелся только один, так что они остались стоять.

– Что у вас, ограбление или убийство? – спросила Киббл.

– Убийство, – ответила Райдер.

– Тогда возьмите стул из соседней кабинки. Коллега ушла на ленч.

Босх принес стул. Они сели и рассказали, что хотели бы посмотреть материалы на Роланда Маккея. Босх заметил, что Киббл вспомнила имя, но, наверное, не более того.

– Два года назад ему дали условный за непристойное поведение, – пояснил он. – Состоял под надзором восемнадцать месяцев.

– Тогда его дело не здесь, а в архиве. Я сейчас принесу. – Она поднялась. – Не помню… ах да, Маккей! Вспомнила. Роланд Маккей. Как же, как же. Повеселил.

– А что такое? – поинтересовалась Райдер.

Киббл улыбнулась:

– Скажем так, у него были проблемы в общении с женщиной другого цвета кожи. Посидите здесь – я мигом.

Она записала имя на бумажку и вышла.

– Может, оно и к лучшему, – сказал Босх.

– Ты о чем?

– Если у него были проблемы с ней, то, возможно, возникнут и с тобой. Мы могли бы этим воспользоваться.

Райдер кивнула. Босх увидел, что она смотрит на газетную вырезку, пришпиленную к филенчатой перегородке. Бумага уже пожелтела от времени. Босх наклонился, но все равно смог прочитать только заголовок:

РАНЕНОГО ОФИЦЕРА ПО НАДЗОРУ ВСТРЕЧАЮТ КАК ГЕРОЯ

– Что там? – спросил он.

– Я знаю, кто она такая, – ответила Райдер. – Ее ранили несколько лет назад. Пришла в дом к бывшему зэку, а кто-то ее подстрелил. Тот, к кому она пришла, вызвал помощь, а потом скрылся. Что-то в этом роде. Ее наградили. Боже, как она похудела.

Что-то в этой истории показалось Босху знакомым. Заметку иллюстрировали две фотографии. На одной Тельма Киббл стояла перед зданием Управления по надзору, с крыши которого свешивался плакат с приветственными словами. Райдер была права. За прошедшее с тех пор время Тельма потеряла никак не меньше восьмидесяти фунтов. Босх сразу вспомнил, что видел этот самый плакат несколько лет назад, когда приезжал по какому-то делу в расположенный через дорогу от управления суд. Он кивнул и перевел взгляд на второй снимок.

Что-то всколыхнулось в памяти. На снимке, которому явно не хватало четкости, была запечатлена белая женщина, бывшая заключенная, которая проживала как раз в том доме, где ранили Киббл.

– Стреляла же не она, а? – спросил он.

– Нет. Она как раз и вызвала помощь. А потом исчезла.

Босх вдруг поднялся и, опершись на лежащие на столе папки, вгляделся в снимок внимательнее. Черно-белая фотография потемнела, но он все равно узнал лицо. Волосы и глаза были другие, как и имя под снимком. И все-таки Босх нисколько не сомневался, что видел эту самую женщину в прошлом году в Лас-Вегасе.

– Только не помните мне бумаги, – сказала, входя в комнатку, Киббл.

Он моментально вернулся на место.

– Извините. Просто хотел прочитать вырезку.

– О, старая история. С тех пор много воды утекло… и лишних фунтов тоже немало.

– Я присутствовала на том собрании, когда вас награждали, – сказала Райдер.

– Неужели? – Киббл расплылась в улыбке. – Да, приятный был вечер.

– А что сталось с той женщиной? – спросил Босх.

– С Кэсси Блэк? О, ударилась в бега. Только ее и видели.

– Ее в чем-то обвиняли?

– Самое странное, что нет. То есть если она в чем и виновата, то лишь в том, что сбежала с места преступления и нарушила правила условно-досрочного освобождения. Больше нам не в чем ее обвинить. В конце концов, стреляла же в меня не она. Кэсси спасла мне жизнь, и я только благодарна ей за это. Не исключаю, что парень, который меня ранил, мог потом найти ее, убить и закопать где-нибудь в пустыне. От всей души надеюсь, что этого не случилось. Кэсси оказала мне большую услугу.

Теперь Босх уже засомневался: а с этой ли женщиной он прожил несколько дней в мотеле около аэропорта, когда год назад навещал свою дочь в Лас-Вегасе. Звали-то ее точно не Кэсси Блэк. Он молча опустился на стул.

– Ну что, нашли? – спросила Райдер.

– Да, все здесь. Можете взять дело с собой. Если хотите расспросить о парне, то задавайте ваши вопросы прямо сейчас, потому что через пять минут мне надо взяться за свои дела. Если начну позже, то сломаю график на весь оставшийся день и выберусь отсюда только поздно вечером. А сегодня мне опаздывать никак нельзя – свидание.

Перспектива приятного времяпрепровождения добавила блеска в ее глаза.

– Хорошо. Тогда такой вопрос: что вы о нем помните? Вы заглянули вдело?

– Да, пробежала глазами, пока шла назад. Мелкий, но мерзкий поганец. Наркоман, но не активный. Повернутый на расовой религии. Ничего особенного. Мне даже доставляло удовольствие время от времени прижимать его к ногтю. Вот, пожалуй, и все.

Райдер открыла папку, и Босх наклонился взглянуть на фотографию.

– Непристойное поведение… В чем оно проявилось? – спросил он.

– Там все сказано. Наш герой хватил лишнего и сел за руль. Потом решил, что ему надо облегчиться. Остановился. Зашел в первый попавшийся двор, а во дворе тринадцатилетняя девочка бросала мяч в корзину. Мистер Маккей, наверное, подумал, что раз он выпустил петушка на волю, то было бы неплохо, если бы девочка с ним поиграла. Я еще не сказала, что ее отец служил в полиции? И случайно оказался дома? Он вышел, взял мистера Маккея за шкирку и опустил на землю. Впоследствии Маккей жаловался, что его положили в ту самую лужицу, которую он успел налить. Ему это сильно не понравилось.

Рассказывая, Киббл улыбалась. Босх кивнул. В деле вряд ли приводились столь живописные детали.

– И он признал себя виновным?

– Да. Получил условный срок. И попал ко мне.

– Проблемы с ним были за эти восемнадцать месяцев?

– Точнее сказать, у него были проблемы со мной. Маккей попросил назначить ему другого надзорного офицера, но получил отказ. Так со мной и остался. Приходил сюда и отмечался. Держался смирно, хотя я чувствовала – злость осталась. Мне трудно сказать, что его доставало больше – то, что я черная, или то, что я женщина.

При последних словах Киббл взглянула на Райдер. Та кивнула.

В папке находились материалы по прошлым делам Маккея, указывались его аресты и перечислялись наказания. Все это требовало внимательного изучения, а времени уже не оставалось.

– Мы можем снять копию? – спросил Босх. – И хотелось бы позаимствовать одну из ранних фотографий.

Киббл, прищурившись, посмотрела на него:

– Работаете над старым делом?

Райдер кивнула:

– Очень старым.

– «Висяк»?

– Да, только что открыли заново.

– Понятно, – задумчиво протянула Киббл. – Меня уже ничто не удивляет – я знала парня, который украл в магазине замороженную пиццу, получил четыре года и не дотянул до конца срока два дня. Но насчет Маккея скажу так – на мой взгляд, в нем нет того, что называют инстинктом убийцы. Он может быть вторым номером, но не первым.

– Мы пока еще ничего не знаем наверняка, – сказал Босх. – Известно лишь, что он имеет к убийству какое-то отношение. – Он поднялся. – Так как насчет фотографии? Фотокопия может оказаться недостаточно четкой.

– Возьмите, но только с условием, что вернете. Документы надо содержать в порядке. Такие, как Маккей, имеют привычку возвращаться. Понимаете?

– Понимаю. Вернем обязательно. И если вы не против, я бы скопировал ту газетную заметку. Хочу почитать.

Киббл посмотрела на приколотую к стене пожелтевшую вырезку.

– Только обещайте не смотреть на меня. Я теперь совсем другая.

Закончив дела в Управлении отправления наказаний, Босх и Райдер пересекли улицу и направились к муниципальному центру. Миновав здание суда, они оказались на площади и сели на скамейку у библиотеки. Следующим пунктом плана значилась встреча с Артуро Гарсией, офис которого располагался в одном из административных зданий, но до нее еще оставалось время. К тому же им не терпелось посмотреть материалы на Маккея.

В папке лежали подробные отчеты по всем преступлениям и правонарушениям, за которые Роланд Маккей арестовывался с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать лет. Были здесь и отчеты офицеров по надзору, наблюдавших за ним на протяжении месяцев и даже лет. Босх занялся чтением первых, Райдер взяла себе вторые. Но едва Гарри открыл материалы по первому делу, связанному с ограблением, как Кизмин толкнула его в бок:

– Послушай, это интересно. Маккей получил общее образование в чатсуортской средней школе. Как раз летом восемьдесят восьмого.

– Если он получил диплом об общем образовании,[195] то ушел из школы раньше. Там сказано, из какой школы он ушел?

– Нет. Говорится лишь, что вырос в Чатсуорте. Неполная семья. Учился плохо. Жил с отцом, работавшим сварщиком на заводе «Дженерал моторс» в Ван-Нуйс. Пока ничего, что указывало бы на связь с хиллсайдской подготовительной.

– Проверить все равно надо. Родители всегда хотят для детей лучшего. Если Маккей учился там и знал ее, а потом ушел, это объясняет, почему в восемьдесят восьмом его так ни разу и не допросили.

Райдер кивнула и перевернула страницу.

– Парень ни разу не покидал Долину. Все адреса здешние.

– Какой последний?

– В Панорама-Сити. Тот, что выдал «Автотрек». Впрочем, не думаю, что он до сих пор еще там.

Босх согласно кивнул. Любой человек, знакомый с системой так же хорошо, как Маккей, знал, что по истечении срока условного наказания нужно первым делом сменить место жительства. И никому не оставлять свой новый адрес. В Панорама-Сити, конечно, съездить придется, но Босх не сомневался, что Маккея там уже нет. Он не обращался в бюро коммунальных услуг, не обновлял водительские права, не регистрировал новую машину. Похоже, Маккей старался не засветиться и не попасть в поле зрения полиции.

– Состоял в «Уэйсайдских белых», – заметила Райдер, переворачивая очередную страницу.

– Этим ты меня не удивила.

«Уэйсайдскими белыми» называла себя группировка, на протяжении нескольких лет существовавшая на территории Уэйсайд-Онор в северном округе штата. Сформированная по расовому признаку, она ничем не отличалась от других таких же, возникавших практически в каждом исправительном учреждении штата в качестве скорее средства защиты, чем расовой агрессии. Нередко членами «Уэйсайдских белых» становились скрывавшие свою национальность евреи. В тюрьме одиночке трудно. Принадлежность к той или иной группировке позволяла чувствовать себя в относительной безопасности. Это был способ выживания, и тот факт, что Маккей входил когда-то в тюремную банду, еще не подтверждал версии Босха о роли расового фактора в убийстве Ребекки Верлорен.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Пока ничего.

– Там есть описание внешности? Особые приметы? Татуировки?

Перелистав страницы, Райдер нашла тюремный формуляр.

– Да, есть татуировки, – подтвердила она, пробегая взглядом по странице. – На бицепсе одной руки собственное имя, на другой – наверное, инициалы девушки: СРВ.

Босх оторвался от дела – его версия, похоже, все же начинала находить подтверждения.

– Я уже видел такие надписи. Это не инициалы девушки. Это аббревиатура. СРВ – священная расовая война. Наш парень один из тех, кто верит в такую чушь. Думаю, Грин и Гарсия пропустили эту деталь.

Он уже ощущал действие поступившего в кровь адреналина.

– Посмотри сюда, – сказала Райдер. – Еще одна татуировка. Число «восемьдесят восемь» на спине. Как напоминание о том, что он сделал в восемьдесят восьмом.

– Вроде того. Это шифр. Я как-то работал по делу одной группировки, из тех, что провозглашают лозунг «Власть белым», и помню все их шифры. Число «восемьдесят восемь» у них заменяет двойную букву «эйч», потому что «эйч» – восьмая буква в алфавите. Восемьдесят восемь означает «Heil Hitler». Встречается еще двести шестьдесят восемь – «Zeig Heil». Сообразительные ребята, верно?

– И все-таки я думаю, что восемьдесят восемь означает год. Напоминание о чем-то. Может быть, о том самом.

– Возможно. Там говорится, где он работал?

– Кое-что есть. Когда его арестовали в последний раз, за непристойное поведение, он как раз ехал на буксире. Машина техпомощи? Вот… указаны три предыдущих места работы – так и есть, служба техпомощи.

– Уже хорошо. Для начала.

– Мы его найдем.

Босх вернулся к чтению отчетов. В 1990-м подозреваемого арестовали за кражу со взломом. Маккей забрался в магазинчик при открытом кинотеатре «Пасифик». Сработала сигнализация. Он успел обчистить кассу и набить пластиковый пакет шоколадными батончиками. Возможно, успел бы и скрыться, но решил приготовить себе начос и включил микроволновку. Подъехавшие полицейские выпустили собаку. В отчете указывалось, что его отвезли сначала в медицинский центр, потому что после схватки с псом на левой руке и левом бедре задержанного обнаружились укусы.

Далее говорилось, что Маккей признал себя виновным и был приговорен к шестидесяти семи дням тюрьмы в Ван-Нуйс и двум годам условно.

Еще до истечения срока его снова арестовали, на сей раз за оскорбление действием. Босх только начал читать отчет, когда Райдер забрала у него документы и положила в папку.

– Пора к Гарсии. Сержант сказал, что если опоздаем, то его уже не будет.

Она поднялась. Босх тоже встал, и напарники направились к административному зданию, на третьем этаже которого находился кабинет коммандера Артуро Гарсии.

– В девяносто девятом Маккея арестовали за ограбление магазина «Пасифик», – сообщил на ходу Босх.

– И что?

– Это в Виннетке. Там сейчас большой развлекательный комплекс. От него до дома, где украли пистолет, всего пять или шесть кварталов.

– Что ты об этом думаешь?

– Две кражи в одном и том же районе. Может, Маккею нравится там работать. Думаю, оружие украл он. Или был с тем, кто украл.

Райдер кивнула. Они поднялись по ступенькам, вошли в вестибюль и проделали оставшуюся часть пути на лифте. Коммандер был занят, и их попросили немного подождать.

– Знаешь, а я помню тот кинотеатр, – сказал Босх, опускаясь на диван. – Ходил туда пару раз, еще в детстве.

– А у нас был свой, на южной окраине.

– Что там сейчас? Тоже какой-нибудь комплекс?

– Нет. Всего лишь парковочная стоянка. В тех краях большие деньги ни во что не вкладывают.

– А как же Мэджик Джонсон? – Босх знал, что бывшая звезда баскетбольного клуба «Лейкерс» инвестировал немалые суммы в развитие инфраструктуры южной окраины, включая и строительство открытых кинотеатров.

– Он единственный.

– Один – это уже начало.

К ним подошла женщина с нашивками сержанта на рукаве:

– Коммандер готов принять вас.

Глава 9

Коммандер Артуро Гарсия поднялся из-за стола. Как и его помощница, он был в форме, которую носил – это чувствовалось сразу – с гордостью и достоинством. Короткие, со стальным отливом, волосы, щетинистые усы дополняли облик образцового полицейского. От Гарсии исходило ощущение уверенности в себе, той уверенности, которой не хватало департаменту в последние годы и которую он изо всех сил старался обрести.

– Входите, входите, – сказал Гарсия. – Садитесь и расскажите старику, чем занимаетесь и как дела.

– Спасибо, что приняли нас так быстро, – сказала Райдер.

Они уже решили, что разговор поведет она. Босх не был уверен, что сумеет скрыть неприязненное отношение к Гарсии, который вместе с напарником совершил столько ошибок и промахов при расследовании дела Ребекки Верлорен. К тому же Райдер уже приходилось общаться с ним на прежней работе.

– А как же? Когда тебе звонят из «убойного», приходится выкраивать время, верно? – Он улыбнулся.

– Вообще-то мы из отдела заново открытых дел, – уточнила Райдер.

Улыбка слетела с лица Гарсии, и на мгновение Босху показалось, что в его глазах вспыхнула и тут же погасла боль. Договариваясь о встрече через помощника, Райдер не упомянула, каким делом они занимаются.

– Бекки Верлорен, – проговорил коммандер.

Райдер кивнула:

– Да. Но откуда вы знаете?

– Откуда я знаю? Я сам позвонил вашему начальнику и сказал, что по этому делу есть возможность провести тест на ДНК.

– Вы звонили детективу Пратту?

– Да, точно, Пратту. Как только отдел организовался и приступил к работе, так я сразу же ему и позвонил. Попросил открыть дело Бекки Верлорен за восемьдесят восьмой год. Анализ сделали? И что, есть совпадение?

Райдер снова кивнула:

– Совпадение есть.

– Кто же он? Я ждал этого семнадцать лет. Кто-то из ресторана, а?

Вопрос застал Босха врасплох. Разумеется, из материалов дела он знал, что полиция допросила всех работавших в ресторане Роберта Верлорена, однако ничего подозрительного не обнаружила. В дальнейшем эта линия не отрабатывалась. Ничто не указывало на ресторан. И то, что теперь из уст одного из следователей прозвучало, по-видимому, давно таившееся подозрение… это никак не совпадало с выводами, которые они вместе сделали по результатам знакомства с документами.

– Вообще-то нет, – ответила Райдер. – Анализ ДНК указал на человека по имени Роланд Маккей. Во время убийства ему было восемнадцать лет. Жил он тогда в Чатсуорте. Но в ресторане, похоже, не работал.

Гарсия нахмурился, как будто то ли огорчился, то ли даже растерялся.

– Вам это имя о чем-нибудь говорит? – спросила Райдер. – В деле оно не упоминается.

Гарсия покачал головой:

– Не помню такого, хотя ведь и времени прошло немало. Кто он?

– Этого мы пока не знаем. Начали только сегодня и пока лишь подбираемся.

– Думаю, я бы вспомнил имя, если бы уже слышал. Значит, на пистолете была его кровь?

– Да. За ним много чего числится. Кражи, непристойное поведение, употребление наркотиков. Мы считаем, что он причастен к той краже, когда взяли пистолет.

– Не сомневаюсь, – с жаром поддержал ее Гарсия.

– Мы можем связать его с орудием убийства, – продолжала Райдер, – но нам нужна связь с девушкой. Может быть, вы что-нибудь вспомните?

– Вы уже разговаривали с ее родителями?

– Пока еще нет. Вы у нас первый в списке.

– Бедная семья. Для них это был тяжелый удар.

– Вы поддерживали контакт с родителями?

– Поначалу да. Пока занимался этим делом. Но потом меня произвели в лейтенанты и вернули в патрульную службу. После этого мы уже не встречались. А разговаривал я в основном с Мюриель… то есть с матерью. Отец… с ним что-то происходило. Дела не ладились. Он ушел из дому, они развелись… вот так. Потом он и ресторан потерял. Жил, как мне приходилось слышать, на улице. Приходил иногда домой, просил у Мюриель денег.

– А почему вы предположили, что к убийству причастен кто-то из ресторана?

Гарсия досадливо покачал головой, словно жалуясь на память.

– Даже не знаю. Не могу вспомнить. Ничего конкретного, просто какое-то чувство. Что-то там было не так с самого начала. Что-то сомнительное.

– Что вы имеете в виду?

– Как вам сказать. Вы же читали дело? Ее не изнасиловали. Выкрали из дома, отнесли на склон и там застрелили, сымитировав самоубийство. Причем сымитировали неряшливо, неумело. Больше походило на расправу. Как будто ее убили по приговору. О случайном вторжении в дом не могло быть и речи. Ее смерти хотел кто-то, кто ее знал. И этот кто-то либо сам пришел за ней в дом, либо кого-то прислал.

– Думаете, убийство было как-то связано с беременностью? – спросила Райдер.

Гарсия кивнул:

– Мы так полагали, но точно установить ничего не смогли.

– МНЛ… вы его не нашли.

Коммандер несколько растерянно посмотрел на нее:

– Извините, что?

– МНЛ. Инициалы в дневнике Ребекки. Вы упомянули о них, когда разговаривали с родителями. Вспомнили?

– Ах да, инициалы. Что-то вроде шифра. Нет, нам так и не удалось их разгадать. Вы ищете дневник?

Босх кивнул. Ответила Райдер:

– Да, ищем. Мы ищем все. Дневник, пистолет, саму коробку с вещественными доказательствами. Похоже, в ОХВД ее просто потеряли.

Гарсия покачал головой с видом человека, привыкшего иметь дело с подобными неприятностями.

– Ничего удивительного. Для них это нормальное явление.

– Наверное.

– И вот что я вам скажу. Если найдете коробку, дневника там не будет.

– Почему?

– Потому что я его вернул.

– Родителям?

– Матери. Как я уже сказал, меня произвели в лейтенанты и перебросили в южное управление. Рон Грин к тому времени уже вышел в отставку. Я передавал дело, зная, что дальше ничего уже не будет. Что никто уже не будет относиться к расследованию так, как мы. В общем, я сказал Мюриель, что ухожу, и вернул ей дневник. Бедняжка. В тот июльский день время для нее как будто остановилось. Она застыла в нем, точно вмерзшая в лед рыба. Ни назад ни вперед. Помню, как я пришел к ней уже перед переходом. После убийства прошло, должно быть, года три. Она повела меня в комнату Бекки. Там ничего не изменилось, все осталось нетронутым. Точь-в-точь как в ту ночь.

Райдер печально кивнула. Гарсия замолчал. Наконец Босх откашлялся и задал вопрос, на который коммандер так и не ответил:

– Когда мы вошли и сказали, что по ДНК есть совпадение, вы предположили, что это кто-то из ресторана. Почему?

Он взглянул на Райдер, но та не проявила ни раздражения, ни досады. Лицо ее вообще осталось безучастным.

– Не знаю, – ответил Гарсия. – Наверное, я подумал так потому, что чувствовал некоторую неудовлетворенность от нашей работы в том направлении.

– Вы имеете в виду ее отца?

Коммандер кивнул.

– Отец вел себя как-то странно. Неестественно. По крайней мере мне так тогда казалось.

– В чем это проявлялось? – спросила Райдер. – Я имею в виду странность и неестественность.

Прежде чем Гарсия успел открыть рот, дверь открылась и в кабинет вошел адъютант.

– Коммандер? Все уже собрались в конференц-зале и готовы начать.

– Хорошо, сержант. Я скоро приду.

Дверь закрылась, и Гарсия выжидающе, как будто забыл вопрос, посмотрел на Райдер.

– В материалах дела нет ничего такого, что бросало бы подозрение на отца убитой, – сказала она. – Так почему вы находили его поведение странным?

– Трудно сказать. Ничего конкретного. Скорее инстинктивное чувство. Он вел себя не так, как повел бы в схожей ситуации другой отец. Понимаете, он был слишком спокоен. Не сходил с ума от горя, не кричал. Он ни разу не отвел Рона или меня в сторону и не сказал: «Вот что, парни, когда вы до него доберетесь, отдайте его сначала мне». Я бы на его месте поступил, наверное, так.

Под подозрением, как по опыту знал Босх, оставались пока все, даже с учетом того, что анализ ДНК устанавливал связь Маккея с орудием убийства. В это число входил и отец Ребекки Верлорен. Но согласиться с тем, что подсказывало Гарсии чутье, Босх не мог. Он участвовал в расследовании сотен убийств и знал, что брать в качестве основы для подозрения поведение отца или матери жертвы – большая ошибка. Босх видел самые разные проявления эмоций, и все они совершенно ничего не значили. На его памяти был случай, когда убийцей оказался мужчина, громче всех выражавший свое горе.

Отбросив подозрения Гарсии, Босх сделал для себя и окончательный вывод в отношении самого Гарсии. Поначалу детективы допустили несколько ошибок, но само следствие провели неплохо, что подтверждали и материалы дела. Однако теперь Босх знал, что заслуга в этом скорее принадлежит Грину, чем его напарнику. Косвенно такой вывод подтверждал и тот факт, что Гарсия ушел из убойного отдела на руководящую должность.

– Вы долго работали в «убойном»? – спросил он.

– Три года.

– И все три года в Девоншире?

– Да.

Босх кивнул. Работы в Девоншире было немного. За три года на долю Гарсии вряд ли выпало больше пары дюжин случаев. Понятно, что опыта ему не хватало.

– А что ваш бывший напарник? Он разделял ваши подозрения в отношении Роберта Верлорена?

– Не совсем. Пожалуй, Рон был настроен к нему более сочувственно.

– Вы еще поддерживаете с ним связь?

– С кем? С отцом?

– С Грином.

– Нет, он вышел в отставку.

– Знаю, но вы контактируете?

Гарсия покачал головой.

– Он умер. После отставки жил в округе Гумбольдт. Не надо ему было оставлять оружие. Свободного времени много, а занять себя нечем.

– Покончил с собой?

Коммандер кивнул.

Босх опустил голову. Не потому, что на него подействовала смерть Рона Грина – он не знал его, – а потому, что с ним оборвалась важная связь со старым расследованием. Рассчитывать на помощь Гарсии не приходилось.

– Вы не рассматривали убийство под расовым углом? – спросил он, снова опережая Райдер.

– Под расовым углом? Не вижу связи.

– Отец черный, мать белая, ребенок от смешанного брака, оружие, украденное у человека, получавшего угрозы из-за своей религиозной принадлежности.

– Не больше, чем простое совпадение. У вас есть что-нибудь на этого парня, Маккея?

– Ну, кое-что.

– Что ж, у нас не было ничего. И уж тем более такого подарка, как установленного подозреваемого. А не имея на руках ничего, трудно смотреть на дело под каким-то особенным углом.

Произнесено это было с нажимом, и Босх понял, что задел Гарсию за живое. Коммандеру не понравились намеки на то, что он в свое время что-то упустил. Впрочем, такие намеки не понравились бы никому. Даже самому опытному детективу.

– Мы решили, что, прежде чем заняться Маккеем, следует проверить все прочие возможные варианты, – быстро вставила Райдер, почувствовав возросшее напряжение.

Гарсия, похоже, принял объяснение.

– Понимаю. Отрабатываете все версии.

Он поднялся.

– Что ж, мне нужно идти. С удовольствием поработал бы с вами. Когда-то и я отправлял плохих парней за решетку, а теперь вот приходится заниматься бюджетом и прочей ерундой.

«Ты это заслужил», – подумал Босх и посмотрел на Райдер. Интересно, понимает ли она, что он спас ее от такой же участи, когда уговорил перейти вместе с ним в отдел нераскрытых убийств?

– Хочу попросить об одолжении, – сказал Гарсия. – Когда возьмете Маккея, дайте мне знать. Может быть, я заеду и взгляну на него через окошечко. Давно этого жду.

– Конечно, сэр, никаких проблем, – ответила Райдер, отводя взгляд от Босха. – Обязательно позвоним. А вы, если вдруг вспомните что-то, тоже позвоните. Все номера здесь. – Она встала и положила на стол карточку.

– Договорились. – Гарсия уже двинулся в обход стола, когда его остановил Босх:

– Возможно, вы смогли бы сделать кое-что еще.

Коммандер резко остановился и посмотрел на него:

– Что еще, детектив? У меня мало времени.

– Мы могли бы попробовать выманить птичку из гнезда. Поместить заметку в газету. Было бы неплохо, если бы это сделали вы. Вроде как от лица бывшего детектива, ныне коммандера, не забывшего старое дело. Он звонит в отдел, просит провести анализ на ДНК, и у следствия появляется новая улика.

Гарсия кивнул. Расчет на тщеславие оказался верным.

– Да, это может сработать. Подготовьте все и позвоните мне. Как насчет «Дейли ньюс»? У меня там есть кое-какие связи.

Босх кивнул:

– Да, мы как раз о ней и думали.

– Хорошо. Дайте мне знать. А сейчас – извините, надо идти.

Коммандер торопливо вышел. Босх и Райдер, переглянувшись, последовали за ним. Уже в коридоре, ожидая лифта, Райдер спросила Босха, что у него на уме.

– Гарсия прекрасно подходит на роль героя, потому что понятия не имеет, о чем будет говорить.

– Значит, мы хотим использовать его втемную. Дело тонкое.

– Не беспокойся, все получится.

Кабина лифта открылась, и они вошли. Райдер тут же повернулась к напарнику:

– Гарри, давай сразу кое о чем договоримся. Либо мы напарники, либо нет. Ты должен был предупредить меня заранее.

Босх кивнул:

– Ты права. Мы напарники. Такое больше не повторится.

– Хорошо.

Кабина остановилась, дверь открылась, и Райдер, не оглядываясь, вышла.

Глава 10

Подготовительная школа Хиллсайд представляла собой ряд строений в испанском стиле, уютно устроившихся между холмами Портер-Ранч. Сразу за окруженным великолепными зелеными лужайками кампусом вставали горы, которые словно оберегали школу от бед и несчастий. Босх подумал, что, пожалуй, каждый родитель с радостью отдал бы своего ребенка в это учебное заведение. Его собственной дочери до школы оставался один год. Он бы тоже хотел, чтобы она ходила в такую.

Следуя указательным знакам, они без труда нашли административный корпус. У входа Босх показал жетон женщине за перегородкой и объяснил цель визита: им нужно выяснить, учился ли здесь когда-нибудь парень по имени Роланд Маккей. Через пару минут к ним вышел мужчина, самыми примечательными чертами которого были толстые очки под густыми черными бровями и животик размером с баскетбольный мяч. Идеальной длины волосы наводили на мысль о парике.

– Я Гордон Стоддард, директор Хиллсайда. Миссис Аткинс сообщила, что вы детективы. Должен сказать, что не могу вспомнить учащегося с таким именем, хотя и работаю здесь уже почти двадцать пять лет. Не могли бы вы уточнить, когда именно он здесь учился? Это облегчило бы ей поиски.

Босх удивился. Стоддард выглядел лет на сорок с небольшим. Получалось, что он пришел в Хиллсайд сразу после университета и с тех пор работал на одном месте. Трудно сказать, чем объяснялось такое постоянство, высокой зарплатой или верностью Стоддарда учебному заведению. Судя по тому, что знал Босх о зарплатах учителей как в частных, так и в общественных школах, причина была не и деньгах.

– Если он учился здесь, то речь идет о второй половине восьмидесятых. Вы можете и не помнить.

– Знаете, у меня хорошая память на имена учащихся. К тому же до того, как стать директором, я работал здесь учителем. Преподавал естественные науки.

– Вы помните Ребекку Верлорен? – спросила Райдер.

Стоддард побледнел:

– Да, конечно. Она была моей ученицей. Так дело в этом? Вы его арестовали? Маккея? То есть, насколько я понимаю, это он?.. Да?

– Мы пока не знаем, сэр, – быстро ответил Босх. – Следствие только что возобновилось, и нам нужно проверить некоторые данные. Вот и все.

– Видели памятную дощечку? – спросил Стоддард.

– Извините?

– На стене, в холле. Там есть памятная дощечка, посвященная Ребекке. Ребята, ее одноклассники, собрали деньги и заказали. Мило, конечно, но и грустно. Однако она все же служит своей цели. Здесь помнят Ребекку Верлорен.

– Мы, должно быть, не обратили внимания. Посмотрим на обратном пути.

– Ее многие помнят. Зарплата здесь небольшая, большинству приходится подрабатывать, чтобы сводить концы с концами, но люди у нас преданы школе. Есть и преподаватели, которые учили Ребекку. Например, миссис Сейбл, которая когда-то училась с ней, а потом вернулась в школу уже учительницей. Если не ошибаюсь, Бейли даже была одной из ее близких подруг.

Босх взглянул на Райдер, та в ответ подняла брови. Они уже наметили подходы к подругам Бекки Верлорен, но здесь возможность поговорить представлялась сама собой. Одну из трех девушек, с которыми Бекки провела вечер за двое суток до исчезновения, звали Бейли Костер.

И дело было не только в удобном случае расспросить свидетельницу по делу. Босх знал, что если они не попадут к Сейбл сейчас, то она вероятнее всего услышит о Роланде Маккее от Стоддарда. Такой вариант его не устраивал. Босх хотел сам контролировать поток информации и ее поступление к тем, кто имел отношение к делу.

– Она сегодня здесь? Мы можем поговорить с ней? – спросил он.

Стоддард посмотрел на настенные часы.

– Сейчас миссис Сейбл на занятиях, но уроки заканчиваются через двадцать минут. Если подождете, она, конечно, поговорит с вами.

– Мы подождем.

– Хорошо, я напишу ей записку, попрошу после занятий зайти в мой кабинет.

За спиной директора тут же возникла миссис Аткинс, готовая выполнить поручение шефа.

– Вообще-то, если вы не против, – вступила в разговор Райдер, – мы предпочли бы побеседовать с ней в классе. Так ей, наверное, было бы удобнее.

Босх кивнул – Киз работала на той же частоте. Не нужно, чтобы миссис Сейбл знала о чем-то заранее. Они хотели понаблюдать за ее реакцией на появление полиции.

– Пожалуйста, – сказал директор. – Поступайте так, как считаете нужным. – Он повернулся к миссис Аткинс: – Вы что-нибудь нашли?

– В списках учащихся школы Роланд Маккей не значится, – доложила она.

– А кто-нибудь еще с такой же фамилией? – поинтересовалась Райдер.

– Есть только один Маккей, Грегори. Посещал нашу школу на протяжении двух лет, – отрапортовала миссис Аткинс. – В девяносто шестом и девяносто седьмом.

Возможно, хотя и маловероятно, в Хиллсайде учился его младший или двоюродный брат, и это тоже стоило проверить.

– Вы не могли бы посмотреть его адрес или телефон? – попросила Райдер.

Миссис Аткинс перевела взгляд на Стоддарда и, получив молчаливое одобрение, отправилась за информацией. Босх тоже посмотрел на настенные часы. Двадцать минут можно было потратить на что-то полезное.

– Мистер Стоддард, у вас ведь есть журналы регистрации учащихся? Мы хотели посмотреть за конец восьмидесятых, пока будем ждать миссис Сейбл.

– Да, конечно. Я отведу вас в библиотеку и принесу журналы.

По пути в библиотеку директор показал детективам мемориальную табличку на стене в холле. Ничего особенного – имя девушки, годы жизни и наивное детское обещание: «Всегда помним».

Стоддард стер пыль с ламинированной фотографии улыбающейся Ребекки Верлорен, воспользовавшись для этого рукавом рубашки.

– Она была очень хорошей девочкой. Всегда во всем участвовала. И семья у нее тоже очень хорошая. Такая трагедия.

Библиотека располагалась за углом. За столами сидели несколько учащихся, просматривали книги на стеллажах в конце комнаты. Стоддард шепотом попросил детективов немного подождать за столом и удалился. Вернувшись через минуту, он положил перед ними три толстых фолианта с латинским словом «Veritas» на каждом.

– Здесь ее последние три года, 1986, 1987 и 1988-й, – шепотом сообщил он. – Если понадобятся более ранние, дайте мне знать. Они на полке.

Босх покачал головой:

– Этих вполне достаточно. Мы заглянем к вам, когда будем уходить. В любом случае нам еще нужно увидеть миссис Аткинс.

– Отлично, тогда я вас оставляю.

– О, извините, а где нам найти миссис Сейбл?

Стоддард назвал номер класса и объяснил, как попасть туда из библиотеки. Потом еще раз извинился и сказал, что ему нужно идти. По пути к двери он что-то шепнул сидевшим за крайним столом мальчишкам, и те с неохотой убрали под ноги брошенные на проходе рюкзачки. Глядя на них, Босх вспомнил парней во Вьетнаме: те тоже бросали вещмешки там же, где и стояли, не думая о том, что они могут кому-то помешать, – лишь бы поскорее избавиться от бремени.

Когда директор скрылся за дверью, мальчишки скорчили ему вслед рожицы.

Райдер оказалась проворнее и первой взяла журнал за 1988 год. Босх потянулся за самым ранним из трех. Он уже не рассчитывал найти что-то ценное – прежняя версия, согласно которой Роланд Маккей учился вместе с Ребеккой Верлорен, а потом, еще до убийства, бросил школу, рассыпалась после всего лишь одного удара миссис Аткинс. Теперь оставалось надеяться, что связь между Маккеем и Бекки обнаружится где-то еще.

Произведя несложные подсчеты, он открыл журнал и принялся листать страницы, пока не добрался до фотографий восьмого класса. Найти Бекки Верлорен не составило труда. У нее были косички и скобки на зубах. Она улыбалась, но выглядела неуклюжей и робкой, как часто бывает с подростками, вступившими в период полового созревания. Похоже, Бекки стеснялась того, как выглядит. Босх просмотрел фотографии класса и обнаружил, что девушка принимала участие почти во всех мероприятиях. Она играла в футбол, занималась в научном кружке, участвовала в театральных постановках и представляла одноклассников в школьном самоуправлении. На всех снимках Бекки появлялась либо в заднем ряду, либо сбоку. Ставил ли ее туда фотограф или именно там она сама чувствовала себя комфортно – этого Босх не знал.

Райдер неспешно просматривала журнал за 1988 год, останавливаясь на каждой странице. Задержав внимание на одном из снимков, она показала его Босху. Он едва узнал в молодом худощавом человеке спортивного сложения, с длинными волосами и без очков Гордона Стоддарда.

– Ты только посмотри на него, – сказала Киз. – Возраст никого не красит. Люди не должны стареть.

– Но шанс-то должен быть у каждого.

Босх перешел к журналу за 1987 год. Здесь Бекки Верлорен выглядела уже совсем по-другому, вступив в пору расцвета. Улыбка стала более открытой и уверенной. Скобки на зубах, может, и остались, но были незаметны. На групповых снимках она переместилась вперед и к центру. Сложенные на груди руки и независимая поза свидетельствовали об авторитете и ответственности. Твердый взгляд в камеру не оставлял сомнений – эта девушка далеко пойдет.

Однако кто-то ее остановил.

Босх пролистал еще несколько страниц и закрыл журнал. Он уже был готов к разговору с Бейли Сейбл и ждал только звонка.

– Ничего? – спросила Райдер.

– Ничего, что пригодилось бы. Но я увидел то, что хотел. Бекки на своем месте. В своей стихии. Я представляю, какой она была.

– Верно. А теперь взгляни-ка на это.

Они сидели друг против друга. Райдер повернула свой журнал так, чтобы Босх смог заглянуть в него. Она добралась до последних фотографий класса. Верхнюю половину страницы занимал снимок, на котором четыре девушки и парень стояли у стены возле входа на школьную парковочную площадку. Одной из девушек была Бекки Верлорен. Над фотографией шла надпись «НАШИ ЛИДЕРЫ». Внизу перечислялись фамилии и должности. Бекки значилась как представитель ученического совета. Бейли Костер была его председателем.

Райдер уже хотела повернуть журнал к себе, но Босх остановил ее, задержав взгляд на фотографии. По всему было видно, что от подростковой застенчивости и неуклюжести Бекки не осталось и следа – пожалуй, он назвал бы ее уже не девушкой, а молодой, привлекательной и совершенно уверенной в себе женщиной.

Босх подтолкнул журнал к Райдер.

– Такая разбила бы не одно сердце, – сказал он.

– Может, и разбила. Да только выбрала не того.

– Что-нибудь еще?

– Посмотри.

Киз снова провернула журнал. На двух страницах поместились фотографии, сделанные предыдущим летом во время поездки класса во Францию. Около двадцати учащихся, юношей и девушек, и несколько родителей или учителей стояли на фоне Нотр-Дама, во дворе Лувра и на борту экскурсионного пароходика на Сене. Райдер указала на Бекки Верлорен.

– Она была во Франции, – сказал Босх. – Как тебе это?

– Может быть, познакомилась там с кем-то? Вот тебе и ниточка за границу. Мы могли бы слетать и проверить все на месте, – пряча улыбку, заметила Райдер.

– Точно, – абсолютно серьезно согласился Босх. – Надо попробовать получить разрешение. Обратись к кому надо на шестом этаже.

– Господи, Гарри, где твое чувство юмора? Осталось на пенсии?

– Наверное.

Школьный звонок положил конец как разговору, так и урокам. Босх и Райдер поднялись и, оставив журналы на столе, вышли из библиотеки. Следуя указаниям Стоддарда, они поднялись по лестнице, с трудом прокладывая путь в потоке спешащих домой учеников, девочек в клетчатых юбках и белых блузках и мальчиков в брюках-хаки и белых спортивных рубашках с короткими рукавами.

Дверь в класс В-6 была открыта, и, заглянув, они увидели сидевшую за столом женщину, которая, по-видимому, просматривала работы и даже не подняла головы. Бейли Сейбл почти утратила сходство с Бейли Костер, президентом класса, фотографию которой детективы только что рассматривали в школьном журнале: волосы короче и темнее, фигура шире и тяжелее. Как и Стоддард, она носила очки. Босх знал, что ей тридцать два или тридцать три года, но выглядела миссис Сейбл старше.

Кроме нее в классе задержалась и одна из учениц. Симпатичная светленькая девочка неторопливо и деловито складывала в рюкзачок книжки. Закончив, она застегнула замок и направилась к выходу.

– До свидания, миссис Сейбл.

– До свидания, Кэтлин.

Девочка с любопытством посмотрела на Босха и Райдер и прошла мимо. Детективы переступили через порог, и Босх закрыл за собой дверь. И только тогда Бейли Сейбл оторвалась от тетрадей.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она.

Босх взял инициативу на себя:

– Возможно. Нас направил к вам мистер Стоддард. И он же сказал, что мы можем поговорить здесь, в классе.

Он подошел к столу. Учительница настороженно смотрела на незнакомца снизу вверх.

– Вы родители?

– Нет, мы из полиции, миссис Сейбл. Меня зовут Гарри Босх, а это Кизмин Райдер. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов о Бекки Верлорен.

Женщину как будто ударили в солнечное сплетение. После стольких лет боль все еще жила в ней.

– О Боже, о Боже… – прошептала она.

– Извините, что мы так внезапно, без предупреждения…

– Что-то случилось? Вы нашли его? Того… – Миссис Сейбл не смогла договорить.

– Дело открыто заново, – сказал Босх. – И мы рассчитываем на вашу помощь.

– Но чем я могу помочь?

Босх достал из кармана фотографию Роланда Маккея, которую они позаимствовали у Киббл. На ней был изображен восемнадцатилетний парень, осужденный за угон автомобиля. Босх положил карточку на тетради.

– Вы знаете этого человека?

– Снимок сделан семнадцать лет назад, – добавила Райдер. – Примерно тогда, когда погибла Бекки.

На фотографии Маккей вызывающе таращился в объектив камеры. Бейли Сейбл долго смотрела на карточку, не говоря ни слова. Босх взглянул на Райдер и кивнул, предлагая ей продолжить разговор.

– Он не напоминает вам кого-либо из тех, с кем вы или Бекки сталкивались в то лето?

– Он учился в нашей школе?

– Мы так не думаем. Но нам известно, что он жил в этом районе.

– Это убийца?

– Мы пока не знаем. Сейчас полиция лишь пытается выяснить, была ли между ним и Бекки какая-то связь.

– Как его зовут?

Райдер посмотрела на Босха. Он снова кивнул.

– Роланд Маккей. Вам знакомо это имя?

– Вообще-то нет. Мне уже трудно что-то вспомнить. Я имею в виду, чужие лица.

– То есть вы определенно не знали этого человека? Я правильно вас понимаю?

– Да. Я определенно не знала его.

– А могло ли быть так, что Бекки знала его, а вы нет?

Сейбл ненадолго задумалась.

– Ну пожалуй, да. Знаете, она ведь забеременела. Я об этом не знала, так что, возможно, не знала и о чем-то другом. Например, о нем. Это он… отец?

– Мы не знаем.

Сама о том не подозревая, Бейли Сейбл повернула разговор в нужное русло, и Босх сразу же воспользовался этим:

– Знаете, миссис Сейбл, с тех пор прошло много времени. Я понимаю, что тогда вы, наверное, не хотели обо всем говорить из-за Бекки. Но если вам что-то известно, вы можете сказать сейчас. Не исключено, что это последний шанс решить ту давнюю загадку.

– Вы имеете в виду ее беременность? Но я действительно ничего не знала. Мне так жаль. Я, как и все, была шокирована, когда полиция стала расспрашивать об этом ее знакомых.

– Если бы Бекки решилась довериться кому-то, она открылась бы вам?

И снова ответа пришлось ждать. Миссис Сейбл задумалась.

– Не знаю, – медленно сказала она. – Мы были очень близки, но она была так же близка и с другими. Знаете, мы четверо сдружились еще в первом классе. Называли себя «Кошачьим клубом», потому что все держали дома кошек. В разное время отношения складывались по-разному, кто-то больше сближался с кем-то, но как группа мы всегда держались вместе.

Босх кивнул.

– В то лето, когда все случилось, кто из вас был ближе всего к Бекки?

– Наверное, Тара. Ей и пришлось тяжелее, чем остальным.

Босх взглянул на Райдер – он никак не мог вспомнить фамилии девушек, с которыми была Бекки за два дня до смерти.

– Вы говорите о Таре Вуд? – уточнила Райдер.

– Да, о ней. В то лето они много времени проводили вместе, потому что работали в ресторане отца Бекки, в Малибу. Делили дневную смену на двоих. Они только об этом и говорили.

– Что же они рассказывали? – спросила Райдер.

– Ну, знаете, обычные девчоночьи разговоры. Кто там бывает, кого они видели. Какие кинозвезды туда заглядывают. Помню, они называли Шона Пенна и Чарли Шина. Иногда говорили о парнях, с которыми работали. Кто самый клевый и все такое. Мне это было не очень интересно, потому что я там не работала.

– Вы не помните, они выделяли кого-то особенно?

Миссис Сейбл опять задумалась.

– Пожалуй, нет. По крайней мере я такого не помню. Просто им нравилось говорить о ребятах, которые отличались от наших, местных. Серфингисты, будущие актеры. Тара и Бекки – девочки из Долины. Для них многое там было необычным, особенным. Они как будто попали в другой мир.

– Она встречалась с кем-то из ресторана? – спросил Босх.

– Мне об этом ничего не известно. Но как я уже сказала, я ведь и о беременности узнала только после ее смерти. Может быть, с кем-то Бекки и встречалась, но держала это в тайне.

– Вы им завидовали? – поинтересовалась Райдер. – Из-за того, что они там работали?

– Нисколько. У меня не было необходимости работать, и я нисколько об этом не жалела.

Босх не знал, куда клонит Райдер, однако дал ей возможность продолжить.

– Скажите, чем вы занимались, как проводили время, когда собирались вместе? – спросила она.

Сейбл пожала плечами:

– Не знаю. Ходили по магазинам, в кино… как и все.

– У кого из вас были машины?

– У Тары и у меня. У Тары был купе. Мы, бывало… – Она осеклась, по-видимому, вспомнив что-то.

– Что? – подтолкнула ее Райдер.

– Просто вспомнился один случай. Как-то после школы мы поехали в Лаймкилн-каньон. У Тары в багажнике был холодильник, и ее отец никогда не замечал, если она брала из дому несколько бутылок пива. И вот однажды нас остановил полицейский патруль. Мы спрятали пиво под школьные юбки. Они отлично подходили для этого дела, и полицейские ничего не заметили.

Миссис Сейбл грустно улыбнулась.

– Конечно, теперь-то я знаю, куда надо смотреть. Форма у девочек осталась та же.

– Перед тем как начать работу в ресторане, ваша подруга заболела. – Босх решил, что пора повернуть разговор к Ребекке Верлорен. – Она провела дома целую неделю. Это было сразу после окончания занятий. Вы навещали ее или разговаривали с ней по телефону?

– Наверняка. Потом выяснилось, что, наверное, именно тогда она и… ну, вы знаете, прервала беременность. Так что Бекки в общем-то и не болела, а скорее просто приходила в себя. Но я-то тогда ничего этого не знала. Должно быть, как и все, думала, что она простудилась. Не могу вспомнить, разговаривали мы с ней в ту неделю или нет.

– Но детективы ведь расспрашивали вас о том времени? Задавали те же вопросы, что и мы сейчас?

– Думаю, что задавали.

– Как по-вашему, куда пошла бы девушка из вашей школы, если бы забеременела? – спросила Райдер. – Я имею в виду, тогда.

– То есть в какую клинику или к какому врачу?

– Да.

Бейли Сейбл покраснела. Вопрос смутил ее. Она покачала головой:

– Не знаю. Для меня известие о беременности Бекки стало почти таким же шоком, как и новость о ее смерти. Мы все вдруг поняли, что на самом деле плохо знали свою подругу. Грустно было сознавать, что тебе не доверяют в такого рода вещах. Знаете, часто об этом думаю, когда вспоминаю о ней.

– У нее были приятели, о которых вы знали? – спросил Босх.

– В тот период – нет. Раньше у нее был парень, но потом он с родителями уехал на Гавайи. Это случилось за год до… И потом целый год она ни с кем не встречалась. То есть я так думала. Бекки почти все время проводила одна, не ходила на дискотеки, ни с кем не заигрывала. Видимо, я ошибалась.

– Никуда не ходила из-за беременности, – уточнила Райдер.

– Наверное. А почему же еще?

– А кто был отцом? – спросил Босх, решив, что прямой вопрос может спровоцировать такой же ответ.

Бейли Сейбл лишь пожала плечами:

– Не могу даже представить, хотя много об этом думала.

Босх кивнул. Снова ничего.

– Разрыв с тем парнем, который уехал на Гавайи, – как она это перенесла?

– Очень тяжело. Для нее его отъезд стал настоящим потрясением. Все получилось, как у Ромео и Джульетты Шекспира.

– То есть?

– Их разлучили родители.

– Хотите сказать, что родители запретили им встречаться?

– Нет, дело в другом. Его отец получил работу на Гавайях, и им пришлось уехать. Так все и закончилось.

Босх снова кивнул. Он не был уверен, пригодится ли собранная информация, но знал, что сеть нужно раскидывать как можно шире.

– Вы знаете, где сейчас живет Тара Вуд?

– К сожалению, нет. Мы встречались на десятилетие выпуска, но она не приехала. Потом мы уже не собирались. А связь как-то оборвалась. С Грейс Танака я иногда разговариваю. Но она живет не здесь, так что видимся мы не очень часто.

– Вы можете дать нам номер ее телефона?

– Конечно… сейчас. – Миссис Сейбл выдвинула ящик стола и достала сумочку. Пока она листала записную книжку, Босх взял фотографию Маккея и убрал в карман. Учительница продиктовала номер, и Райдер записала его в блокнот.

– Пять-десять… Это ведь Окленд, не так ли?

– Она живет в Хейуорде. Хотела бы в Сан-Франциско, но там все очень дорого и ей не по карману.

– Чем занимается?

– Она скульптор по металлу.

– Фамилия осталась прежняя, Танака?

– Да. Грейс не вышла замуж. Она…

– Что?

– Грейс оказалась лесбиянкой.

– Оказалась?

– Я имею в виду, что мы ничего такого за ней не замечали. Она никогда не рассказывала. Уехала в Хейуорд, а потом, восемь лет назад, я побывала у нее в гостях и…

– Это было так очевидно?

– Вот именно.

– Она приезжала на десятилетие выпуска?

– Да, приезжала. Было весело, но в то же время и грустно, потому что мы много говорили о Бекки и о том, что полиция так ни до чего и не докопалась. Думаю, Тара именно из-за этого и не приехала. Не хочет вспоминать о том, что случилось с Бекки.

– Что ж, может быть, нам удастся поправить положение к двадцатой годовщине, – сказал Босх и тут же пожалел о своих словах: прозвучало слишком легкомысленно. – Извините, мне не следовало так говорить.

– Будем надеяться, что у вас получится. Знаете, я все время думаю о ней. Кто это мог сделать? Почему их так и не нашли? Каждый день, приходя в школу, я вижу ее фотографию в холле. Я была тогда президентом класса и помогала собирать деньги на памятную дощечку.

– Их? – спросил Босх.

– Что?

– Вы сказали «их так и не нашли». Почему «их»?

– Даже не знаю. Его, ее… не важно.

– Понятно, – кивнул Босх. – Миссис Сейбл, мы хотели бы попросить вас об одном одолжении. Пожалуйста, не рассказывайте никому о нашем разговоре, хорошо? Мы не хотим, чтобы люди знали, чем мы занимаемся. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Понимаю. Поэтому вы и ко мне пришли вот так, внезапно, да?

– Именно так. И если что-то вспомните, если захотите о чем-то поговорить, пожалуйста, позвоните. Моя напарница даст вам карточку с нашими телефонами.

– Хорошо. – Миссис Сейбл задумчиво кивнула.

Детективы попрощались и оставили учительницу со стопкой тетрадей. Босх подумал, что она, наверное, снова вспоминает то детское время, когда они четверо были лучшими подругами и будущее лежало перед ними как искрящийся под лучами солнца океан.

Перед тем как покинуть школу, они заглянули к директору в надежде узнать что-то о бывшей ученице Таре Вуд. Гордон Стоддард попросил миссис Аткинс поискать ее нынешний адрес, но поиски результата не дали. Босх спросил, можно ли сделать копии нескольких фотографий из журнала за 1988 год, и разрешение было получено.

– Я тоже ухожу, – сказал Стоддард. – Пройдусь с вами.

По пути в библиотеку поговорили о том о сем. Директор сам принес журнал. Уже на выходе из школы Стоддард еще раз остановился в холле у памятной таблички. Босх провел пальцами по рельефным буквам имени Бекки Верлорен. Он заметил, что края их за прошедшие годы немного стерлись – наверное, от того, что так же к ним прикасались и многие ученики.

Глава 11

Босх сел за руль, предоставив Райдер заниматься поисками Маккея.

Панорама-Сити находился на восточной стороне шоссе номер 405. Много лет назад этот район был частью Ван-Нуйс, но потом его жители решили отделиться, дистанцировав себя таким образом от приписываемых Ван-Нуйс негативных моментов. Разумеется, все осталось прежним, изменились только дорожные знаки да название. Однако жители вздохнули свободнее, как будто переселились вдруг в чистый, красивый и свободный от криминала город своей мечты. Но прошли годы, и граждане снова подали прошение, теперь уже требуя вернуть прежнее название, которое не ассоциировалось бы с запятнавшим себя именем Панорама-Сити. Босх полагал, что таким образом Лос-Анджелес старается приспособиться к изменениям, обновиться и, может быть, даже переосмыслить самого себя. Так писатель или художник постоянно меняет псевдонимы, пытаясь избавиться от прошлого, оставив в нем неудачи и провалы, и начать с чистого листа, пусть и с прежним лицом и старым пером.

Как и ожидалось, Роланд Маккей больше не работал в службе техпомощи. Но и это тоже не удивило детективов – заметая следы, он не проявил большой сообразительности. Материалы досье позволяли проследить всю историю его помеченной вехами арестов жизни, большую часть которой Маккей провел под надзором полиции. Установив, что последние два места работы приходятся на две разные службы техпомощи, Райдер под видом знакомой позвонила в каждую и легко выяснила, где он числится в настоящее время: «Тампа тауинг». Она позвонила туда и спросила, работает ли сегодня Маккей.

– «Тампа тауинг», – сказала Райдер, закрывая телефон. – Придет к четырем.

Босх взглянул на часы. Маккей должен был появиться там через десять минут.

– Проедем туда и посмотрим, что он собой представляет. Адрес установим позже. Итак, куда?

– Тампа и Роско. Должно быть напротив госпиталя.

– Госпиталь на Роско и Резеда. Странно, почему они не назвали свою службу «Роско тауинг».

– Смешно. Что будем делать потом, когда посмотрим на Маккея?

– А что делать? Подойдем и спросим, не он ли убил Бекки Верлорен семнадцать лет назад, а когда он скажет «да», схватим, наденем браслеты и отвезем в участок.

– Перестань, Босх.

– Ладно. Пока не знаю. А что ты предлагаешь?

– Давай, как ты и сказал, выясним его адрес, а потом… Думаю, пора встретиться с родителями – поговорить об этом парне, перед тем как садиться ему на хвост и начинать игру через газету. В общем, я предлагаю по пути завернуть к ее матери. Раз уж мы здесь, почему бы и нет?

– При условии, что она никуда не переехала. Ты проверила ее адрес?

– Зачем? Она будет там. Ты же слышал, что говорил Гарсия. В этом доме призрак ее дочери. Сомневаюсь, что она когда-нибудь отсюда уедет.

Подумав, Босх согласился с напарницей. Проехав по бульвару Девоншир, он свернул на Тампа-авеню и остановился у поворота на бульвар Роско. До четырех оставалось несколько минут. «Тампа тауинг» оказалась на самом деле станцией технического обслуживания компании «Шеврон». Босх припарковался на крохотной площадке торгового центра через дорогу от нее и выключил двигатель.

Время шло. В четыре Маккей не появился, что, впрочем, не удивило Босха – парень не производил впечатления примерного работника.

В четверть пятого Райдер не выдержала ожидания:

– Ну, что ты об этом думаешь? Может быть, дело в моем звонке? Может…

– Вон он.

К станции подкатил тридцатилетний «камаро» с серыми пятнами грунтовки на всех четырех крыльях. Машина остановилась у воздушного насоса. Босх увидел водителя лишь мельком, но и этого мгновения было достаточно. Он открыл «бардачок» и достал полевой бинокль, который купил через каталог, попавшийся ему в руки во время полета в Лас-Вегас.

Опустившись ниже, он поднес бинокль к глазам и навел на «камаро». Выйдя из машины, Маккей направился к открытому гаражу. На нем были темно-синие брюки и голубая рубашка. На левой стороне груди Босх заметил овальной формы нашивку с короткой надписью «Ро». Из заднего кармана брюк торчали рабочие перчатки.

Перед гаражом на гидравлическом подъемнике стоял «форд-таурус», под которым трудился механик в такой же, как у Маккея, форме. Увидев напарника, мужчина высунулся и протянул ему руку. Они поздоровались, и механик что-то сказал Маккею.

– Думаю, сообщает про телефонный звонок, – сказал Босх. – Похоже, его это ничуть не встревожило. Так… достал сотовый из кармана. Наверное, звонит тому, кто мог бы позвонить ему. – Читая по губам, он добавил: – Эй, ты мне звонил?

Разговор тут же закончился. Маккей положил телефон в карман.

– Сделал всего лишь один звонок, – сказала Райдер. – Похоже, знакомых у него не так уж много.

– Имя на кармане рубашки – Ро. Наверное, знакомые называют его так. Думаю, тот парень под машиной сказал, что звонивший спрашивал Роланда, вот Маккей и сократил возможные варианты до одного. Может, он звонил своему старику.

– Что он делает сейчас?

– Не вижу. Зашел за станцию.

– Не лучше ли нам убраться отсюда, пока он нас не приметил.

– Не беспокойся. Неужели ты думаешь, что его так легко напугать? Прошло семнадцать лет. Если он когда-то и ждал, что за ним придут, то давно перестал.

– Я имею в виду другое. Мы ведь не знаем, что у него сейчас на уме. А если мы вышли на него как раз тогда, когда он задумал что-то новенькое?

Босх опустил бинокль. Райдер права. Он повернул ключ зажигания.

– Ладно, посмотрели – и пока хватит. Убираемся. Поедем к Мюриель Верлорен.

– А как же Панорама-Сити?

– Панорама-Сити от нас не уйдет. Мы оба знаем, что по старому адресу он больше не живет. Проверка – пустая формальность. – Босх подал машину назад.

– А ты не думаешь, что нам стоило бы позвонить миссис Верлорен?

– Нет. Нагрянем без предупреждения.

– У нас это хорошо получается.

Глава 12

Через десять минут они подъехали к дому Верлоренов. Район, в котором жила когда-то Бекки, выглядел тихим, приличным и безопасным. Широкие тротуары по обе стороны от Ред-Меса были обсажены деревьями. Дома здесь строили в стиле ранчо. В шестидесятые именно большие земельные участки, выделяемые под строительство, привлекали людей в северо-западную часть города. За сорок лет деревья выросли, расстояния между домами как бы сжались, и район приобрел вполне достойный вид.

Дом Верлоренов был одним из немногих двухэтажных. При этом он сохранял классические черты стиля, хотя крыша и высовывалась над широким, на две машины, гаражом.

Дверь гаража была закрыта. Никаких признаков того, что в доме кто-то есть, детективы не заметили. Припарковав машину на подъездной дорожке, они подошли к передней двери. Нажав кнопку звонка, Босх услышал эхо однотонной мелодии, показавшееся ему далеким и унылым.

Дверь открыла женщина в бесформенном голубом платье, помогавшем скрывать бесформенное, расплывшееся тело, в босоножках. Волосы она выкрасила красной краской, похоже, в домашних условиях, но что-то пошло не так, как планировалось. Едва дверь открылась, как из-под ног хозяйки выскочил и метнулся во двор серый кот.

– Смок, не убегай! – крикнула женщина и уже затем обратилась к детективам: – Чем могу помочь?

– Миссис Верлорен? – спросила Райдер.

– Да, а в чем дело?

– Мы из полиции. Хотели бы поговорить о вашей дочери.

Едва она произнесла слово «полиция», как Мюриель Верлорен вскинула руки к губам, как сделала, наверное, в тот момент, когда узнала, что ее дочь убита.

– О Господи! О Господи! Скажите, что вы поймали его. Скажите, что вы поймали того мерзавца, отнявшего у меня мою девочку.

Райдер дотронулась до ее плеча.

– Все не так просто, мэм, – сказала она. – Если не возражаете, давайте поговорим в доме.

Миссис Верлорен отступила, пропуская их в холл. Она что-то шептала, и Босху показалось, что он слышит слова молитвы. Прежде чем закрыть за ними дверь, хозяйка еще раз, громко, позвала вырвавшегося на волю кота.

Судя по запаху в доме, бедное животное сбегало все же недостаточно часто. В гостиной, куда их провели, царили порядок и чистота, но мебель давно не обновлялась. Здесь тоже попахивало кошачьей мочой. Босх почти пожалел, что они не вызвали Мюриель Верлорен в полицию, хотя это было бы ошибкой – он знал, что должен увидеть дом.

Детективы уселись рядышком на диване, а Мюриель поспешила к стулу, отделенному от дивана стеклянным столиком. На стекле отчетливо отпечатались кошачьи лапы.

– Так что? – нетерпеливо спросила хозяйка. – Есть новости?

– Новость пока лишь та, что мы снова занимаемся этим делом, – сказала Райдер. – Я детектив Райдер. Со мной детектив Босх. Мы из отдела заново открытых дел.

По пути Босх и Райдер договорились не раскрывать членам семьи Верлорен всю имеющуюся информацию. По крайней мере до тех пор, пока не удастся прояснить ситуацию в семье.

– Так вы узнали что-то новое? – снова спросила Мюриель.

– Видите ли, мы только что начали, – ответила Райдер, – и сейчас в основном проверяем прежние варианты, восстанавливаем общую картину. Мы лишь хотим, чтобы вы знали – расследование возобновлено.

Миссис Верлорен, похоже, ожидала большего, логично полагая, что если полицейские пришли в ее дом через столько лет, то вовсе не для того, чтобы ворошить старое. Скрывая важную улику – данные теста ДНК, – Босх чувствовал себя виноватым перед ней, но понимал, что в данный момент так лучше для всех.

– Мы хотели бы кое-что уточнить, – заговорил он. – В материалах дела обнаружилась вот эта фотография.

Мюриель Верлорен подалась вперед.

Босх вытащил из кармана фотографию Маккея семнадцатилетней давности и положил на стеклянный столик. Хозяйка сразу же впилась в нее глазами.

– Мы пока не знаем, почему снимок попал в дело, – продолжал он, – но подумали, что вы, быть может, узнаете этого человека и расскажете что-то о нем.

Мюриель не отвечала, внимательно рассматривая фотографию.

– Снимок сделан в восемьдесят восьмом, – заметил Босх, надеясь хоть немного подтолкнуть ее в нужном направлении.

– Кто он? – спросила она наконец.

– Точно мы пока не знаем. Его зовут Роланд Маккей. За ним числится несколько правонарушений, но все они были совершены уже после смерти вашей дочери. Повторяю, мы не знаем, почему фотография оказалась в деле. Вы его знаете?

– А что сказали Арт и Рон? Вы у них спрашивали?

Босх едва не спросил, кто такие Арт и Рон, но вовремя сообразил.

– К сожалению, детектив Грин вышел в отставку и давно умер. Детектив Гарсия, сейчас коммандер Гарсия, не смог нам помочь. А вы, миссис Верлорен? Вы никогда его не видели? Вы не узнаете в нем кого-то из знакомых дочери?

– Что-то знакомое есть. Возможно, я и видела его с Бекки.

Босх кивнул.

– Постарайтесь вспомнить, где и когда вы могли его видеть.

Она покачала головой:

– Нет, не помню. Подскажите, может, и вспомню.

Босх бросил предостерегающий взгляд на Райдер. Он уже сталкивался с подобным, когда родные жертвы, горя желанием помочь полиции, просто спрашивали, что именно от них требуется. Семнадцать лет Мюриель Верлорен ждала того дня, когда убийца ее дочери предстанет перед судом, и теперь очень осторожно формулировала ответы, чтобы ни в коем случае не помешать следствию добраться до преступника. Жизнь слишком жестоко обошлась с ней, а ожесточившиеся люди часто не останавливаются ни перед чем, чтобы расплатиться за прошлое. Даже если кара падет не на того, кто действительно виновен.

– Извините, миссис Верлорен, но мы пока и сами ничего не знаем, – сказал Босх. – Подумайте и, если что-то вспомните, позвоните нам.

Она рассеянно кивнула, возможно, подумав, что это всего лишь еще один упущенный шанс.

– Миссис Верлорен, чем вы зарабатываете на жизнь? – спросила Райдер.

Женщина подняла голову, расставаясь с воспоминаниями и желаниями и возвращаясь в настоящее.

– Я занимаюсь продажами, – сухо сказала она. – В сети.

Они ждали продолжения, но его не последовало.

– Вот как? И что вы продаете?

– Все, что могу найти. Хожу на распродажи. Ищу. Книги, игрушки, одежду. Люди все покупают. И готовы хорошо платить. Сегодня утром я продала два кольца для салфеток за пятьдесят долларов. Это были очень старые кольца.

– Мы хотим показать фотографию вашему мужу, – сказал Босх. – Не знаете, где его можно найти?

Она покачала головой.

– Где-то там, в Стране игрушек. Я уже давно ничего о нем не слышала.

Наступило тяжелое молчание. В Лос-Анджелесе приюты для бездомных находились неподалеку от фабрики игрушек. Там же действовали фирмы оптовой продажи. Зачастую бездомные даже устраивались спать перед дверью какого-нибудь склада.

Смысл сказанного Мюриель сводился к тому, что ее муж растворился в мире еще державшегося на поверхности человеческого мусора. Владелец популярного ресторана для звезд опустился на дно человеческого существования и, потеряв все, обитал на улице. Но при этом у него был дом. Он ушел только потому, что не мог больше оставаться в этом доме после случившегося с дочерью. А жена осталась. Здесь было какое-то противоречие.

– Когда вы развелись? – спросила Райдер.

– Мы так и не развелись. Наверное, я всегда думала, что рано или поздно Роберт опомнится и поймет, что от случившегося не убежать. Я надеялась, что он все осознает и вернется. Но пока…

– Вы знали всех друзей вашей дочери? – спросил Босх.

Мюриель задумалась.

– Мне казалось, что всех. Я думала так до того самого утра, когда она исчезла. Но потом мы стали узнавать кое-что. Оказалось, что у нее были свои тайны, что она не обо всем нам рассказывала. Наверное, именно это больше всего не дает мне покоя. Не то что у нее были секреты от нас, нет, но она не доверяла нам. Я постоянно думаю, что, если бы Бекки рассказала о своих проблемах, все вышло бы по-другому.

– Вы имеете в виду беременность?

Мюриель кивнула.

– Почему вы считаете, что это связано с остальным, с тем, что произошло потом?

– Просто материнский инстинкт. Никаких доказательств у меня нет. Мне лишь кажется, что с этого все и началось.

Босх кивнул. И все же он не мог винить девушку за то, что у нее были секреты. Сам он к семнадцати годам уже остался без настоящих родителей, предоставленный самому себе, а потому имел смутное представление о внутрисемейных взаимоотношениях.

Воспользовавшись паузой, в разговор вступила Райдер:

– Мы разговаривали с коммандером Гарсией. Он упомянул, что несколько лет назад вернул вам дневник дочери. Этот дневник еще у вас?

Мюриель сразу встревожилась.

– Да, у меня. Я читаю его каждый вечер. Понемногу. Вы ведь не заберете его у меня? Это моя Библия!

– Нам придется взять его. Ненадолго. Чтобы сделать копию. Коммандер Гарсия должен был сделать это раньше, но почему-то не сделал.

– Не хочу, чтобы его потеряли.

– Не потеряете, миссис Верлорен, это я вам обещаю. Мы только снимем с него копию и сразу же вернем.

– Хотите взять его сейчас? Он в спальне.

– Да, если вы не против.

Мюриель Верлорен поднялась и, выйдя из комнаты, направилась по коридору в левую часть дома. Босх вопросительно посмотрел на Райдер. Она пожала плечами, предлагая подождать с выводами.

– Моя дочка однажды заявила, что хочет еще одну кошку, – прошептал Босх. – А моя бывшая запретила. Сказала, что ей и одной более чем достаточно. Теперь я понимаю почему.

Райдер еще улыбалась, когда Мюриель вернулась в гостиную с маленькой книжечкой в пестрой обложке с тисненными золотыми буквами словами «Мой дневник». Золото почти все осыпалось – дневник часто брали в руки. Она подала книжечку Райдер, которая приняла ее с необыкновенным почтением.

– Если не возражаете, миссис Верлорен, мы хотели бы осмотреться, – сказал Босх. – Одно дело просто читать книгу, и совсем другое – читать, представляя, о чем идет речь.

– Читать? Что читать? Какую книгу?

– Читать материалы дела. Извините, так говорят у нас, в полиции. Все материалы по делу хранятся в папке, которую мы называем книгой. Так мы можем осмотреть дом? Я хотел бы взглянуть на заднюю дверь. С обеих сторон.

Хозяйка подняла руку, показывая, куда идти. Босх и Райдер поднялись.

– Здесь многое изменилось, – сказала Мюриель. – Раньше там не было никаких домов. Можно было выйти из двери и подняться по склону. Теперь там настроили домов. Миллионы долларов. На месте, где убили мою девочку, стоит особняк. Я его ненавижу.

Что скажешь на такое? Босх только кивнул и проследовал за миссис Верлорен по короткому коридору, который привел их в кухню. Дверь со стеклянным окошечком выходила на задний двор. Мюриель открыла ее, и все вышли. Дорожка, проложенная по крутому склону, вела к эвкалиптовой роще. За деревьями виднелась крытая черепицей крыша большого дома в испанском стиле.

– Раньше там были только деревья, – объяснила Мюриель. – Теперь дома. И ворота. Подняться вверх, как когда-то, я уже не могу. Они считают меня нищенкой или кем-то в этом роде. Наверное, потому, что иногда я прихожу на то место и сижу, вспоминаю Бекки. Устраиваю себе пикник.

Босх кивнул и невольно представил мать, устраивающую пикник на том месте, где убили ее дочь. Ему стало не по себе. Постаравшись выбросить из головы неприятные мысли, он оглядел склон. В заключении о вскрытии указывалось, что Бекки Верлорен весила девяносто шесть фунтов. И все равно нести ее по такому крутому склону было бы трудно. А если убийца действовал не один? Вдруг вспомнилось, что Бейли Сейбл употребила слово «они».

Миссис Верлорен стояла молча, неподвижно, с закрытыми глазами. Она слегка запрокинула голову, чтобы лучи предвечернего солнца согревали лицо. Может быть, таким образом мать общалась с дочерью. Словно ощутив на себе их взгляды, миссис Верлорен заговорила, не открывая глаз:

– Я люблю это место. И никогда отсюда не уеду.

– Вы позволите посмотреть на спальню вашей дочери? – спросил Босх.

Мюриель открыла глаза.

– Только вытрите ноги перед тем, как войти.

Напарники проследовали за ней в обратном направлении, через кухню, по коридору. Лестница начиналась у другой двери, которая вела к гаражу. Дверь была приоткрыта, и Босх, проходя, успел разглядеть побитый мини-вэн в окружении коробок и ящичков, которые Мюриель Верлорен, вероятно, собирала, когда поднималась на гору. Он также обратил внимание на то, как близко к лестнице находится дверь в гараж. Имело это какое-либо значение или нет – судить пока было рано. Но в отчете выдвигалось предположение, что убийца прятался где-то в доме, ожидая, пока семья уснет. Гараж был для этого подходящим местом.

Лестница оказалась узкой из-за расставленных вдоль стены коробок с купленными на распродажах вещами. Райдер поднималась первой. Мюриель кивнула Босху, предлагая идти за ней, а когда он проходил мимо, шепнула:

– У вас есть дети?

Он кивнул, уже зная, что ответ причинит боль.

– Дочь.

– Никогда не выпускайте ее из виду.

Босх не стал объяснять, что дочь живет с матерью далеко отсюда. Он лишь наклонил голову и двинулся вверх по лестнице.

На втором этаже помещались две спальни с ванной между ними. Комната Бекки была крайней, ее окна выходили на склон горы.

Дверь оказалась закрытой, и Мюриель достала ключ. Перешагнув порог, они словно перенеслись в прошлое. За семнадцать лет здесь совершенно ничего не изменилось, все осталось точь-в-точь как на имеющейся в деле фотографии. Если другие помещения были захламлены обломками рассыпавшейся жизни, то комната Бекки, где она спала, разговаривала по телефону и поверяла свои тайны дневнику в пестрой обложке, выглядела нетронутой.

Пройдя дальше, Босх остановился посреди спальни и молча огляделся. Похоже, сюда не вторгался даже кот – воздух был чист и свеж.

– Здесь все так, как в то утро, когда она ушла, – сказала Мюриель. – Я только застелила постель.

Босх посмотрел на кровать. Покрывало с котятами лежало ровно, его края свисали до самого пола, но не касались его.

– Если я правильно понял, вы с мужем спали на другой стороне? – спросил Босх.

– Да. Ребекка была в том возрасте, когда девушке нужно уединение. Внизу тоже две спальни, с другой стороны дома, и ее первая была там. Но когда ей исполнилось четырнадцать, она перебралась сюда.

Прежде чем задать следующий вопрос, Босх еще раз обвел взглядом всю комнату.

– Вы, наверное, часто сюда приходите? – спросила Райдер.

– Каждый день. Ни одного не пропускаю. Иногда, когда не могу уснуть – а такое случается часто, – я поднимаюсь сюда и ложусь на кровать. Покрывало я никогда не снимаю. Хочу, чтобы комната оставалась ее, Бекки.

Босх поймал себя на том, что снова кивает, как будто то, что говорила эта одинокая несчастная женщина, имело значение и для него. Он шагнул к туалетному столику. Под рамку зеркала кто-то засунул несколько фотографий. На одной из них Босх узнал юную Бейли Сейбл. Была здесь и фотография самой Бекки в черном берете. Девушка стояла на фоне Эйфелевой башни одна, без одноклассников.

На другом снимке рядом с ней стоял парень. Босх не смог определить, где они сфотографировались, в Диснейленде или на пирсе в Санта-Монике.

– Кто это? – спросил он.

Мюриель подошла к нему.

– Этот мальчик? Дэнни Котчоф. Ее первый бойфренд.

Босх кивнул. Парень, уехавший с родителями на Гавайи.

– Когда он уехал, она так переживала, – добавила Мюриель.

– А когда это произошло? Вы можете вспомнить точнее?

– Тоже летом. Только годом раньше. Он был на год старше Бекки.

– Вы не знаете, почему его семья переехала туда?

– Отец Дэнни работал в агентстве по аренде автомобилей. Компания открывала свое представительство на Мауи, и его перевели туда. С повышением.

Босх взглянул на Райдер – поняла ли Киз значение только что полученной информации? Райдер едва заметно покачала головой – не поняла. Босх решил пройти по ниточке дальше:

– Дэнни ходил в ту же школу, что и Бекки?

– Да, – сказала Мюриель, – там они и познакомились.

Рядом с зеркалом стоял дешевый сувенир из Парижа – стеклянный шар с миниатюрной Эйфелевой башней внутри. Часть воды испарилась, оставив под куполом небольшой воздушный пузырь.

– Дэнни ездил вместе с ней во Францию?

– Нет, к тому времени они были уже на Гавайях. Дэнни уехал в июне, а во Францию Бекки улетела в последнюю неделю августа.

– Они поддерживали какую-то связь? Виделись, перезванивались? – спросил Босх.

– О да, конечно! Писали друг другу и звонили. Поначалу часто, но получалось очень дорого. Потом звонил уже только Дэнни. Каждый вечер, перед сном. И так продолжалось до… до того, как она исчезла.

Босх вынул из рамки фотографию и внимательно посмотрел на Дэнни Котчофа.

– Что было потом? Как Дэнни узнал о том, что с ней случилось? Как отреагировал?

– Ну… мы сами позвонили туда и рассказали обо всем отцу, чтобы тот передал Дэнни. Насколько я знаю, он воспринял новость очень тяжело. Да и как иначе?

– Значит, Дэнни узнал от своего отца? А вы или ваш муж разговаривали непосредственно с Дэнни?

– Нет. Он написал мне большое письмо. О Бекки, о том, как много она для него значила. Очень грустное и очень милое письмо.

– Не сомневаюсь. Он приезжал на похороны?

– Нет, не приезжал. Его родители… в общем, они решили, что ему лучше остаться на острове. Не хотели, чтобы он видел такое, понимаете? Мистер Котчоф позвонил и сказал, что Дэнни на похоронах не будет.

Босх кивнул, отвернулся от зеркала и опустил фотографию в карман. Мюриель ничего не заметила.

– А что потом? После письма. Он как-то связывался с вами? Звонил?

– Нет, по-моему, больше мы о нем не слышали.

– То письмо еще у вас? – поинтересовалась Райдер.

– Конечно. Я все сохраняю. У меня есть специальный ящик для писем. Бекки все любили, и писем было много.

– Нам придется взять у вас то письмо, миссис Верлорен, – сказал Босх. – И было бы неплохо, если бы вы позволили нам взглянуть на остальные. Может быть, не сейчас, но позже.

– Но зачем?

– Никогда не знаешь, где что найдешь. Мы намерены проверить все версии, изучить все материалы, все, что имеет отношение к вашей дочери. Понимаю, это создает неудобства, но, пожалуйста, помните, ради чего мы это делаем. Мы намерены найти того, кто виновен в произошедшем с Бекки. Времени прошло немало, но это не значит, что преступление забыто, а преступнику все сошло с рук.

Мюриель Верлорен кивнула. В какой-то момент она взяла с кровати маленькую декоративную подушечку и теперь стояла с рассеянным видом, прижимая ее к груди. Наверное, эту подушечку сделала когда-то ее дочь. Голубой квадратик с нашитым на него красным фетровым сердечком. Держа подушку у груди, Мюриель Верлорен была похожа на мишень.

Глава 13

Босх вел машину, а Райдер читала письмо, написанное Дэнни Котчофом родителям Бекки после ее смерти. Оно занимало одну страничку, на которой Дэнни делился с Верлоренами нежными воспоминаниями об их погибшей дочери.

– «Могу лишь сказать, мне очень жаль, что все так вышло. Мне всегда будет ее не хватать. С любовью, Дэнни». И это все.

– Посмотри на почтовый штемпель.

Она перевернула конверт.

– Мауи, двадцать девятое июля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.

– Долго же он его писал.

– Ему, наверное, тоже было нелегко. Ты что-то имеешь против парня, а, Гарри?

– Ничего. Но Грин и Гарсия сняли с него подозрения на основании всего лишь одного телефонного звонка. Помнишь, что сказано в деле? В агентстве им ответили, что в дни до и после убийства парень находился на работе. Мыл машины. А раз так, то у него не было времени слетать в Лос-Анджелес, убить Бекки и вернуться на остров к следующей смене.

– Да, там так сказано. И что?

– Подумай сама. Мы лишь сейчас узнаем от Мюриель, что его старик был управляющим агентством по аренде автомобилей. В деле об этом ни слова. Знали ли об этом Грин и Гарсия? А теперь скажи, сколько ты готова поставить на то, что папочка заправлял делами в том самом агентстве, где трудился и его сынок? И сколько ты готова поставить на то, что шеф Дэнни, обеспечивший парню алиби, не подчинялся его отцу?

– Черт возьми, Гарри, я пошутила, когда говорила о командировке в Париж. Похоже, ты собрался слетать на Мауи.

– Мне просто не нравится неряшливая работа. После нее остается слишком много хвостов. Теперь нам самим придется поговорить с Дэнни Котчофом и все прояснить. Если это еще возможно после стольких лет.

– Не забывай про «Автотрек».

– Одно дело найти его, совсем другое – удостовериться, что он ни при чем.

– Даже если мы опровергнем его алиби, неужели ты веришь, что шестнадцатилетний мальчишка мог прилететь сюда с Гавайев, убить свою подружку и вернуться домой так, что никто ничего не заметил?

– Может, он и не планировал ее убивать. И еще не забывай, что ему было семнадцать, а не шестнадцать. Мюриель сказала, что он был на год старше ее дочери.

– Ах да, семнадцать… конечно, это меняет дело, – усмехнулась Райдер.

– В восемнадцать я уже воевал во Вьетнаме. И мне дали отпуск на Гавайи. Дальше нас не отпускали. Так вот, однажды я снял форму, купил гражданский чемоданчик и спокойно прошел на борт самолета, вылетавшего в Лос-Анджелес. Прошел мимо военных полицейских, и они на меня даже не посмотрели. Думаю, то же самое мог бы проделать и семнадцатилетний.

– Ладно, Гарри. Ты меня убедил.

– Послушай, я всего лишь хочу сказать, что следствие вели неряшливо, спустя рукава. Грин и Гарсия довольствовались всего лишь одним телефонным звонком. Они даже не проверили списки пассажиров, а сейчас делать это уже слишком поздно. Вот что меня цепляет.

– Понимаю. Но есть кое-что еще. Логический треугольник, который у нас не складывается. Мы можем легко связать Дэнни с Бекки, а пистолет с Маккеем. Но какая может быть связь между Дэнни и Маккеем?

Босх кивнул. Райдер попала в точку. Но нисколько не развеяла его сомнений относительно Дэнни Котчофа.

– Есть в письме еще кое-что, – сказал он. – Парень написал, что ему жаль, что все так вышло. Все так вышло – как это понимать?

– Перестань, Гарри. К чему ты придираешься? Это же обычное выражение. Обвинение на нем не построишь.

– Я не собираюсь строить на нем обвинение. Мне лишь интересно, почему он выразился именно так, а не иначе.

– Если Дэнни еще жив, мы найдем его, и ты сам спросишь.

Они пересекли шоссе номер 405 и снова оказались в Панорама-Сити. Босх оставил тему Дэнни Котчофа, а Райдер вернулась к Мюриель Верлорен:

– Она живет только воспоминаниями.

– Да.

– Мне ее жалко. Не понимаю, зачем нужно было уводить девушку на гору. Они ведь могли убить всех в доме. Но зачем-то же увели и убили ее одну?

Босх подумал, что не каждый способен смотреть на случившееся так, как это делает детектив, но от комментариев воздержался и спросил о другом:

– Они?

– Что?

– Ты сказала, что они могли убить всех в доме. Это же местоимение употребила и Бейли Сейбл.

Райдер пожала плечами:

– Не знаю. Но вспомни тот склон, он очень крутой. Одному ее нести было бы трудно.

– Да. Я и сам об этом подумал. Их было двое.

– В таком случае твоя идея припугнуть Маккея выглядит еще более обещающей. Если он был там, то может вывести нас на другого – Дэнни Котчофа или кого-то еще.

Босх повернул на юг и вскоре остановился перед жилым комплексом, занимающим едва ли не половину квартала и известным как Панорама-Вью. Слева от стеклянной двери вестибюля стоял рекламный щит, извещавший о наличии свободных для аренды офисов, которые можно было снять на самые разные сроки, начиная от недели. Босх заехал на парковочную стоянку и выключил двигатель.

– Кроме Котчофа, кто еще у тебя на примете?

– Пока никого. Я подумал, что у нас на очереди две подруги Бекки. С ними надо поговорить. Может, возьмешь на себя лесбиянку? А вот с отцом я потолкую сам, если только мы сможем его отыскать.

– Хорошо, Гарри, ты берешь на себя отца, а я поговорю с лесбиянкой. Может, даже сгоняю в Сан-Франциско.

– Она живет в Хейуорде. Кстати, у меня есть там знакомый инспектор, который мог бы доставить ее сюда. Управление сэкономило бы на твоей командировке.

– Знаешь, Гарри, не смешно. Да и я с удовольствием пообщаюсь с северными сестрами.

– Шеф знал про тебя?

– Сначала нет. А когда узнал, сказал, что его это не касается.

Босх кивнул. Шеф нравился ему все больше.

– Что еще? – спросила Райдер.

– Сэм Вейсс.

– Кто такой?

– Парень, у которого украли пистолет.

– А зачем он тебе нужен?

– Полиция тогда не знала про Роланда Маккея. Может быть, Вейсс его вспомнит.

– Проверим.

– А потом, думаю, можно начинать игру и с самим Маккеем. Посмотрим, как он себя поведет.

– Что ж, давай закончим с делами и поговорим с Праттом.

Они одновременно открыли дверцы и вышли из машины. Обходя «мерседес» сзади, Босх почувствовал на себе изучающий взгляд напарницы и повернулся к ней:

– Что?

– Есть кое-что еще.

– Что еще?

– Когда я вижу у тебя над левым глазом морщинку, то понимаю – что-то тебя беспокоит.

– Моя бывшая всегда говорила, что картежник из меня вышел бы никудышный. Не могу себя контролировать.

– Так в чем дело, Гарри?

– Сам не знаю. Что-то такое в комнате…

– В ее комнате? В спальне? Тебе тоже показалось странным, что она сохраняет ее в прежнем виде? Знаешь, мне даже стало как-то не по себе.

Босх покачал головой:

– Нет, это меня не удивило. В этом я ее понимаю. Что-то еще. Как бы тебе объяснить… В спальне что-то не так, что-то по-другому. Когда пойму, что именно, сразу тебе скажу.

– Вот и хорошо, Гарри. И я не сомневаюсь, что поймешь. В таких делах ты мастер.

Они прошли через стеклянные двери. И уже через десять минут получили подтверждение своих подозрений: Маккей сменил место жительства, отбыв последний условный срок.

Как и ожидалось, нового адреса он не оставил.

Глава 14

Альберт Пратт сидел за столом перед пластиковой тарелкой с йогуртом и кукурузными хлопьями. Ел он неторопливо, со вкусом, то хлюпая, то похрустывая, чем действовал Босху на нервы. Они сидели у него уже минут двадцать, подробно рассказывая обо всем, что успели сделать за день.

– Черт, не наелся, – пожаловался Пратт, проглотив последнюю ложку.

– Это что, особая диета? Саут-Бич? – поинтересовалась Райдер.

– Нет, мой собственный рецепт. Хотя, честно говоря, мне нужна другая. Южное управление.

– Вот как? И что же это за диета?

Босх почувствовал, как Райдер напряглась. Под юрисдикцию Южного управления подпадала большая часть чернокожего населения города. Вероятно, в том, что сказал Пратт, ей почудился некий расистский намек. Босх и сам не раз был свидетелем того, как некоторые белые полицейские открыто позволяли себе граничащие с оскорблением реплики в присутствии цветных копов, полагая, что на уровне рядового состава такое поведение допустимо и что синий цвет выше любого цвета кожи. Похоже, Райдер вознамерилась выяснить, не из их ли числа и Альберт Пратт.

– Успокойся, не ершись, – сказал Пратт. – Я лишь хочу сказать, что сам десять лет отпахал там и никогда не имел никаких проблем с лишним весом. Там ты постоянно на ногах, постоянно при деле. Потом перешел в убойный отдел и за два года перебрал норму на пятнадцать фунтов. Печально.

Райдер расслабилась, и Босх тоже.

– Не просиживай задницу, а стучи в двери, – сказал он. – Такое было правило в Голливуде.

– Хорошее правило, – согласился Пратт. – Только ему трудно следовать, когда ты начальник. Приходится сидеть и выслушивать, как вы там стучите в двери.

– Зато вы загребаете большие деньги, – пожала плечами Райдер.

– Это уж точно.

Все понимали, что это шутка, потому что Пратту, как начальнику, не полагалось доплаты за сверхурочные. Остальным такая доплата полагалась, и, следовательно, Пратт, зная, что его подчиненные зарабатывают больше его самого, мог лишь утешать себя тем, что он босс.

Не вставая со стула, Пратт повернулся, открыл дверцу стоявшего на полу небольшого холодильника и достал еще один йогурт.

– Чтоб его, – сказал он, срывая крышку.

На сей раз обошлось без кукурузных хлопьев, так что Босху пришлось мириться только с хлюпаньем, без которого Пратт не мог отправить в рот ни одной ложки белой кашицы.

– Так, вернемся к делу, – пробормотал Пратт. – День закончился, и вы имеете сообщить, что можете связать пистолет с этим подонком Маккеем. Он стрелял из «кольта». Но у вас нет никого, кто мог бы связать его с жертвой, а потому вы не можете также и связать его со смертельным выстрелом.

– Да, – сказала Райдер, – хотя есть и кое-что еще.

– Будь я на месте адвоката, – продолжал Пратт, – я бы посоветовал Маккею признаться в краже оружия, тем более что срок давности по ней давно прошел. Мой подзащитный мог бы заявить, что пистолет прищемил ему руку при пробном выстреле и он выбросил его к чертовой матери – задолго до убийства. Он сказал бы примерно так: «Нет, сэр, я не убивал никакую девушку, и вы мне это не пришьете. Я даже в глаза ее не видел, и вы не можете доказать обратное».

Райдер и Босх кивнули.

– Другими словами, у вас ничего нет.

Они снова кивнули.

– Неплохо для целого дня работы. И что собираетесь делать дальше?

– Мы хотим установить прослушку, – сказал Босх. – В двух, может быть, в трех местах. Одну на его сотовом, другую – на телефоне станции техпомощи. И еще одну у него дома, когда выясним, где он живет. Конечно, если там есть телефонная линия. Потом мы дадим утечку в газету, сообщим, что снова работаем по этому делу, и сделаем так, чтобы он эту газету увидел. А уже потом посмотрим, как он себя поведет, с кем свяжется, кому позвонит.

– А почему вы считаете, что Маккей станет обсуждать с кем-то убийство, которое он совершил – а может, и не совершил – семнадцать лет назад?

– Как мы уже сказали, пока нам нечем связать Маккея с девушкой. Мы полагаем, что в этом деле есть кто-то еще. Маккей либо убил для кого-то, либо достал оружие для того, кто сделал это сам.

– Есть и третья возможность, – добавила Райдер. – Он помогал. Девушку перенесли вверх по склону крутого холма. Либо это сделал кто-то большой и сильный, либо их было двое.

Пратт отправил в рот еще две ложки, нахмурился и посмотрел в баночку.

– Хорошо, а что насчет газеты? Собираетесь устроить ловушку?

– Да, – ответила Райдер. – Рассчитываем использовать коммандера Гарсию из бюро Долины. Он занимался расследованием семнадцать лет назад. Тогда преступник ушел, и это не дает ему покоя… в таком духе. Коммандер сказал, что у него есть выход на «Дейли ньюс».

– Что ж, это уже похоже на план. Выпишите ордера и принесите мне. Сначала «добро» должен дать капитан, потом они пойдут к окружному прокурору и лишь затем к судье. Это займет какое-то время. Когда судья даст зеленый свет, мы поставим еще одну группу на прослушку, а вы останетесь вести наблюдение.

Босх и Райдер как по команде поднялись. В крови уже шумел адреналин.

– Вы уверены, что этот… Маккей ничего такого сейчас не замышляет? – спросил Пратт.

– Что вы имеете в виду? – спросил Босх.

– Если бы у вас были основания полагать, что он готовится совершить преступление, мы могли бы скорее получить ордера.

Босх немного подумал.

– Сейчас у нас ничего нет, – сказал он. – Но мы над этим поработаем.

– Отлично. Это бы нам здорово помогло.

Глава 15

Бумажной работой занималась Райдер. Она легко обращалась как с компьютером, так и с языком закона, в чем Босх неоднократно убеждался в предыдущих расследованиях. Так что распределение обязанностей даже не обсуждалось. На сей раз ей нужно было заполнить ордера на отслеживание и прослушку всех звонков, сделанных Роландом Маккеем по своему сотовому телефону, телефону службы техпомощи и домашнему, если наличие такового будет установлено. Босх знал, какая это нелегкая работа: ей предстояло не только обосновать необходимость прослушивания, но и выстроить логическую цепочку доказательств таким образом, чтобы в ней не осталось слабых звеньев. Составленный запрос должен был убедить сначала Пратта, затем капитана Норону, потом заместителя окружного прокурора, в обязанности которого входило следить за тем, чтобы органы правопорядка не попирали свободы граждан, и, наконец, муниципального судью, ответственного за то же самое, но только непосредственно перед электоратом, который не склонен прощать судейские ошибки. У них была только одна попытка, а потому сделать все следовало безукоризненно.

Но еще прежде предстояло установить номера телефонов Маккея, не вызвав при этом у него самого никаких подозрений.

Начали с «Тампа тауинг», номера телефонов которой занимали почти целую колонку в «Желтых страницах». Два телефона работали круглосуточно. Далее последовал звонок в справочную, откуда сообщили, что в их списке никакого Роланда Маккея нет. Это означало, что либо у него дома нет телефона, либо он живет в таком месте, где телефон зарегистрирован на человека с другой фамилией. Где именно живет Маккей, им еще предстояло выяснить.

Самым трудным делом было установить номер сотового. Городская справочная служба такой информацией не располагает. Проверка всех операторов сотовой связи заняла бы в лучшем случае несколько дней, поскольку большинство из них соглашаются дать номер своего клиента только по постановлению судьи. Обычно следователи, пытаясь установить номер сотового интересующего их лица, прибегали к разного рода уловкам – например, оставляли на рабочем месте безобидное сообщение с просьбой позвонить по тому или иному телефону, с тем чтобы определить его номер в момент звонка. Большой популярностью пользовались стандартные сообщения с обещанием приза, обычно телевизора или DVD-плейера, первым ста дозвонившимся. Однако не все так просто. Данный метод требовал, во-первых, установления отдельной телефонной линии и, во-вторых, длительного ожидания без гарантии успеха. К тому же объект мог просто позвонить с чужого сотового или применить антиопределитель. Такой роскошью, как время, Босх и Райдер не располагали. К цели им надлежало двигаться как можно быстрее.

– Не беспокойся, – сказал Босх. – У меня уже есть план.

– Ну, тогда мне остается только сидеть и смотреть, как работает мастер.

Зная, что Маккей на работе, Босх просто позвонил на станцию техобслуживания и попросил прислать буксир. Его попросили немного подождать, и через несколько секунд в трубке прозвучал голос. Предположительно Маккея.

– Вам нужен буксир?

– Да, буксир. А может, достаточно будет подтолкнуть. Не могу завести.

– Где вы?

– Стоянка Альбертсона, на Топанге, возле Девоншира.

– Вам бы лучше поискать кого-то поближе. Мы на Тампе.

– Знаю, но я, парни, живу недалеко от вас. За больницей. Если ехать по Роско, это будет справа.

– Ладно, приятель. Что у тебя за машина?

Босх на мгновение задумался: на чем ездит сам Маккей?

– У меня «камаро» семьдесят второго.

– Восстановили?

– Этим и занимаюсь.

– Придется подождать. Минут пятнадцать.

– Ладно. Как вас зовут?

– Ро.

– Ро? Это как? Ро… что?

– Ро – это от «Роланд», приятель. Все, выезжаю.

Маккей положил трубку. Ждать решили минут пять. За это время Босх успел раскрыть напарнице вторую часть плана и рассказать, какая роль отведена в нем ей. Задача у Райдер была такая: узнать номер сотового Маккея и оператора связи, чтобы предъявить разрешение на прослушивание телефона нужной компании.

Получив инструкции, Райдер позвонила на станцию с жалобой на неисправность тормозов. Пока она детально расписывала, что и где скрипит, Босх позвонил туда же по второму номеру. Как и ожидалось, Райдер попросили подождать, и дежурный ответил Босху.

– Как мне дозвониться до Ро? – спросил детектив. – Парень выехал, чтобы взять меня на буксир, а я тут и сам завелся.

– Позвоните ему на сотовый, – раздраженно ответил коллега Маккея и, продиктовав номер, взял вторую трубку.

Босх поднял вверх большой палец, и Райдер быстренько свернула разговор.

– Один есть, еще один остался.

– Ты, кстати, выбрал что полегче.

Взяв у Босха бумажку, она набрала номер и, когда Маккей – вероятно, выискивавший на стоянке у торгового центра «камаро» семьдесят второго года, – ответил, заговорила с ним тем равнодушно-бюрократическим тоном, который принимают операторы в общении с клиентами. Представившись провайдером сотовой связи «АТ&Т», Райдер сообщила, что компания имеет честь предложить ему новый тарифный план, помогающий сэкономить на междугородных переговорах.

Маккей оборвал ее на середине речи:

– Чушь.

– Извините, сэр? Что вы сказали?

– Я сказал чушь. Вы просто хотите, чтобы я переключился на вас, вот и придумываете всякую ерунду.

– Не понимаю, сэр. Ваша фамилия значится в списке клиентов компании «АТ&Т». Разве вы не являетесь…

– Ни хрена я не являюсь. Ткнула пальцем, да не туда. Я подключен к «Спринту», и меня все устраивает. Да и по межгороду я не звоню. Так что отгреби, поняла?

Он отключился, и Райдер рассмеялась:

– Какой сердитый нам клиент попался.

– Будешь сердитым, – усмехнулся Босх. – Проехал через весь Чатсуорт, а рыбки уже нет. Я бы на его месте тоже тебя послал.

– Итак, его обслуживает «Спринт». Что ж, пожалуй, я готова.

Они поговорили еще немного, распределили обязанности на ближайшее время и пришли к выводу, что Райдер займется бумажной работой, а потом проследит за прохождением ордеров по инстанциям. На последней, решающей, стадии к ней подключится Босх. Присутствие в кабинете обоих следователей должно показать судье, каким важным делом они занимаются и сколь многое зависит от его решения. До тех же пор Босх продолжит начатое, отыщет и побеседует с теми, кто еще значится в списке, и подготовит план с газетой. Важно было все правильно скоординировать по времени. Заметка в газете должна появиться не раньше, чем все телефоны Маккея будут поставлены на прослушивание. Именно точный расчет являлся определяющим фактором всей операции.

– Тогда я поеду домой, – сказала Райдер. – Поработаю на компьютере.

– Успехов тебе.

– А ты чем займешься?

– Наметил кое-что на вечер. Может быть, прогуляюсь до фабрики игрушек.

– Один?

– Они ведь не преступники, Киз. Всего лишь бездомные.

– Да, бездомные. Только не забывай, почему люди становятся бездомными. Будь осторожен, Гарри. Может, стоит позвонить в Центральное и попросить выделить тебе прикрытие? Хотя бы одну патрульную машину, а?

Босх покачал головой. Сопровождающие могли бы только помешать. Заверив Райдер, что все будет в порядке, он лишь попросил показать, как пользоваться программой «Автотрек».

– Чтобы воспользоваться программой, надо для начата включить компьютер. Смотри, я покажу.

Он встал у нее за спиной. Райдер вышла на нужный веб-сайт, ввела пароль и получила поле для поиска имени.

– С кого хочешь начать?

– Давай попробуем с Роберта Верлорена.

Она набрала имя, фамилию и установила параметры поиска.

– Эта штука быстро работает? – поинтересовался Босх.

– Быстро.

Через несколько минут они получили лишь один адрес отца Бекки Верлорен – дом в Чатсуорте. Роберт Верлорен не продлевал водительские права, не покупал недвижимость, не регистрировался для голосования, не обращался за кредитной карточкой. В последние десять лет он не отметился нигде. Исчез. Во всяком случае, из электронного мира.

– Должно быть, все еще живет на улице, – сказала Райдер.

– Если еще жив.

Райдер ввела в поисковую систему данные Тары Вуд и Дэниеля Котчофа и получила целый список по каждому. Дополнив критерии поиска возрастными данными и указав в качестве местожительства Калифорнию и Гавайи, они отсеяли лишних и наконец установили тех, кто, похоже, и был им нужен. Если Тара Вуд и не появилась на встрече выпускников, то не потому, что уехала куда-то далеко. Она лишь перебралась из Вэлли в Санта-Монику. Что же касается Дэнни Котчофа, то он успел вернуться с Гавайев, прожил несколько лет в Винисе, а потом снова оказался на Мауи, на что указывал его нынешний адрес.

Последним, чье имя прогнала через компьютер Райдер, был Сэм Вейсс, владелец пистолета, из которого убили Бекки Верлорен. Хотя в стране проживали сотни человек с таким же именем и фамилией, найти нужного не составило большого труда. Сэм Вейсс так и не уехал из дома, где у него украли оружие. Не изменился даже номер дома. В общем, Сэм Вейсс твердо стоял на земле.

Райдер распечатала для Босха полученную информацию и добавила номер телефона Грейс Танака, который ей дала Бейли Сейбл. Потом собрала все, что могло понадобиться для работы над ордерами, прихватив с собой и ноутбук.

– Если что понадобится, сбрось сообщение на пейджер.

Райдер ушла. Босх посмотрел на часы над дверью кабинета Пратта. Было начало седьмого. Он решил задержаться еще на часок, а уже потом отправиться в Страну игрушек на поиски Роберта Верлорена. Рыться в чужом прошлом, копаться в мусоре человеческих жизней – работа не самая приятная, оставляющая после себя тяжелое, гнетущее чувство и загоняющая в депрессию. Зная это, Босх еще раз посмотрел на часы и пообещал, что потратит на телефонные разговоры не больше часа.

Начать он решил с тех, кто поближе, но ни Тары Вуд, ни Сэма Вейсса дома не оказалось, и в обоих случаях ему пришлось иметь дело с автоответчиком. Босх оставил сообщение Таре Вуд, назвав свое имя, должность, номер сотового и упомянув, что речь идет о расследовании убийства Бекки Верлорен. Расчет строился на том, что Тара, услышав о подруге, захочет узнать подробности и позвонит сама. Информация, оставленная для Вейсса, содержала только имя и номер телефона. Босху не хотелось преждевременно беспокоить человека, возможно, и без того испытывавшего чувство вины из-за того, что его пистолет стал орудием убийства шестнадцатилетней девушки.

Следующей в списке значилась Грейс Танака. Босх позвонил в Хейуорд, и трубку сняли после шестого звонка. Поначалу казалось, что женщина хочет как можно скорее закончить разговор, словно ее оторвали от чего-то важного, но тон заметно смягчился, когда Босх сказал, что звонит по поводу Ребекки Верлорен.

– О Боже, что случилось? – взволнованно спросила Танака.

– Полиция начала новое расследование, – ответил Босх. – В связи с только что обнаружившимися обстоятельствами. Видите ли, всплыло одно имя. Этот человек, возможно, имел отношение к случившемуся в восемьдесят восьмом, и мы пытаемся установить, не был ли он как-то связан с Бекки или ее подругами.

– Вы можете назвать это имя? – быстро спросила Грейс Танака.

– Роланд Маккей. Он на пару лет старше Бекки. В школе Хиллсайда не учился, но жил неподалеку, в Чатсуорте. Скажите, вам это имя знакомо?

– Пожалуй, нет. По крайней мере я не могу его вспомнить. А в какой связи оно всплыло? Неужели он отец?

– Отец?

– Нам тогда сказали, что Бекки была беременна. Я имею в виду, что, возможно…

– Мы пока не знаем этого. Мы даже не знаем, существовала ли между ними вообще какая-то связь. Значит, имя вам не знакомо?

– Нет.

– Его еще называют Ро.

– Тоже нет.

– Правильно ли я понял, что вы тогда не знали о беременности?

– Я не знала. И остальные тоже. Ее подруги.

Босх кивнул, хотя и понимал, что она этого не видит. Несколько секунд он ничего не говорил, надеясь, что женщина не выдержит молчания и скажет что-нибудь ценное.

– Э-э, у вас есть фотография этого человека? – спросила она наконец.

Босх вздохнул – он ждал другого.

– Да, есть. Попробую придумать что-нибудь, чтобы переслать ее вам, а уже тогда…

– Вы можете ее отсканировать и отправить мне электронной почтой, – перебила его Грейс Танака.

Босх знал, о чем идет речь, но сам ничего сделать не мог. Помочь могла бы Райдер, но ее рядом не было.

– Да, вы правы. Моя напарница разбирается в таких делах, но сейчас ее здесь нет.

– Я дам вам свой электронный адрес, а она пусть вышлет фотографию, когда вернется.

Босх записал продиктованный адрес в записную книжку и пообещал отправить фотографию уже следующим утром.

– Что-нибудь еще, детектив?

Босх знал, что разговор надо заканчивать, что у Райдер еще будет возможность побеседовать с Грейс Танака после того, как та увидит фотографию. И зная все это, он, однако же, решил воспользоваться случаем и попытаться разворошить прошлое в надежде пробудить чувства и воспоминания.

– Еще несколько вопросов, если не возражаете. Э… скажите, как бы вы охарактеризовали ваши с Бекки отношения в то лето?

– В каком смысле? Мы были подругами. Я же знала ее с первого класса.

– Да, конечно. А как вы думаете, вы были самой близкой ее подругой?

– Нет, самой близкой была Тара.

Босх снова кивнул – вот и еще одно подтверждение того, что именно с Тарой Бекки в конце была ближе всех.

– И она не рассказала вам о том, что забеременела?

– Нет. Повторяю, мы все узнали об этом только после похорон.

– А вы? Вы обо всем ей рассказывали?

– Конечно. Конечно, обо всем.

– Уверены?

– Детектив, к чему вы клоните?

– Бекки знала о том, что вы лесбиянка?

– А при чем тут это? Я не понимаю…

– Я лишь пытаюсь представить, какой была ваша группа. «Кошачий клуб». Вы ведь, кажется, так себя называли?

– Нет, – резко ответила Грейс Танака. – Бекки не знала. Никто из них не знал. Думаю, я и сама тогда мало что знала. Вам все ясно, детектив? Еще вопросы есть?

– Извините, мисс Танака. Поймите, я только лишь стараюсь воссоздать картину взаимоотношений. Ценю вашу откровенность. Последний вопрос. Предположим, что Бекки попала в какую-то клинику. После процедуры она вряд ли могла вернуться домой самостоятельно. Как вы считаете, к кому бы она обратилась за помощью, кому бы позвонила?

Грейс Танака ответила лишь после долгой паузы.

– Не знаю, детектив. Я бы хотела надеяться, что она обратилась бы ко мне. Мне бы хотелось думать, что Бекки рассчитывала на меня. Во всем. Но очевидно, она обратилась к кому-то еще.

– К Таре Вуд?

– Об этом вам лучше спросить у нее. До свидания, детектив Босх.

Трубку повесили, а Босх, достав фотографию из школьного журнала, отыскал на ней ту, с кем только что разговаривал. Грейс Танака была азиаткой, небольшого роста, с тоненькой фигуркой, никак не вязавшейся с резкими манерами и жестким голосом женщины в Хейуорде.

Он написал записку Райдер, попросив ее отсканировать и отправить по указанному адресу фотографию Маккея. Босх также предупредил, что к вопросу о сексуальной ориентации мисс Танака лучше подойти осторожнее. Записку он положил на стол так, чтобы Райдер, придя утром на работу, сразу ее заметила.

Оставался последний звонок – Дэнни Котчофу, который, согласно полученной из компьютера информации, жил на Мауи, где время отставало от лос-анджелесского на три часа.

Босх набрал найденный номер, и ему ответила женщина. Назвавшись женой Дэниеля Котчофа, она сказала, что муж на работе и что работает он менеджером в отеле «Фор сизонс». Босх позвонил в отель, и его тут же соединили с Дэниелем Котчофом, который предупредил, что в его распоряжении не более пяти минут, и попросил подождать, пока он найдет подходящее для разговора место. На поиски места ушло несколько минут. С первых же слов стало ясно, что продуктивного разговора не получится. Как и Грейс Танака, Котчоф не смог вспомнить Роланда Маккея. Судя по тону, и сам звонок из полиции воспринимался им как досадное вмешательство в личную жизнь. Он объяснил, что давно женат, что у него трое детей, а о Бекки Верлорен он вспоминает очень редко. При этом Котчоф не преминул напомнить, что уехал на Гавайи с родителями за год до ее смерти.

– Но насколько мне известно, вы ведь продолжали перезваниваться и после вашего отъезда, – сказал Босх.

– Не знаю, кто вам это наплел, – раздраженно ответил Котчоф. – Ну да, поначалу мы перезванивались. Звонить приходилось по большей части мне – ее родители считали, что она тратит слишком много денег на переговоры. Я решил, что это только повод, что они просто хотят развести нас с ней. В общем, звонить приходилось мне, да только что проку от таких звонков? Я был здесь, на Гавайях, она там, в Лос-Анджелесе. Понимаете, все уже осталось позади, все было кончено. А потом у меня появилась подружка – в общем, сейчас она моя жена, – и я перестал звонить Бекки. А о том, что с ней случилось, я узнал уже много позже. Тогда же мне еще позвонил детектив, который вел расследование.

– Вы узнали о ее смерти еще до звонка из полиции?

– Да, раньше. Миссис Верлорен позвонила моему отцу, а уже он рассказал мне. Ну и друзья тоже звонили. Те, кто знал о нас с Бекки. Не очень-то приятно, скажу вам, услышать, что с девушкой, которую хорошо знал, случилось такое.

– Да.

Босх раздумывал, о чем еще можно спросить. Слова Котчофа несколько расходились с тем, что рассказывала Мюриель Верлорен. Так или иначе, но расхождения требовали уточнения. Не давало покоя и алиби Котчофа.

– Послушайте, детектив, мне надо идти. Я же на работе. У вас еще что-то есть?

– Несколько вопросов. Можете вспомнить, когда именно вы перестали звонить Ребекке? Было ли это незадолго до ее смерти или раньше?

– Хм, даже и не знаю. Думаю, где-то в конце того, первого, лета. Примерно тогда. Да, почти за год до всего…

Босх решил расшевелить Котчофа, напустить на него страху и посмотреть, что из этого получится. Устраивать такие эксперименты предпочтительнее, конечно, при личной встрече, но ни денег, ни времени на командировку не было.

– Значит, ко времени смерти Бекки ваши отношения с ней уже определенно прекратились?

– Да, конечно.

Босх подумал, что получить данные о телефонных переговорах семнадцатилетней давности уже вряд ли получится.

– Вы звонили ей в какое-то определенное время? Я имею в виду, знала ли Бекки, когда ждать звонка?

– В общем-то да. У нас время отстает на три часа, так что поздно вечером не получалось. Обычно я звонил ей перед самым обедом, а она в это время как раз ложилась спать. Но имейте в виду, продолжалось так недолго.

– Понятно. Извините, но мне придется спросить вас кое о чем очень личном. Вступали ли вы с Ребеккой Верлорен в сексуальные отношения?

Пауза.

– А это здесь при чем?

– Объяснять не могу, Дэн. Вы же понимаете, тайна следствия. Но уверяю, нам важно это знать. Можете ответить?

– Нет.

Босх подождал, но Котчоф тоже молчал.

– Так это ваш ответ? – спросил наконец детектив. – У вас не было секса?

– Нет, не было. Бекки сказала, что еще не готова, а я не хотел настаивать. Послушайте, мне действительно пора идти.

– Заканчиваю, Дэнни. Еще немного. Вы ведь хотите, чтобы мы поймали убийцу, верно?

– Конечно, только я же на работе.

– Да-да, вы уже говорили. Позвольте спросить, когда вы в последний раз виделись с Ребеккой?

– Число не помню, но, наверное, в тот день, когда мы улетали. А утром мы с ней простились.

– И потом вы в Лос-Анджелесе уже не бывали?

– Нет. То есть тогда – нет. Потом я, правда, уезжал с Гавайев. Прожил пару лет в Винисе после окончания школы. И снова вернулся сюда.

– Меня интересует промежуток между вашим первым отъездом на Гавайи и убийством Ребекки. В этот период вы в Лос-Анджелес не приезжали?

– Нет, не приезжал.

– Значит, свидетель, с которым я разговаривал, ошибался, когда сказал, что видел вас в городе в тот уик-энд, Четвертого июля, перед исчезновением Ребекки?

– Да, ошибался. Послушайте, что это все значит? Говорю же вам, я не был там. У меня появилась девушка. Я даже на похороны не полетел. И кто вам такое сказал? Уж не Грейс ли? Она меня с самого начала невзлюбила, лесбиянка чертова. Только и делала, что нашептывала Бекки всякие гадости. Не нравилось ей, что мы вместе.

– Я не могу назвать имя свидетеля, Дэн. Но если захотите сообщить что-то, уверяю, все останется между нами.

– Мне наплевать, кто вам что наболтал, только она врунья поганая! – Котчоф сорвался на крик. – Да, поганая врунья! А вы там проверьте показания! У меня было алиби! В тот день, когда Бекки пропала, я работал. И на следующий тоже. Как я мог, черт возьми, успеть туда и обратно? Тот, кто вам про меня наплел, просто врет без зазрения совести!

– У нас есть основания сомневаться в вашем алиби, Дэн. Ведь ваш отец был боссом вашего начальника. Ему ничего не стоило с ним договориться.

– Что вы такое несете? Мой отец ни с кем ни о чем не договаривался. Можете сами спросить. У нас там были карточки учета рабочего времени, и ваш детектив разговаривал с моим шефом. Все зафиксировано. И вообще… Прошло семнадцать лет, а вы тут являетесь с таким вот дерьмом! Это у вас что, шутки такие?

– Ладно, Дэнни, ладно. Успокойтесь. Людям свойственно ошибаться. Всякое бывает. Тем более что столько лет прошло.

– Мне только не хватало… чтобы меня втянули в эту историю. Поймите же вы, у меня семья.

– Еще раз вам говорю, Дэнни, успокойтесь. Никто вас ни во что не втягивает. Мы просто разговариваем, верно? Итак, вы хотите сказать что-нибудь еще? Хотите помочь нам?

– Нет. Мне вам сказать больше нечего. Повторяю, я ничего не знаю. И мне пора идти. Серьезно.

– Так вы расстроились, когда Бекки сказала вам, что беременна? Когда поняли, что у нее есть другой парень?

Ответа не было, и Босх решил немного поднажать.

– Тем более что с ним у нее было то, чего не было с вами?

Едва сказав это, он понял, что зашел слишком далеко и показал свои карты. Теперь до Котчофа дошло, что с ним играют в плохого и хорошего полицейского, и когда он ответил, голос его звучал уже спокойно и уверенно.

– Она не рассказывала мне о своей беременности. Я узнал об этом уже после ее смерти.

– Вот как? И от кого же?

– Не помню. Наверное, от кого-то из друзей.

– Правда? А вы знаете, что Ребекка вела дневник? И что вы там на каждой странице. В дневнике сказано, что она рассказала вам о беременности и что вы не очень-то этому обрадовались.

Котчоф рассмеялся, и Босх окончательно понял, что проиграл.

– Вот что, детектив. Теперь мне все ясно. Хватит пороть чушь. Хотите меня поймать? Приманка слабая. Знаете, я ведь смотрю «Закон и порядок».

– А «Место преступления» не смотрите?

– Смотрю, а что?

– Так вот, у нас есть ДНК убийцы. Осталось только провести сравнение. ДНК все решит, от такой улики не отвертеться.

– Отлично, возьмите и мой образец. Может, тогда вы наконец от меня отстанете.

Босху ничего не оставалось, как отступить и закончить разговор.

– Хорошо, Дэн, мы поставим вас в известность. А пока спасибо за помощь. Последний вопрос: кем вы работаете в отеле?

– Я менеджер. Организую крупные мероприятия: вечеринки, конференции, свадьбы. Моя задача – сделать так, чтобы все прошло гладко.

– Что ж, не буду вас больше задерживать. Спасибо и всего доброго.

Босх положил трубку. Подумать было о чем, но сейчас его больше всего смущало то, что разговор с Котчофом прошел не совсем так, как хотелось. И главное, он сам допустил промашку. Неудачу можно было бы объяснить трехлетним перерывом, утерей навыка, но легче от этого не становилось. Гарри понимал, что должен как можно скорее обрести прежнюю форму.

В целом же разговор получился продуктивным. Бурная реакция Котчофа на упоминание о том, что его видели в Лос-Анджелесе непосредственно перед убийством, Босха не удивила. Как еще реагировать на откровенную ложь? Зато стоило обратить внимание на то, что гнев Котчофа был направлен на Грейс Танака. Возможно, отношения между ними заслуживали более пристального изучения. И лучше, если бы этим занялась Киз Райдер.

Следующий пункт – заявление Котчофа о том, что он ничего не знал о беременности Ребекки Верлорен. На подсознательном уровне Босх ему верил. Впрочем, вычеркивать Котчофа из списка подозреваемых было пока преждевременно. Другое дело передвинуть его пониже. Босх решил, что обсудит ответы Котчофа с Райдер, а там будет видно.

Самая интересная информация касалась звонков. Здесь показания Котчофа вступали в противоречие со свидетельством матери жертвы. Мюриель Верлорен утверждала, что Дэнни звонил ее дочери регулярно, настойчиво и до самого последнего времени. Котчоф же настаивал, что перестал звонить задолго до трагедии с Бекки. Босх не видел причин, которые заставляли бы его врать. Если принять на веру версию Дэнни, то выходило, что ошибается уже миссис Верлорен. Или же Бекки сознательно вводила родителей в заблуждение относительно того, кто именно звонил ей каждый вечер перед сном. Такой вариант выглядел предпочтительнее, если учесть, что девушка скрывала от отца и матери факт своей беременности. Значит, звонил не Дэнни Котчоф, а кто-то другой. Кто-то, кого Босх уже окрестил Мистером Иксом.

Отыскав в деле номер телефона Мюриель Верлорен, Босх снял трубку. Извинившись за беспокойство, он сказал, что хотел бы задать несколько вопросов. Миссис Верлорен ответила, что ни о каком беспокойстве нет и речи и она готова ответить на любой вопрос.

– О чем вы хотели спросить?

– Когда мы заходили в комнату вашей дочери, я заметил, что телефон стоит возле кровати. Скажите, он подсоединен к одной линии с домашним или же у Бекки был свой, отдельный, номер?

– У нее был отдельный номер.

– Если так, то когда ей звонил Дэнни Котчоф, ответить могла только она, верно?

– Да, телефон звонил только в ее комнате.

– То есть о том, что ей звонил именно Дэнни, вы знали лишь с ее слов?

– Нет, почему же. Я и сама несколько раз слышала звонки.

– Я имею в виду то, миссис Верлорен, что вы сами ведь не снимали трубку и не разговаривали с Дэнни?

– Конечно, нет. Звонили ведь ей.

– Другими словами, узнать, с кем именно она разговаривала, вы могли от нее, правильно?

– Э… да, пожалуй, что так. А вы хотите сказать, что звонил не Дэнни? Что это был кто-то другой?

– Я пока не могу говорить с полной уверенностью. Дэнни сказал, что перестал звонить вашей дочери задолго до случившегося. У него к тому времени появилась новая подружка. Там, на Гавайях.

Сообщение было встречено долгой паузой. Не дождавшись ответа, Босх сам заговорил с пустотой.

– Может, у вас есть какие-то предположения на этот счет, миссис Верлорен? С кем еще она могла разговаривать?

Снова пауза, и наконец неуверенное:

– Может, с кем-то из подруг.

– Возможно, – согласился Босх. – А еще? Постарайтесь подумать.

– Мне это не нравится, – быстро отозвалась Мюриель Верлорен. – Я как будто прохожу через все заново.

– Мне очень жаль. И мне бы не хотелось тревожить вас, задавать вопросы, но, боюсь, так нужно, без них не обойтись. Вы с мужем пришли к какому-либо заключению относительно ее беременности?

– Я вас не понимаю. О чем вы? Мы узнали только потом…

– Разумеется. Но вы же, наверное, думали об этом, разговаривали, строили предположения. Что, по-вашему, привело к беременности? Длительные отношения с кем-то, которые ваша дочь от всех скрывала, или просто случайная ошибка, встреча с человеком, с которым ее ничто не связывало?

– Что-то вроде романа на одну ночь? Вы это хотите сказать о моей дочери?

– Нет, мэм, я ничего не хочу сказать о вашей дочери. Я всего лишь задаю вопросы. У меня нет желания обидеть или расстроить вас, но есть желание найти того, кто убил Ребекку. И для этого мне нужно знать все, что знаете вы.

– Мы не смогли найти объяснения случившемуся с ней, – холодно заговорила Мюриель Верлорен. – Мы не нашли ответа и решили, что не станем рыться в ее отношениях. Мы предоставили это полиции и лишь попытались сохранить то, что осталось, помнить нашу дочь такой, какой мы ее знали и любили. Вы сказали, что у вас есть дочь. Надеюсь, вы меня поймете.

– Думаю, что да. Спасибо за помощь. И последний вопрос, точнее, просьба. Без всякого давления. Не согласились бы вы поговорить с репортером о вашей дочери и вообще обо всем этом деле?

– Зачем? Я никогда раньше не разговаривала с ними. Мы считали, что такие вещи не стоит выносить на публику.

– Разделяю ваше мнение. Но мне все же хотелось бы, чтобы вы дали согласие. Вдруг нам удастся спугнуть птичку.

– Вы рассчитываете, что тот, кто это сделал, как-то себя проявит?

– Именно так.

– Тогда я готова. В любое время.

– Спасибо, миссис Верлорен. Я вам позвоню.

Глава 16

Из кабинета, уже надев пиджак, вышел Пратт. Босх сидел в своем закутке, двумя пальцами печатая отчет о последнем телефонном разговоре с Мюриель Верлорен. Два других отчета уже лежали на столе.

– А где Киз? – поинтересовался Пратт.

– Работает с ордерами дома. Там ей лучше думается.

– А вот мне дома вообще не думается, – пожаловался Пратт. – Успеваю только реагировать. У меня мальчишки-близнецы.

– Повезло.

– Да уж. Ладно, Гарри, до завтра.

– До завтра.

Пратт, однако, не уходил, и Босх, оторвавшись от пишущей машинки, вопросительно посмотрел на него. Может, что-то не так? Может, дело в машинке?

– Я взял ее со стола в углу. Непохоже, что ею сейчас кто-то пользуется.

– Ею уже давно никто не пользуется. Почти все переключились на компьютеры. Таких, как вы, Гарри, парней старой школы, почти не осталось.

– Наверное. Обычно отчеты пишет Киз, но надо же чем-то занять время.

– Какие-то поздние дела?

– Хочу наведаться в Страну игрушек.

– На Пятую улицу? Что вы там забыли?

– Собираюсь поискать отца Бекки Верлорен.

Пратт задумчиво покачал головой:

– Значит, и его туда унесло. Такое часто случается.

Босх кивнул:

– Круги.

– Да, круги, – согласился Пратт.

Босх подумал, что, наверное, стоит выйти вместе с Праттом, поговорить, попробовать узнать его получше, но тут зазвонил сотовый. Он снял его с ремня и увидел на экране данные Сэма Вейсса.

– Извините, мне надо ответить.

– Конечно, Гарри. Будьте осторожны.

– Спасибо, босс.

Он поднял крышку.

– Детектив Босх.

– Детектив?

Босх лишь теперь вспомнил, что не оставил на автоответчике Вейсса никакой информации о себе.

– Извините, мистер Вейсс. Меня зовут Гарри Босх. Я детектив и работаю в ДПЛА. Веду одно расследование и хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Я в вашем распоряжении, детектив. Это насчет того пистолета?

Вопрос застал Босха врасплох.

– А почему вы спрашиваете, сэр?

– Как вам сказать… Я знаю, что из него застрелили девушку и убийцу так и не нашли. По-моему, это единственное, что может связывать меня с полицией Лос-Анджелеса.

– Вы не ошиблись, сэр. Так мы можем поговорить?

– Если это означает, что вы заняты поисками убийцы, то можете задавать любые вопросы.

– Спасибо. Прежде всего хочу спросить, как вы узнали, что украденным у вас пистолетом воспользовались для убийства?

– Из газет. Когда написали об убийстве, я прикинул, что к чему, и сделал соответствующий вывод. Потом позвонил детективу, который занимался моим делом, и он подтвердил мои наихудшие опасения.

– Почему вы так говорите, мистер Вейсс?

– Потому что мне приходится с этим жить.

– Но вы же ни в чем не виноваты. Вы не совершили никакого преступления.

– Знаю, но лучше от этого не становится. Я купил оружие из-за того, что мне угрожали какие-то недоумки. Я купил его для защиты. А в итоге пистолет оказался орудием убийства ни в чем не повинной девушки. Я много думал. Если бы вернуться назад… Если бы я не был таким упрямым… В том смысле, что ведь можно было просто взять и переехать в другой район, а не покупать этот проклятый пистолет. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю.

– А теперь, детектив, задавайте ваши вопросы.

– У меня их немного. Я и позвонил-то вам так, на всякий случай. Наверное, из-за того, чтобы не копаться в бумагах семнадцатилетней давности. В отчете сказано, что кражей занимался детектив Джон Маклеллан. Вы его помните?

– Хорошо помню.

– Ему, кажется, так и не удалось найти преступника?

– Насколько я знаю, нет. Поначалу Джон полагал, что кража – дело рук тех хулиганов, которые угрожали мне по телефону.

– И что?

– Потом он сказал мне, что они ни при чем. Но, откровенно говоря, я его уверенности не разделял. Понимаете, дом просто разгромили. То есть они вломились туда не для того, чтобы что-то взять. По крайней мере не только для того. Они все здесь разбили, раскидали. Признаюсь, когда я вернулся и увидел, что стало с моим жильем… Я очень разозлился.

– Почему вы говорите «они»? Полиция считала, что действовал не одиночка?

– Джон полагал, что их было двое или даже трое. Я ушел всего лишь на час, ходил в магазин. Один бы за такое время просто не успел все расколотить.

– В списке украденного, помимо пистолета, значится коллекция монет и какая-то сумма наличными. Что-нибудь еще пропало? Может быть, вы обнаружили впоследствии…

– Нет, больше ничего. Кстати, монеты мне потом вернули, а ими я дорожил больше всего. Коллекцию собирал еще мой отец.

– Кто вам ее вернул?

– Джон Маклеллан. Принес недели через две после того случая.

– Он сказал, где ее взял?

– Сказал, что в ломбарде в западном Голливуде. А потом мы узнали и про пистолет. Но его мне не вернули. Впрочем, я бы в любом случае его не взял.

– Понимаю, сэр. Детектив Маклеллан рассказывал вам о своих подозрениях? Делился мыслями?

– Он думал, что это дело рук какого-то хулиганья. Не «Чатсуортской восьмерки».

При упоминании о «Чатсуортской восьмерке» в памяти Босха что-то зашевелилось.

– Мистер Вейсс, считайте, что я ничего не знаю. Что такое «Чатсуортская восьмерка»?

– Так называла себя одна местная молодежная банда. Белые парни. Тогда, в восемьдесят восьмом, они совершили здесь несколько преступлений. Преступлений на расовой или религиозной почве. Так их называли в газетах.

– И вы стали мишенью этой банды?

– Да. Они мне звонили. Обычные угрозы, всякая чушь насчет «проклятых жидов».

– Но потом полиция заверила вас, что «Восьмерка» к краже отношения не имеет?

– Именно так.

– Странно, вам не кажется? Неужели они не видели связи?

– Я так же тогда думал, но вы же знаете – с полицией спорить бесполезно.

– А почему «Восьмерка» нацелилась именно на вас, мистер Вейсс? Понимаю, вы еврей, но все же почему они выбрали вас?

– Ответ прост. Один из этих паршивцев жил неподалеку. Четвертый дом от моего. Билли Беркхарт. На Хануку я поставил на подоконник менору, и с этого все началось.

– Что потом сталось с Беркхартом?

– Попал в тюрьму. Не по моему делу – за другие преступления. Его взяли вместе с приятелями. За ними много чего числилось. Здесь жила черная семья, так они сожгли крест прямо на передней лужайке. Даже пытались поджечь храм.

– Но кражу в вашем доме совершили не они.

– Получается, что не они. Так мне сказали в полиции. Понимаете, не было ни нацистских символов, ни каких-то указаний на религиозную мотивацию. Кто-то просто разгромил дом.

Босх помолчал, не зная, о чем еще спросить. Кое-какие вопросы у него появились, однако задавать их сейчас было преждевременно.

– Что ж, мистер Вейсс, спасибо за помощь. Извините, что отнял у вас столько времени и, наверное, разбудил не самые приятные воспоминания.

– Не беспокойтесь, детектив. Поверьте, они и не засыпали.

Босх положил трубку и постарался вспомнить кого-нибудь, кто помог бы кое-что уточнить. Он не знал Джона Маклеллана, а шансов найти его на прежнем месте через семнадцать лет было слишком мало. И тут его осенило: Джерри Эдгар. Его бывший напарник по голливудскому отделению служил когда-то в Девоншире. Возможно, в 1988-м он уже был там.

Босх позвонил в убойный отдел, но попал на автоответчик. Все уже ушли. Он набрал номер дежурного по отделу и спросил, нет ли поблизости Эдгара. Босх знал, что перед дежурным лежит журнал учета, в котором каждый детектив перед уходом ставит свою подпись. Эдгар, как выяснилось, уже ушел.

Третий звонок Босх сделал на сотовый, и его бывший напарник моментально отозвался.

– Похоже, вы, в Голливуде, не очень-то перерабатываете.

– Какого черта вам… Эй, Гарри, это ты?

– Я. Как дела, Джерри?

– А я все жду, когда же ты позвонишь. Приступил сегодня?

– Точно, снова влез в старые сапоги. И уже получил дело. Работаю вместе с Киз.

Эдгар промолчал, и Босх понял, что совершил ошибку, упомянув Райдер. Трещина между ними не только осталась, но и, похоже, стала еще шире.

– Вообще-то мне нужна твоя помощь. Ты ведь служил когда-то в Девоншире? Помнишь те денечки?

– Было такое. И какой же день тебя интересует?

– Восемьдесят восьмой год. «Чатсуортская восьмерка». Помнишь их?

Судя по паузе, Эдгар помнил не очень хорошо.

– М-да, припоминаю. «Восьмерка»… шайка сопляков. Думали, что если побрили головы и сделали татуировки, то уже стали мужчинами. Вони было много, но потом их прихлопнули. Не дали разгуляться.

– Не помнишь парня по имени Роланд Маккей? Ему тогда было около восемнадцати.

Эдгар снова помолчал, потом сказал, что не помнит.

– А кто с ними работал? Я имею в виду «Восьмерку».

– Только не «Клуб». Вся информация по ним шла по отдельному каналу.

– ПООБ?

– В точку.

ПООБ – подразделение по охране общественной безопасности. Эта специальная команда с неясными функциями занималась организованными криминальными структурами, деятельность которых угрожала общественному порядку, но до суда довела лишь несколько дел. В 1988-м его работу контролировал тогда еще коммандер Ирвин Ирвинг. Позднее, став заместителем начальника полиции, он спешно распустил ПООБ. Многие в департаменте считали, что, пойдя на такой шаг, Ирвинг хотел скрыть неприглядные делишки ведомства и дистанцироваться от его деятельности.

– Значит, помощи с этой стороны ждать нечего, – сказал Босх.

– Извини. А чем ты сейчас занимаешься?

– Расследованием убийства девушки.

– Той, которую похитили из дому?

– Да.

– Помню этот случай. Я им не занимался – меня тогда только-только перевели в «убойный», – но дело знакомое. Так, говоришь, там «Восьмерка» наследила?

– Нет. Просто всплыла одна фамилия, и я подумал, что парень мог быть с ними связан. Кстати, восьмерка означает то, что я думаю?

– Правильно думаешь, старина. Восьмерка – «эйч», восьмая буква в алфавите. Одна «эйч» – Гитлер. Две…

– Хайль Гитлер. Значит, не ошибся.

Босху вдруг пришло в голову, что Киз Райдер, возможно, недалека от истины. Убийство Ребекки Верлорен, как и вообще пик активности «Чатсуортской восьмерки» приходились на 1988-й. Совпадение? Не исключено. Но когда совпадений несколько, в них уже просматривается закономерность. И вот теперь в том же супе обнаружились ПООБ и Ирвинг. За спиной Рональда Маккея, неудачника и водителя буксира, проступало нечто большее и куда более опасное.

– Джерри, ты не помнишь Джона Маклеллана? Он в то время служил в Девоншире.

– Джона Маклеллана? Нет, не помню. А чем он занимался?

– В частности кражами. У меня его отчет по одному делу.

– Нет, у нас такого не было. Точно. Я же сам работал по кражам до перехода в «убойный». А кто он такой?

– Не знаю. Говорю же, просто наткнулся на его фамилию в отчете. Ладно, сам разберусь.

Судя по всему, Джон Маклеллан состоял в то время в ПООБе, и, следовательно, расследование кражи из дома Сэма Вейсса вывело полицию на «Чатсуортскую восьмерку». Обсуждать этот вариант с Джерри Эдгаром Босх не собирался.

– Я так понял, ты тогда только пришел в «убойный»?

– Точно.

– Ты хорошо знал Грина и Гарсию?

– Не сказал бы. При мне они там долго не задержались. Грин скоро ушел на пенсию, а Гарсия двинулся выше, стал лейтенантом.

– Но мнение-то у тебя о них сложилось?

– В каком смысле?

– Что они представляли собой? Как детективы?

– Ох, Гарри, я же был тогда совсем зеленый. Что я мог знать? Только-только постигал азы. Общее мнение было такое, что воз тащил Грин, а Гарсия присматривал за хозяйством. Про Гарсию вообще говорили, что он и дерьма в своих усах не найдет, даже если ему дать зеркало и расческу.

Босх не ответил. Говоря, что Гарсия присматривал за хозяйством, Джерри определил его роль как младшего напарника. Реальным расследованием занимался Грин, а Гарсия прикрывал тылы и вел бумажную работу. Такое разделение труда характерно для многих пар. Ведущий и ведомый.

– Наверное, ему это и не нужно было, – сказал Эдгар.

– Не нужно что?

– Искать дерьмо в собственных усах. Парень пошел на повышение, заделался лейтенантом и сменил координаты. Знаешь, где он сейчас? Второй человек в Долине. Вот так.

– Знаю. Между прочим, если ты с ним встретишься, про усы лучше не вспоминай.

– Да, наверное, не стоит.

Босх задумался. Могло ли рассказанное Джерри иметь какое-то отношение к расследованию убийства Ребекки Верлорен? Похоже, что да. Похоже, за рядовым в общем-то убийством могло открыться нечто большее.

– Что еще, Гарри?

– Слышал, Грин покончил с собой вскоре после отставки.

– Я тоже слышал. Помню, меня тогда это не удивило. Грин был из тех ребят, которые слишком близко принимают все к сердцу. Так ты собираешься копнуть под ПООБ? Не забудь, их прикрывал не кто-нибудь, а Ирвинг.

– Я помню, Джерри. Не уверен, что пойду этим путем.

– Если все же пойдешь, будь осторожен.

Прежде чем закончить разговор, Босх решил сменить тему. Эдгар всегда был в курсе последних сплетен и сам любил потрепать языком, а Босх не хотел, чтобы про него говорили, будто он, едва вернувшись на службу, принялся копать под Ирвинга.

– Что нового в Голливуде? – спросил он.

– Только-только вернулись в старое здание. После землетрясения там практически все поменяли. Ты много потерял. Почти весь год теснились на последнем этаже. Все на виду, так что и перекличку проводить не надо.

– И как там сейчас?

– Как в страховой конторе. У каждого свой закуток, везде звуконепроницаемые перегородки. Все выкрашено в серый цвет. Неплохо, но не то.

– Понимаю.

– Потом поменяли столы. У начальства теперь широкие, двухтумбовые, а у остальных обыкновенные.

Босх улыбнулся. Такого рода мелочи всегда привлекали к себе повышенное внимание, вызывая раздражение и напряжение, но администраторы, похоже, не извлекали из своих просчетов никакого урока и упорно принимали необдуманные решения. Босх помнил, что, когда отдел внутренних расследований переехал из Паркер-центра в Брэдбери, по департаменту моментально распространился слух, что капитан получил в свое распоряжение кабинет с камином.

– Чем собираешься заняться, Джерри?

– Тем же, чем и всегда. Ты и сам знаешь, у нас закон один: не протирать штаны, а стучать в двери.

– Понял тебя, приятель.

– Будь осторожен, Гарри. Прикрывай тыл.

– Как всегда.

Положив трубку, Босх еще с минуту сидел за столом, обдумывая то, что услышал от Джерри Эдгара. Если между расследованием и ПООБом действительно существовала связь, дело представало в совершенно ином свете.

Перед ним лежал отчет о краже из дома Сэма Вейсса, составленный и подписанный Джоном Маклелланом. Он снова поднял трубку, позвонил в оперативный отдел Паркер-центра и попросил дежурного посмотреть данные на детектива Маклеллана. Для облегчения поисков Босх продиктовал номер жетона, который значился в отчете. Больших надежд он не питал – в конце концов, прошло семнадцать лет, и детектив скорее всего уже вышел в отставку.

Дежурный, однако, сообщил, что полицейский по имени Джон Маклеллан, номер жетона которого совпадает с названным, состоит ныне в звании лейтенанта и числится в отделе стратегического планирования. Картина вырисовывалась интересная. Семнадцать лет назад Маклеллан работал на Ирвинга в подразделении по охране общественной безопасности. Теперь, сменив место службы и поднявшись в звании, он по-прежнему работал у Ирвинга. И надо же так случиться, что именно на Ирвинга Босх наткнулся в кафетерии в тот самый день, когда получил дело, пусть и отдаленно, но все же связанное с ПООБом.

Будто совершающий маневр неуклюжий линкор, дело медленно, но верно и неудержимо поворачивалось в новом направлении. Босх почувствовал, как что-то шевельнулось в груди. Случайна ли была утренняя встреча с Ирвингом? И если случайна, то знал ли заместитель начальника полиции о том, какое именно дело снято с пыльной полки и кому оно поручено?

Тайн у департамента хватало, и число их возрастало с каждым днем. Об этом знали все. Но кто семнадцать лет назад мог подумать, что химический анализ в лаборатории Сакраменто станет лопатой, которая воткнется в слежавшуюся грязь и, перевернув прошлое, обнажит именно этот похороненный секрет.

Глава 17

По дороге домой Босх снова и снова размышлял о многочисленных щупальцах, которые обвились вокруг тела Ребекки Верлорен. Он знал, что сейчас самое важное – не упустить из виду цель, не позволить себе отвлечься и выпустить из рук ключ. Внутренние интриги, коррупция, стремление любой ценой отстоять честь мундира, прикрыв просчеты, а порой и откровенные злоупотребления, – все это могло сыграть против него, сбить с дороги, увести в сторону. А значит, остается только держаться подальше от возможного скандала и быть настороже.

В конце концов ему все же удалось сдвинуть в сторону тень Ирвинга и сконцентрироваться на деле. Мысли снова привели в комнату Ребекки Верлорен, сохранившуюся неизменной по прошествии стольких лет. Что заставило мать поступить именно так? Сам факт потери дочери или сопутствующие этой потере обстоятельства? Как бы повела себя Мюриель Верлорен, если бы лишилась ребенка в результате несчастного случая, болезни или, например, развода? У Босха была дочь, которую он видел слишком редко, и это постоянно давило на него. Он знал, что всегда, где бы она ни находилась, близко или далеко, будет уязвим и рано или поздно закончит либо как несчастная мать, превратившая спальню ребенка в подобие музея, либо как отец, давным-давно потерявший связь с миром.

Но было, помимо всего прочего, в спальне еще что-то, что не давало покоя. Босх не мог пока точно установить, что именно, и это только усиливало беспокойство, цепляло, изводило. Он посмотрел влево, в сторону Голливуда. Небо еще оставалось светлым, но вечер уже наступал. Тьма ждала слишком долго. Над горизонтом скрещивались лучи, которые, как он знал, сходились на углу Голливуда и Вайн. Все такое знакомое. Все такое красивое.

Вернувшись домой, Босх проверил почту и телефон. Потом снял костюм, купленный специально по случаю возвращения, и аккуратно повесил в шкаф, решив, что наденет его по крайней мере еще раз, прежде чем отнести в химчистку. Достал из шкафа джинсы, черные туфли на резиновой подошве и черную рубашку. Надел спортивный пиджак, правое плечо которого изрядно поистрепалось – надо бы повнимательнее на поворотах. Взял пистолет, жетон и бумажник. Сел в машину и поехал в Страну игрушек. Припарковаться Босх решил на стоянке музея в Джапантауне – место надежное, и можно не беспокоиться, что найдешь машину с разбитыми стеклами и покореженными дверцами. Дальше он двинулся пешком по Пятой улице, встречая по пути все больше бездомных. Приюты для них занимали несколько вытянувшихся одна за другой пятиэтажек. На тротуарах у содержащихся за счет миссий ночлежек и дешевых отелей стояли магазинные тележки и картонные ящики со скудными пожитками тех, кто давно потерял себя. Казалось, где-то неподалеку взорвалось что-то вроде социальной бомбы, разметавшей во все стороны осколки рассыпавшихся жизней. Тут и там слышались мужские и женские голоса, неразборчивые, бессвязные ночные крики. Это был город, который жил по своим правилам и своему разумению. Больной город, с раной столь глубокой, что никакие повязки, которые накладывали благотворительные миссии, не могли остановить кровотечение.

Через некоторое время Босх заметил, что его никто не останавливает, не просит денег или закурить. По странной иронии, именно район с самой высокой концентрацией бездомных был местом, в наибольшей степени свободным от их привычных домогательств.

Здесь сосредоточились основные центры помощи, организованные благотворительной миссией Лос-Анджелеса и Армией спасения. Босх решил начать с них. С собой у него было две фотографии Роберта Верлорена: двенадцатилетней давности карточка с водительских прав и более ранний снимок с похорон дочери. Он показывал их как рабочим в самих центрах, так и добровольцам на кухнях, ежедневно раздающим сотни тарелок с бесплатной едой. Поначалу ему не везло, люди лишь качали головой и бросали короткое «нет», но потом один кухонный рабочий признал в Верлорене «клиента», регулярно появлявшегося в очереди к раздаче несколько лет назад.

– Но это было давно. В последнее время я его не видел.

Проведя около часа в крупных центрах, Босх пошел дальше по улице, заглядывая в небольшие ночлежки. Кое-где Верлорена узнавали, но свежих следов, которые могли бы привести к мужчине, исчезнувшему с экрана радара человеческой жизни много лет назад, не находилось. В половине одиннадцатого Босх решил, что продолжит поиски на следующий день. Настроение после увиденного на улице опустилось ниже нуля, надежды на успех таяли. Он возвращался в Джапантаун с опущенной головой, засунув руки в карманы, и поэтому заметил двух прятавшихся между двумя складами мужчин, только когда они вышли из тени. Один преградил ему путь. Второй встал за спиной. Босх остановился.

– Эй, добрый человек, – заговорил первый.

В тусклом свете далекого уличного фонаря Босх увидел, что в правой руке незнакомец держит нож. Слегка повернув голову, он взглянул на второго. Тот был помельче, белый и, похоже, вооружен лишь куском бетона от разбитого бордюра.

– Кухни закрылись, а есть хочется, – продолжал первый, черный парень с ножом. – У тебя ведь найдется для нас несколько баксов, а? Мы могли бы вроде как взять в долг. А при случае рассчитаемся.

Босх покачал головой:

– Нет, не получится.

– Не получится? Ты так в этом уверен, приятель? А мне почему-то кажется, что в кармане у тебя лежит пухленький бумажник. Ну давай, не жадничай.

Злость поднялась в нем черной волной. Восприятие обострилось до предела, и Босх отчетливо понял, что сейчас сделает. Он выхватит пистолет и всадит каждому по пуле. Никаких обвинений ему не предъявят, а служебное расследование не займет и пары часов: нож в руке грабителя – вот его, Босха, оправдание. Парочка еще не знала, во что ввязалась. Он как будто снова оказался в сумрачных джунглях Вьетнама. Все должно решиться здесь, на этом клочке улицы. Либо убей сам, либо убьют тебя. Третьего не дано. Для третьего здесь просто не было места.

Но уже в следующее мгновение ситуация вдруг изменилась. Тот, что преграждал путь, пристально посмотрел ему в глаза. Так один хищник смотрит на другого, оценивая его силы и возможный риск. Человек с ножом как будто съежился. Как будто сделал шаг назад, хотя и остался на месте.

Босх слышал о людях, умеющих читать мысли. На самом же деле они умеют читать по лицам. Сотни вариантов движений глаз, рта, бровей анализируются в доли секунды на некоем подсознательном уровне, и уже на основе этого анализа делается вывод о намерении противника. Босх неоднократно видел проявление таких способностей и сам в некоторой степени обладал ими. Его бывшая жена зарабатывала на жизнь игрой в покер, потому что была мастером по чтению лиц. Человек с ножом, по-видимому, прочел что-то в лице Босха и тем самым спас себе жизнь.

– Ладно, приятель, не надо, – сказал он и отступил в темный проем между домами. – Спокойной ночи, миссионер.

Босх повернулся и посмотрел на второго. Не говоря ни слова, тот тоже сделал шаг назад и скользнул в укрытие, чтобы подождать следующую жертву.

Босх оглядел улицу, но никого не увидел и зашагал к стоянке. Свернув за угол, он снял с ремня сотовый, набрал номер патрульной службы центрального отделения и, рассказав дежурному сержанту о двух мужчинах, попросил прислать патрульную машину.

– В той чертовой дыре такое случается каждую ночь и на каждом углу, – ответил сержант. – Что ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы вы направили сюда машину, взяли этих двоих и прищучили как следует. Тогда в следующий раз они хорошенько подумают, прежде чем посмеют вытаскивать нож и приставать к прохожим.

– А что ж ты сам ничего не сделал?

– У меня другая работа, сержант, и я не собираюсь все бросать и делать за вас вашу.

– Послушай, приятель, не указывай, что мне делать. Все вы такие. Думаете, что…

– Вот что, сержант, утром я просмотрю отчеты, и если окажется, что здесь кто-то пострадал и что подозреваемые – двое мужчин, черный и белый, вам гарантированы серьезные проблемы.

Босх захлопнул крышку телефона, не дослушав протесты дежурного, сел в машину и покатил к шоссе 101. У него еще оставались дела в Долине.

Глава 18

Найти удобный пункт наблюдения за «Тампа тауинг» оказалось непросто. Оба торговых центра напротив уже закрылись, стоянки возле них опустели. Припарковавшись там, Босх оказался бы на виду. Конкурирующая станция техобслуживания еще работала, а потому дня наблюдения тоже не подходила. Подумав, Босх оставил машину на Роско, а сам пешком вернулся к перекрестку. Воспользовавшись опытом незадачливых грабителей, он нашел темный уголок в районе торгового центра, откуда станция была видна как на ладони. Главная проблема заключалась теперь в том, чтобы успеть вернуться к машине и не упустить из виду Маккея, когда тот отправится домой после окончания смены.

В объявлении, помещенном в телефонном справочнике, говорилось, что «Тампа тауинг» работает круглосуточно. Но уже приближалась полночь, и Босх рассчитывал на то, что Маккей, смена которого началась в четыре пополудни, должен вот-вот освободиться. Если же никто не появится, значит, придется сидеть здесь всю ночь.

Именно в таких ситуациях Босх начинал подумывать о том, чтобы снова начать курить. С сигаретой не только время вроде бы летело быстрее, никотин еще и помогал снять напряжение, которое неизменно сопутствует наблюдению. Однако, расставшись с вредной привычкой, он не хотел снова уступать ей. Два года назад Босх узнал, что стал отцом, и это помогало преодолевать накатывавший порой соблазн. Он подумал, что наверняка уступил бы слабости, если бы не дочь. В лучшем случае держал бы зло под контролем, но победить окончательно, наверное, не смог.

Босх набрал номер Кизмин Райдер. Нет ответа. Позвонил на сотовый – результат тот же. Оставалось только предположить, что Райдер отключила все телефоны, чтобы полностью сосредоточиться на работе и подготовить ордера к утру. В крайнем случае можно было бы отправить сообщение на пейджер, но собранная за вечер информация не подпадала под определение срочной и вполне могла подождать до утра.

Убрав в карман сотовый, Босх поднес к глазам бинокль. Через оконное стекло было видно, что Маккей сидит за серым столом. Был в офисе и еще один мужчина в такой же синей униформе. Похоже, смена выдалась спокойная. Оба сидели, положив ноги на стол, и смотрели в какую-то точку над окном. Босх не видел, на что направлено их внимание, но судя по меняющемуся в комнате освещению, они смотрели телевизор.

В кармане запищал телефон, и Босх, продолжая смотреть в бинокль, машинально ответил. Решив, что звонит Райдер, он даже не взглянул на дисплей.

– Привет.

– Детектив Босх?

Звонила не Райдер. Он опустил бинокль.

– Да, Босх. Чем вам помочь?

– Меня зовут Тара Вуд. Я получила ваше сообщение.

– Да, конечно. Спасибо, что позвонили.

– Похоже, я попала на сотовый. Извините, что так поздно. Только что пришла. Хотела лишь оставить сообщение на вашем рабочем автоответчике.

– Не беспокойтесь. Я еще на работе.

Босх задал ей те же самые вопросы, которые задавал целый день другим, и получил примерно те же ответы. Разговаривая по телефону, он продолжал наблюдать за Маккеем. Тот по-прежнему сидел за столом и смотрел телевизор. Как и прочие подруги Ребекки Верлорен, Тара Вуд не узнала имя водителя буксира. Когда Босх спросил о «Чатсуортской восьмерке», она тоже не смогла вспомнить ничего определенного. Перед тем как закончить разговор, Босх предложил встретиться на следующий день, чтобы показать ей фотографию Маккея. Тара согласилась, но сказала, что ему придется прийти в студию Си-би-эс, где она работает обозревателем. Босх знал, что офисы компании находятся неподалеку от Фармер-Маркет, одного из его самых любимых мест в городе, и решил, что до разговора с Тарой можно будет прогуляться и перекусить чашкой гумбо. Встретиться условились в час дня в ее кабинете.

– Вы занимаетесь расследованием старых дел? – поинтересовалась Тара.

– Я работаю в отделе вновь открытых дел.

– Знаете, у нас есть телешоу под названием «Забытый случай». Идет вечером по воскресеньям. Это один из проектов, в которых я участвую. Мне только что пришла мысль… Может быть, вы смогли бы прийти, встретиться с теми, кто занят в программе, поговорить. Уверена, им бы это пошло на пользу.

Босх часто встречал людей, пытавшихся через знакомство с ним повысить свой профессиональный рейтинг. Наблюдая в бинокль за Маккеем, он подумал, не стоит ли воспользоваться предложением Тары в интересах дела, но быстро отказался от этого плана, решив, что организовать все через газету гораздо проще.

– Возможно, но только не сейчас. Мы плотно взялись за дело, так что свободного времени у меня пока нет. Извините.

– Никаких проблем. Надеюсь, вы найдете того, кого ищете. С тех самых пор, как меня поставили на этот проект, я постоянно думаю о Ребекке и спрашиваю себя, как такое могло случиться. И вот ваш звонок. Так неожиданно, так странно. Но мне кажется, это хороший знак. До завтра, детектив.

Босх попрощался и отключил телефон.

Еще через несколько минут, примерно в полночь, свет в здании погас. Очевидно, предложение круглосуточных услуг вовсе не означало, что станция открыта двадцать четыре часа в сутки. Маккей или другой водитель могли принимать звонки на собственный телефон.

Босх выскользнул из укрытия и поспешил на Роско, где остался его внедорожник. Уже открывая дверцу, он услышал, как заработал двигатель старенького «камаро». Босх повернул ключ, отъехал от тротуара и покатил к перекрестку. Остановившись на красный свет, огляделся и увидел, как знакомый автомобиль с серыми пятнами на четырех крыльях пролетел по направлению к Тампе. Босх выждал несколько секунд и, убедившись, что машин нет ни справа, ни слева, проехал на красный.

Первой остановкой Маккея стал бар «Боковой карман», расположенный на бульваре Сепульведа, неподалеку от железнодорожных путей. Это было небольшое заведение с голубой неоновой вывеской и зарешеченными, выкрашенными в черный цвет окнами. Едва взглянув на бар, Босх понял, какого рода клиенты его посещают. Прежде чем выйти из машины, он снял пиджак, завернул в него пистолет, наручники и запасную обойму и положил сверток на пол перед передним пассажирским сиденьем. Потом запер дверцу, вытащил рубашку из джинсов и направился к бару.

Ожидания его не обманули. Пара бильярдных столов, барная стойка и несколько деревянных кабинок. Несмотря на запрет на курение, в воздухе висело сизое облако дыма. Никто не жаловался.

Большинство посетителей принимали горячительное, не отходя от стойки. Татуировки на руках, цепочки на бумажниках. Босх знал, что даже предпринятые меры маскировки не помогут ему сойти здесь за своего, а потому, заметив укромный уголок слева от висящего на стене телевизора, протиснулся туда в надежде остаться незамеченным.

Барменша, усталого вида женщина в черной кожаной жилетке поверх футболки, не обратила внимания на скромного посетителя, что вполне его устраивало. Он пришел сюда не пить.

Между тем Маккей расположился у одного из бильярдных столов, терпеливо ожидая очереди. Выпивку он тоже еще не заказан.

Прошло минут десять. За это время Маккей успел пересмотреть с дюжину свободных киев и, сделав выбор, присоединился к зрителям, среди которых, похоже, оказалось несколько знакомых. Кое с кем он перебросился парой ничего не значащих фраз, так что знакомство скорее всего носило случайный характер.

Наконец обслужили и его. Получив пиво и виски, Маккей неспешно потягивал и то, и другое, не проявляя при этом признаков нетерпения. Наблюдая за ним, Босх чувствовал себя неуютно – казалось, люди смотрят на него, – но потом он понял, что их больше интересует телевизор над его головой.

Маккей между тем дождался своей очереди и оказался очень даже неплохим игроком. За короткое время он расправился с семью претендентами, причем проигравшие либо расплачивались наличными, либо выставляли пиво. Примерно через полчаса чемпион начал выказывать признаки усталости и небрежности. В восьмой партии он проиграл, но только лишь потому, что вчистую промазал по восьмому шару. Поражение Маккей воспринял достойно и, прежде чем уступить место, бросил на зеленое сукно пять долларов. По подсчетам Босха, он выиграл по меньшей мере двадцать пять долларов и три пива.

Прихватив бутылку «Роллинг-Рок», Маккей направился к стойке, и Босх понял, что пора уходить. Сунув под пустой стакан десятку, он отвернулся и вышел из бара. В машине первым делом вернул на место пистолет, потом завел мотор и, выехав на бульвар Сепульведа, развернулся к северу и остановился перед пожарным гидрантом. Выбранная позиция позволяла держать под наблюдением дверь «Бокового кармана» и, не привлекая внимания, проследовать за объектом, когда тот повернет в сторону Панорама-Сити. Босх полагал, что Маккей, сменив квартиру после истечения условного срока, вряд ли переберется далеко от знакомых мест.

Ждать пришлось недолго. Похоже, Маккей задержался ровно настолько, чтобы выпить пиво. Он вышел из бара через десять минут после Босха, сел в «камаро» и, выехав на бульвар Сепульведа, повернул на юг.

Теперь он удалялся от Панорама-Сити в сторону Долины. Ошибка означала, что Босху нужно было развернуться на сто восемьдесят градусов на пустынной улице. Такой маневр имел мало шансов остаться незамеченным, и детективу пришлось подождать, пока «камаро» не отъедет на приличное расстояние.

Еще разворачиваясь, Босх заметил, что Маккей показывает поворот, и добавил газу. Промчавшись по бульвару Сепульведа, он свернул вправо и нагнал «камаро» у дорожного знака на 405-м переезде. К счастью, Маккей не стал никуда поворачивать, а продолжил движение на запад.

Чтобы не обнаружить себя, Босху пришлось применить едва ли не весь арсенал дорожных уловок. Маккей углубился в Вудленд-Хиллс, проехал едва ли не всю Мариано-стрит и наконец свернул к небольшому домику. Босх проскочил мимо и, остановившись чуть дальше, пешком прошел назад. Хлопнула передняя дверь. Погас свет над крылечком.

Оглядевшись, Босх понял, что оказался в одном из относительно новых районов. Когда-то, несколько десятков лет назад, землю здесь нарезали большими участками, рассчитывая, что на них расположатся коневодческие ранчо и фермы. Прошло время, город разросся, вытеснив и лошадей, и зелень. Участки нарезали заново, и к тем, что оказались сзади, вели длинные подъездные дороги.

Это обстоятельство затрудняло наблюдение. Босх осторожно прокрался между домами, посматривая в обе стороны. «Камаро» Маккея стоял рядом с видавшим виды фордовским пикапом. Возможно, он жил не один.

Подобравшись ближе, Босх остановился, чтобы списать номер пикапа. На бампере он заметил полустершийся стикер, текст которого гласил: «Пусть последний покидающий Л.-А. американец захватит флаг». Небольшой, но характерный штришок в проявляющуюся все отчетливее картину.

Босх бесшумно прошел по выложенной каменными плитами дорожке. Дом стоял на высоком фундаменте, так что заглянуть в окна было невозможно. Завернув за угол, он услышал голоса и на мгновение замер, но успокоился, увидев на шторах задней комнаты мерцающий отсвет экрана телевизора. Босх уже пересекал задний двор, когда у него запищал сотовый. Он быстро опустил руку, выключил звук, торопливо вернулся к дорожке и уже бегом рванул дальше, к улице. Там Босх остановился и посмотрел назад. Вокруг было тихо, свет над крыльцом не зажгли, так что, похоже, звонок его телефона никого не потревожил.

Босх, однако, понимал, что был на волосок от провала. Сердце колотилось, легким не хватало воздуха. Он медленно вернулся к машине, сознавая, что допустил грубую ошибку: не отключил звук, направляясь к дому. Такая забывчивость могла стоить очень дорого и даже привести к прямому столкновению с подозреваемым. Три года назад, перед уходом в отставку, Босх не допустил бы подобного просчета. А если вспомнить, что еще раньше его легко раскусил Дэниель Котчоф, то вывод напрашивался сам собой: он растерял навыки и утратил хватку. Но тогда получается, что Ирвинг был прав, назвав его заплатой, которая может не выдержать напряжения и лопнуть.

Уже в машине Босх проверил, кто звонил. Звонила Райдер. Он набрал ее номер.

– Гарри, я просматривала список звонивших и увидела твой номер. Что-то случилось? Я отключала телефон.

– Ничего особенного. Хотел узнать, как идет работа.

– Что тебе сказать? Идет. Выстроила план и почти все написала. Закончу завтра утром, а потом уже пойду по инстанциям.

– Хорошо.

– Знаешь, я собираюсь ложиться. Что у тебя? Нашел Роберта Верлорена?

– Пока нет. Но у меня есть для тебя адресок. Проследил после работы за Маккеем. У него домик неподалеку от шоссе в Вудленд-Хиллс. Надо выяснить, есть ли здесь телефон, чтобы внести его потом в список на прослушку.

– Отлично. Давай свой адресок. Проверить будет нетрудно. Вот только напрасно взялся за слежку в одиночку. Не очень-то умно, Гарри.

– Нам нужно было выяснить, где он живет.

Босх не собирался докладывать ей о своем проколе. Продиктовав адрес и подождав, пока Райдер запишет, он сказал:

– Есть и кое-что еще. Я тут сделал несколько звонков.

– Для первого дня ты многое успел. Расскажешь?

Босх перечислил тех, кому позвонил после того, как Райдер уехала домой. Она слушала молча, не перебивала и, даже когда он закончил, не задала ни одного вопроса.

– Ну вот, Киз, теперь ты в курсе. Что думаешь?

– Думаю, картина начинает складываться.

– Согласен. Плюс ко всему еще и год, восемьдесят восьмой. Думаю, ты тогда была права. Может, эти придурки хотели, чтобы он стал особенным, хотели что-то доказать. Проблема в том, что вся информация ушла в ПООБ. А где оказалась потом, одному Богу известно. Может, Ирвинг собрал всю документацию, да и бросил в мусоросжигатель.

– Не всю. Новый шеф, когда пришел, пожелал провести полную ревизию состояния дел во всех подразделениях. Не зная, где зарыты покойники, легко сделать неверный шаг. Я сама этим не занималась, но в курсе, что большая часть документов ПООБа сохранилась, после того как само подразделение распустили. Многое Ирвинг отправил в спецархивы.

– Спецархивы? Это еще что такое?

– Ничего особенного. Просто доступ к ним ограничен. Нужно специальное разрешение самого высшего начальства. Хранилища находятся в подвале Паркер-центра. В основном материалы внутренних расследований. Политика. Ну и все такое. Опасный хлам. Не думаю, что материалы по «Чатсуортской восьмерке» могли туда попасть. Если, конечно, они не связаны с чем-то другим.

– Например?

– Например, они могут касаться крупной шишки в полиции или в городской администрации. Тех, кто дергает за ниточки.

– А ты не могла бы туда заглянуть? Поискать то, что нас интересует? Может, стоит побеспокоить твоего приятеля на шестом?

– Попробовать можно…

– Так попробуй.

– Завтра утром. А ты? Я думала, ты сегодня отправишься на поиски Роберта Верлорена, а мой напарник, оказывается, решил заняться слежкой за подозреваемым.

– Я и искал Верлорена. Да только не нашел.

Босх рассказал ей о своей прогулке в район фабрики игрушек, не упомянув о стычке с парочкой грабителей. Об этом, как и о проколе с телефоном у дома Маккея, Киз лучше не знать.

– Вернусь туда завтра утром.

– Хорошо, Гарри. Вижу, план у тебя есть. А я за это время надеюсь подписать ордера. Ну и постараюсь заглянуть в спецархив и поискать файлы ПООБа.

Поколебавшись, Босх решил поделиться с напарницей своими опасениями. Вокруг было темно и тихо, и только с шоссе доносился приглушенный шум.

– Киз, будь осторожна.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты не хуже меня знаешь, как бывает, когда потянет дерьмецом.

– По-твоему, там замазаны большие шишки?

– Я не удивлюсь.

– И что?

– Просто будь осторожна. Я чую Ирвинга. Следов пока нет, но без него там не обошлось.

– Выходит, встреча в кафетерии не была случайной?

– Я в совпадения не верю. По крайней мере в такие.

Райдер немного помолчала, обдумывая услышанное.

– Ладно, Гарри, я буду осторожна. Только ты от меня ничего не утаивай, договорились? Наше дело рубить, а щепки пусть летят куда летят, помнишь? Назад пути нет, так что пойдем до конца, и пусть будет, что будет.

– Помню. До завтра.

– Спокойной ночи, Гарри.

Она положила трубку, а Босх еще долго сидел неподвижно, глядя в темноту.

Глава 19

Босх повернул ключ, медленно развернулся на Мариано и покатил по дороге мимо дома Маккея. Все было вроде бы тихо, никаких признаков тревоги он не заметил. В окнах даже не зажгли свет.

Босх выехал на автостраду, повернул на восток и поехал по направлению к Кахуэнге. По пути он позвонил в центральную диспетчерскую и попросил пробить номер «форда»-пикапа, рядом с которым припарковался Маккей. Ему ответили, что автомобиль зарегистрирован на имя тридцатисемилетнего Уильяма Беркхарта, имевшего проблемы с законом в конце восьмидесятых, но чистого в последние пятнадцать лет. За что именно арестовывался Беркхарт, диспетчер не имела понятия, потому что в компьютерной базе данных указывались только номера правонарушений по Уголовному кодексу Калифорнии.

Под номерами скрывались физическое насилие при отягчающих обстоятельствах и скупка краденого, а вот еще один код, обозначавший преступление, совершенное Беркхартом в восемьдесят восьмом, оказался незнакомым.

– У вас там есть кто-нибудь, кто мог бы помочь? – спросил он в надежде, что диспетчер сама заглянет в кодекс, несколько экземпляров которого всегда находились у нее под рукой специально для таких случаев.

– Минуточку.

Он свернул на Барэме и, выехав на Вудро-Вильсон-драйв, взял курс к дому.

– Детектив?

– Слушаю.

– Преступление на почве расовой ненависти.

– О'кей. Спасибо за помощь.

– Не за что.

Босх завел машину под навес и выключил двигатель. Сосед – или домовладелец – Маккея арестовывался по обвинению в преступлении на почве расовой ненависти в восемьдесят восьмом году. В том самом году, когда погибла Ребекка Верлорен. Уильям же Беркхарт был, вероятно, тем Билли Беркхартом, в котором Сэм Вейсс опознал своего соседа и одного из своих мучителей. Босх еще не знал, как это все увязывается, но не сомневался, что связь рано или поздно обнаружится, и тогда детали сложатся в единую картину. Он даже пожалел, что не захватил с собой досье на Маккея. Возвращаться за ним в город уже не было сил. В конце концов, материалы можно перечитать утром, а заодно и заглянуть в дело Уильяма Беркхарта.

Дом встретил его тишиной. Босх взял телефон, прихватил из холодильника бутылку пива и вышел на веранду. По пути он включил плейер. Диск уже стоял в проигрывателе, и из динамиков послышался хрипловатый голос Боза Скэггса.

Песня как будто состязалась с доносившимся снизу приглушенным шорохом проносившихся по шоссе машин. Лучи прожекторов уже не рассекали ночное небо над киностудией «Юниверсал», но вид со склона холма, на котором стоял его дом, все равно открывался захватывающий. Ночной город мерцал миллионами огней, каждый из которых был чьей-то мечтой, чьим-то желанием, чьим-то сном. Но не все они были добрыми.

Босх подумал, что, наверное, стоит позвонить Киз Райдер и рассказать ей об Уильяме Беркхарте, но потом решил отложить до утра и эту новость. Он смотрел на город, чувствуя удовлетворение от проделанного за день. И все же удовлетворение не было полным – к нему примешивалось неясное, но ощутимое беспокойство, даже тревога.

Человек с ножом, назвавший его миссионером, был не так уж и не прав. Грабитель почти попал в точку. Босх всегда знал, что в этой жизни у него есть миссия, и сейчас, после трехлетнего перерыва, он снова исполнял свое предназначение. Но не все было так уж хорошо. Там, в раскинувшемся за холмами городе, среди мерцающих огней, снов, надежд и желаний, таилось что-то, чего он не видел. И оно поджидало его.

Босх пощелкал кнопками телефона и услышал непрерывный сигнал. Значит, сообщений не поступало. Тем не менее он нажал кнопку возврата и прослушал сообщение, которое хранил уже неделю. Это был тоненький голосок его дочери, записанный в тот день, когда они – она и ее мать – уехали от него.

– Привет, папочка, – сказала она. – Спокойной ночи, папочка.

Больше девочка не сказала ничего, но ему хватало и этого. Босх сохранил сообщение до следующего раза, чтобы прослушать, когда понадобится, и отключил телефон.

Часть вторая