Босх кивнул, незаметно оглядывая комнату. Профессия научила его обращать внимание на любые детали и, осматривая чей-нибудь дом, узнавать о его обитателях больше, чем они рассказывали ему. Со временем Босх преуспел в этом и часто полагался на свое умение, считая его одним из самых надежных путей к успеху.
Сейчас он сидел в довольно просторной и пустой комнате. Мебели было мало, и это навело Босха на мысль, что в этой гостиной редко собирались друзья или родственники. В одном углу стоял высокий книжный шкаф, набитый книгами в твердых переплетах — в основном художественной литературой и большими альбомами по искусству. Ни телевизора, ни игрушек, ни фотографий Босх не заметил. Ничто не указывало и на то, что у миссис Мур когда-либо были дети. Гостиная явно предназначалась для неспешных бесед у огня или для спокойной, сосредоточенной работы.
Но не более того.
В углу напротив очага стояла пятифутовая рождественская елка, украшенная гирляндой белых электрических лампочек, несколькими красными шарами и сделанными из разноцветной бумаги бусами и флажками, которые, судя по их виду, переходили по наследству из поколения в поколение. То, что миссис Мур нарядила елку для себя одной, понравилось Босху. Это означало, что жизнь вовсе не закончилась вместе с замужеством; оставшись одна, миссис Мур не поставила на себе крест и не опустила рук. То, что она нарядила рождественскую елку, свидетельствовало о ее внутренней силе. Разумеется, сейчас миссис Мур замкнулась в своем горе и одиночестве, но в ней осталась и сила. Рождественское дерево яснее всяких слов указывало на то, что эта женщина переживет беду, справится с ней сама. Босх снова пожалел, что не помнит ее имени.
— Прежде чем вы начнете, — проговорила миссис Мур, — могу ли я кое о чем спросить вас?
Настольная лампа на журнальном столике возле ее колен давала мало света, но Босх все же увидел, как пристально смотрят на него ее карие глаза.
— Конечно.
— Вы сделали это специально? То есть пропустили вперед журналистов, чтобы они сделали за вас всю грязную работу? Так называл это мой муж. Извещать родственников… он называл грязной работой и говорил, что детективы всегда стараются избежать этого.
Босх покраснел. На каминной полке стояли старинные часы, и ему показалось, что в наступившей тишине они тикают особенно громко. Наконец он с трудом выдавил:
— Я… Меня, видите ли, послали в самый последний момент… Совсем недавно… К тому же я не сразу нашел ваш дом. Очень сожалею, но… — Гарри замолчал. Она все поняла. — Простите, наверное, вы правы. Я нарочно тянул время.
— Ничего страшного, мистер Босх. Не смущайтесь. Должно быть, это действительно очень нелегко.
Босх пожалел, что у него нет фетровой шляпы, которую носили детективы во всех фильмах. Будь она у него, он держал бы ее перед собой и перебирал пальцами поля, чтобы делать хоть что-то, лишь бы не смотреть на нее. Теперь же ему оставалось только разглядывать миссис Мур в упор. Босх понял, что когда-то она была очень хороша собой — ее лицо еще хранило следы былой красоты. На вид он дал бы миссис Мур лет тридцать пять. У нее были каштановые волосы с осветленными прядями, четко очерченный решительный подбородок и мускулистая шея спортсменки. Босх подметил также, что миссис Мур не прятала под косметикой легкую сетку морщин под глазами. Голубые джинсы и мешковатый бумажный белый свитер, вероятно, принадлежавший мужу, служили домашней одеждой. Разглядывая свитер, Босх задумался о том, какое место Калексико Мур занимает в ее душе.
Слова миссис Мур насчет «грязной работы» понравились Гарри; он счел упрек заслуженным. Они познакомились пять минут назад, однако Босху казалось, что миссис Мур кого-то напоминает ему, но он не мог понять, кого именно. Возможно, какую-нибудь женщину из его прошлого, сочетавшую в себе силу с нежностью и мягкостью. Несмотря на смущение, Босх то и дело посматривал на миссис Мур. Ее сияющие карие глаза притягивали его как магнит.
— Я детектив Гарри Босх. — Он надеялся, что вдова тоже представится.
— Да, я слышала о вас. Читала статьи в газетах, к тому же муж тоже говорил о вас. Кажется, это было два года назад, когда вас перевели в голливудский участок. Он рассказывал, что одна из кинокомпаний заплатила вам много денег за то, что вы позволили ей использовать ваше имя в телефильме о деле, которое расследовали. Вы, кажется, купили один из домов на опорах, там, в холмах?
Босх неохотно кивнул и поспешил переменить тему:
— Не знаю, что наговорили вам репортеры, миссис Мур; меня послали сообщить вам, что мы, похоже, нашли вашего мужа, и он — мертв. Мне очень жаль, что приходится сообщать вам такое. Просто я…
— Я знала это, точно так же как и вы, и как каждый коп в городе, — перебила она. — Чем это кончится, всем было ясно давным-давно. Я не стала говорить с журналистами и велела им убираться. Зачем мне с ними разговаривать? Когда в рождественскую ночь к тебе заваливается такая орава, это значит, что у них плохие новости.
Босх кивнул и посмотрел на свои руки, сжимавшие воображаемую шляпу.
— Вы все расскажете мне? — спросила она. — Это было самоубийство? Он застрелился?
Босх снова кивнул:
— Да, это очень похоже на самоубийство, но ничего определенного сказать нельзя, пока…
— Пока не будет результатов вскрытия, — закончила миссис Мур. — Знаю, ведь я жена полицейского. Бывшая жена, — уточнила она. — Мне известно, что вы можете сказать, а что — нет. Вы даже не имеете права быть со мной откровенным — вечно у вас какие-то секреты…
Босх увидел, как потемнели ее глаза.
— Не совсем так, миссис Мур. Я просто стараюсь смягчить неиз…
— Если хотите что-то сказать мне, детектив Босх, скажите. Не нужно тянуть кота за хвост.
— Хорошо, миссис Мур. — Босх решительно тряхнул головой. — Ваш муж действительно застрелился. Если вас интересуют детали, расскажу подробнее. Ваш муж — если это был ваш муж — выстрелил себе в лицо из дробовика и разнес череп. Узнать его невозможно, поэтому мы хотим убедиться, что, во-первых, это тот, кого мы ищем, и, во-вторых, сам ли он выстрелил в себя. Только после этого мы получим основания утверждать что-то наверняка. Никто не пытается играть в тайны, просто у нас пока нет ответов на все вопросы.
Миссис Мур откинулась на спинку кресла, отдаляя лицо от света, но даже в полутьме Босх заметил, как оно изменилось. Гнев в глазах погас, сурово сжатые губы приоткрылись, а напряженные плечи слегка опустились. Ей было стыдно.
— Простите, — пробормотала она. — Сама не знаю, почему я это сказала. Мне не следовало бы…
— Ничего страшного, миссис Мур, поделом мне… И вы тоже меня извините.
Она посмотрела на него уже без гнева, и Босх почувствовал, что сумел пробиться к ней сквозь почти непроницаемую оболочку. Он видел: эта одинокая женщина отчаянно нуждается в ком-нибудь, ибо ее дом слишком мрачен и велик, чтобы оставаться в нем одной в рождественскую ночь, и ни празднично украшенная елка, ни сочинения не могли этого изменить. Но Босха побудило остаться еще кое-что. Его инстинктивно влекло к этой женщине, вопреки распространенному мнению о том, что сходятся только противоположности. С ним дело совсем иначе — в женщине, которая ему нравилась, Босх довольно часто обнаруживал черты, свойственные и ему самому. Почему — этого он не знал, да и не старался узнать, принимая все как есть. И вот теперь перед ним сидела незнакомая женщина; он даже не знал ее имени, но таинственная сила уже притягивала его к ней. Может, он увидел в ней свое отражение — отражение своих желаний и своего одиночества, — но от этого миссис Мур не стала для Босха менее привлекательной. Ему хотелось узнать, отчего залегли темные круги под этими карими глазами и откуда под ними тонкая сеть морщин. Как и Босх, миссис Мур старательно прятала свои шрамы от посторонних глаз, и каждый из них, похороненный глубоко в душе и скрытый за внешним спокойствием, представлял собой загадку. Отгадать ее будет непросто, а излечить — и того труднее. Она такая же, как и он, Гарри чувствовал это. Нет, не чувствовал — знал наверняка.
— Простите, но я не знаю вашего имени. Заместитель начальника полиции дал мне только адрес.
Миссис Мур улыбнулась.
— Сильвия.
Босх кивнул.
— Гм-м, Сильвия, это, случайно, не кофе так вкусно пахнет?
— Да. Хотите чашечку?
— С удовольствием, если это не очень вас затруднит.
— Ничуть.
Она поднялась и прошла перед ним, направляясь в кухню. Босха охватили сомнения.
— Послушайте, может, мне все-таки лучше уйти? У вас есть о чем подумать, а я вторгся к вам и попросил кофе. Не отложить ли до следующего раза?
— Нет, что вы, ваше общество очень полезно — отвлекает от всяких…
Босх не ответил. В камине громко щелкнул сучок. Гарри посмотрел ей вслед и, убедившись, что из кухни его не видно, еще раз огляделся по сторонам. Потом, поднявшись с кушетки, направился к освещенным дверям кухни.
— Черный, пожалуйста, — сказал он. — И без сахара.
— Конечно. Вы ведь тоже коп.
— Вы, похоже, не очень их жалуете?
— Пожалуй, недолюбливаю, — ответила Сильвия, стоя к нему спиной. Босх видел, как она разливает кофе по чашкам из стеклянного кофейника. Он прислонился к дверному косяку возле холодильника. Не зная, что еще сказать, Гарри колебался, стоит ли приводить в исполнение план, который обдумывал по пути.
— У вас неплохой дом, — проговорил он наконец.
— Это не дом, а жилище, — уточнила Сильвия. — Мы продаем его. То есть, наверное, теперь следует говорить: «Я продаю его».
Она отвечала, не поворачиваясь к нему, но Босх рискнул продолжить:
— Вы не должны винить себя за то, что он сделал. — Гарри знал, что это слабое утешение.
— Легко сказать, труднее исполнить.
— Да.
Последовало продолжительное молчание. Босх первым нарушил его:
— Он оставил записку.
Сильвия замерла, но так и не повернулась.
— «Теперь я знаю, кто я такой» — вот что он написал.
Она промолчала. Одна из чашек стояла на столике наполовину пустая.