Минуты через две-три тишины он, не издав ни звука, опустил взгляд, и я проследил за ним. На столе лежали две книги, обложки которых будто прошиты серебром и золотом. Белые, без излишеств. Названия — золотистыми буквами на языке ангелов, который я не знал, и разобрать, естественно, ничего не мог.
Старший серафим открыл одну из книг, пролистал до чистой страницы и придвинул её ко мне. В его руке будто из воздуха появилось золотистое перо, и он положил его на раскрытую книгу.
— Я — судья Белого Суда, — произнёс он, не представившись по имени и не глядя на нас. — Эта книга — вечный список обвиняемых. Запишите свои имена. На любом языке.
У них тут всё как-то… странно. Хотя, с другой стороны, в прежней жизни я ни разу не был на суде — в любом случае, это мой первый раз.
Я наклонился над книгой, взял перо и написал имя. Следом Мелия записала своё.
Судья, в чём я теперь не сомневался, подвинул книгу к себе, развернул и прочёл имена. Затем громко произнёс:
— Начинается суд над человеком Гарри и демоницей Мелистерией!
Было бы забавно, если бы он ещё добавил: «Встать! Суд идёт!», учитывая, что все и так стояли — кроме тех, кто за столом.
— Я — помощник судьи, — заговорил серафим в серебристых доспехах. — Наш суд отличается от всех судов, что вам известны. Поэтому не стоит ничему удивляться. Теперь займите местами на трибунах.
И мы подчинились.
Судья начал читать обвинения. И, честно говоря, я прифигел. Нас обвиняли не просто в нарушении границ. Мы, по их словам, представляли угрозу самим ангелам и даже небесам. Также незаконно использовали метки, которые, к слову, никто из нас не применял. Лично мне добавили пункт о пинке под зад одного из ангелов. Вот этого я уж точно не ожидал. Серьёзно? Он ещё и пожаловался…
— Вам есть чем возразить? — спросил судья, закончив чтение.
— Есть, — сразу отозвался я. — Ничего из перечисленного мы не делали. Где у вас проходят границы — совершенно непонятно. Откуда нам было знать, что мы их пересекли? Единственное, что не отрицаю, — это пинок. Но и то он был заслужен: тот ангел вёл себя неподобающе. Непрофессионально, если вам это слово знакомо.
Меня, к удивлению, никто не перебил. Все слушали молча. Особенно — судья. Он не сводил с меня взгляда.
— Я принимаю эти слова, — кивнул он медленно и обвёл взглядом остальных. — Теперь слово вам, святые клинки.
Это ещё кто такие?..
Заметив, как оживились серафимы в красных доспехах, сидящие за столом, я понял, что именно их называют святыми клинками. Они переглянулись, будто решая, кто начнёт.
Наконец, один из них поднялся и пересказал свою версию событий — как он якобы догнал и перехватил Мелистерию. По его словам, она угрожала его жизни и применила магию, но он, доблестный воин, сумел её обезвредить и доставил на парящие острова. Неужели это правда?
Я глянул на Мелию. В её взгляде читалось: всё было совсем не так, этот серафим врёт без зазрения совести.
Затем встал второй святой клинок и начал рассказывать уже про меня. И тут мне, без преувеличения, стало не по себе.
Выяснилось, что я, оказывается, точно в сговоре с демоницей, использовал её магию — ну, допустим, если кристаллы считать за магию — и был крайне опасен, так как готовился к атаке. Более того, он заявил, что моя магия огня не просто сильная, а нетипичная для человека. С этим, пожалуй, можно частично согласиться, но и то — с оговоркой. Не такая уж она и мощная, как он раздувает.
История, рассказанная им, имела к реальности лишь отдалённое отношение. Иронично выходит: суд называется Белым, а с правдой — всё серо и расплывчато.
— Господин судья, — обратился я к нему, когда святой клинок замолчал и сел, — дайте нам слово. Они пересказали всё по-своему, а правды в их словах — всего ничего.
— Не сейчас. — Судья поднял руку, давая понять, что продолжать не стоит. — Мы во всём разберёмся.
Он перевёл взгляд на херувимов, о которых я уже успел забыть. Те медленно опустились ниже.
— Ваши слова будут проверены, — продолжил судья. — Это будет неприятно, но вы должны выдержать. — Он сделал короткую паузу и затем громко произнёс: — Приступить к дознанию!
Я успел взглянуть на тех двух ангелов, что давали против нас показания. Они смотрели на приближающихся херувимов с явным интересом — и даже с какой-то странной надеждой. И это настораживало.
Херувим подлетел ко мне почти вплотную, на расстояние вытянутой руки. И мне стало очень неприятно. Ощущать его рядом — просто мерзко.
Вблизи он выглядел ещё отвратительнее: дряблая, как у старика, кожа, испещрённая глубокими морщинами, взгляд — пустой и одновременно безумный. Крылья — потёртые, неопрятные, будто их таскали по камням. Но самое жуткое — глаза. Вроде и как человеческие, но чужие, какие-то звериные. Словно смотрят в душу, чтобы разорвать изнутри.
Кроме внешности, отличался ещё и запах. Тот херувим, что завис напротив меня, источал кисло-сладкое, гнилостное зловоние. Сразу захотелось зажать нос рукой, но стоило только потянуться рукой, как кольцо сдержанности опасно сузилось. Всё ясно — нельзя. Запах, скорее всего, тоже приём дознания.
Вот уж «везение» — сначала у эльфов с дознавателем пришлось разбираться, теперь здесь своя экзотика…
Долго размышлять не получилось — вскоре я начал ощущать воздействие херувима. Хотелось зажмуриться, чтобы не видеть эту мерзость, но я просто не смог. Его глаза наливались кровью, а сам он забился, задрожал, стал размахивать крыльями сильнее, поднимая слабый, неприятный ветер с запахом пыли и старости.
Неожиданная и крайне неприятная боль ударила волной по всему телу, словно меня вдавило в пол. Я почувствовал, как с каждой секундой становлюсь тяжелее, будто тело обросло свинцом. Мысли стали вязкими, а движения — невозможными. Но это было только начало.
Следом пришло чувство, будто меня изнутри начали обжигать. Боль была не физическая — она проходила глубже, будто касалась самой сути. Аура? Прямое воздействие на неё?
Мне хотелось закричать, вырваться, потерять сознание — хоть как-то уйти от этой пытки. Но и этого я не мог.
Постепенно мучение начало отступать. Или, скорее, я перестал его ощущать. На смену боли пришло другое чувство: кто-то явно копошился внутри. Не в теле, нет — в ауре, в памяти. И это ощущалось отчётливо. Я заново проживал тот день, проведённый с Мелией в её доме. Всё шло по памяти, как и было. Но потом началось странное. Детали становились чужими, а воспоминания — искажёнными.
Мелия не могла победить меня. Не подчиняла себе. Не было никаких бесед про сговор с демонами, не было плана по захвату континента и нападения на ангелов. Всё это — не моё. Это не мои мысли!
Или всё же мои? Что, если я всё это время находился под влиянием демоницы и даже не осознавал этого?
Нет. Я верю своей памяти. Я чувствую, что это манипуляция. Херувим специально вбивает фальшь, чтобы я принял их версию, чтобы сломался, поддался и подписал себе приговор.
И я начал сопротивляться. Изо всех сил гнал прочь поддельные образы, не пуская их глубже. Вот он — их Белый Суд. Показной, лживый. Не зря я сомневался.
Вспомнив опыт использования запретной магии в бою с Мелией, я решился попробовать применить её снова. Ведь эту крошечную частичку силы херувим явно игнорировал, не мог на неё повлиять. Что, если использовать её не как оружие, а как щит? Чтобы и кольцо сдержанности не сработало.
Опасно. Очень. Но иного выбора не было.
Осторожно, почти незаметно я потянулся к ней. Почувствовал, как она дрогнула в глубине — откликнулась. Уже хорошо.
Сконцентрировавшись, направил магию к голове. Всё делал медленно, тонко, будто вытягивал ниточку из паутины. Внутри головы ощущалось напряжение, но я был осторожен. Ещё немного — и появилась заслонка: полупрозрачная, тёмная пелена, отделяющая меня от чужого влияния. Как будто поставил стекло между собой и херувимом.
И это помогло.
Воздействие начало угасать. Воспоминания возвращались — настоящие. Без лжи. Без подмены. И я даже усмехнулся, глядя в многочисленные глаза существа с вопросом: «Ну, и что теперь ты можешь мне сделать?»
Херувим виду не подал: имитировал работу, двигался, кружился, как будто продолжал дознание. Но мы оба знали: всё кончено. Он уже ничего не мог.
Когда херувим, наконец, отлетел прочь, поднявшись выше, я ослабил поток древней магии и позволил ей вернуться в глубину. Она сделала своё дело.
Я не знал, что после дознания будет настолько плохо. Истощение накрыло с двух сторон — и физическое, и психическое. Боль вернулась с новой силой, накатив внезапной волной. Удержаться на ногах не получилось — рухнул на колени. Мелия же просто покачнулась в сторону и грохнулась на пол, будто мёртвая. И самое неприятное — я не мог ей помочь. Сам едва держался. Даже если бы собрал волю в кулак, выжал всё до капли — встать бы не вышло.
К Мелии сразу подошёл один из ангелов, стоявших у края толпы. Наклонился, легко коснулся её головы — и она открыла глаза. Пришла в себя. Уже хорошо. Хоть жива. А ко мне никто не двинулся. Видели, что я ещё в сознании, значит, вроде как справляюсь. Только вот мне уже было всё равно — настолько плохо себя чувствовал.
Участники Белого Суда молча наблюдали, дожидаясь, пока мы восстановимся. И ушло на это не пару минут — гораздо больше. Показалось, что прошла вечность.
Как ни странно, Мелия поднялась первой, хотя и вырубилась. Возможно, ей чуточку легче, потому что ангел помог прийти в себя. Мне же никто руку не протянул, потому и на ноги я встал позже. Медленно, с трудом, с ощущением, что всё тело — набитый камнем мешок.
Когда мы вновь стояли у трибун, судья, как я понял, уже успел получить информацию от херувимов. Это было заметно по тому, как они на некоторое время зависли напротив него, шепча свои беззвучные выводы, а затем медленно поднялись выше. Судья нахмурился, словно что-то пошло не по плану. И я сразу понял, благодаря кому и чему. Интересно даже стало — что же будет дальше?