Почувствовав очередной приступ рвоты, Рон снова склонился над тазом. Хагрид побагровел от ярости.
— Ишь, гад! — проревел он, повернувшись к Гермионе.
— Я не знаю, что это значит, — тихо проговорила она. — Конечно, я понимаю, это ужасно грубо…
— Это самое подлое оскорбление. — Голова Рона снова высунулась над столом. — Грязнокровками называют тех, кто родился в семье маглов. У кого родители не волшебники. Среди волшебников есть такие, кто считает себя лучше всех. Например, Малфои. Они хвалятся, что у них в жилах течет самая чистая кровь. — Рон странно всхлипнул и плюнул в подставленную руку маленького слизняка. Бросил его в таз и продолжал: — Вообще-то почти для всех волшебников это ничего не значит. Какая разница — маг ты или магл! Взять хотя бы Невилла Долгопупса: уж куда чище кровь, а даже котел не может ровно установить.
— А наша Гермиона может все! Она знает… кучу, нет… все заклинания! — гордо воскликнул Хагрид.
Гермиона от такой похвалы зарделась, как маков цвет.
— Бессовестно так называть людей, — сказал Рон, дрожащей рукой отирая со лба капельки пота. — Грязная кровь! Это про кровь-то! Да сейчас большинство волшебников полукровки. Если бы мы не женились на маглах, мы бы давно все вымерли.
Тут он рыгнул и снова скрылся под столом.
— Ты не виноват… эта… что хотел заколдовать его, Рон, — крикнул Хагрид, стараясь перекрыть глухой стук, с каким слизняки падали в таз. — Даже лучше, что палочка не сработала. Поди заколдуй Драко, Люциус Малфой тут же… явится в школу. И тут уж жди беды!
Гарри хотел сказать, что худшей беды, чем слизни, не может быть. Но не смог открыть рот: челюсти были намертво склеены ириской Хагрида.
— Гарри, — Хагрид неожиданно повернулся к нему, как будто вспомнил о чем-то, — я тут чуть не обиделся. Ты ведь подписываешь фотографии. А мне-то не подписал? Я, думаешь, хуже всех?
Гарри возмутился и сумел-таки разлепить зубы.
— Никаких фотографий я не подписывал, — с жаром воскликнул он. — А если Локоне говорит…
Хагрид рассмеялся.
— Да шучу я. — Великан добродушно хлопнул Гарри по спине, отчего тот ткнулся лицом в стол. — Ну да, не подписывал. Я так и сказал Локонсу: на кой леший это Гарри, он и так знаменитей всех.
— Вряд ли ему это понравилось, — потер Гарри ушибленный подбородок.
— Перекосился весь! — ответил Хагрид, и его глаза весело блеснули. — А тут я возьми и брякни, что вообще не читал его книг. Он вскочил и… э-э… ушел. Будешь ириску, Рон?
— Нет, спасибо. — Рон вынырнул из-за стола. — Лучше не рисковать.
— Идемте посмотрим, что у меня растет, — позвал Хагрид, когда Гарри и Гермиона допили чай.
На маленьком участке за домом теснились огромные тыквы. Каждая была величиной с хороший валун.
— Знатные тыквы, да? — воскликнул Хагрид. — Это к Хэллоуину. Они… э-э… к тому времени еще раздуются…
— А чем ты их подкармливаешь? — спросил Гарри.
— Ну, сам понимаешь… э-э… я, да… помог им… — промямлил Хагрид, убедившись, что они за домом одни.
У стены Гарри заметил розовый зонт Хагрида. Очевидно, это не совсем простой зонт. Он был уверен, внутри безобидного на вид предмета скрыт обломок школьной волшебной палочки Хагрида. Хагрид не имел права прибегать к магии. Его исключили из Хогвартса на третьем курсе, но Гарри пока не удалось выяснить за что. Стоило заговорить об этом, Хагрид начинал кашлять с отсутствующим видом, как будто оглох, пока Гарри не менял тему.
— Заклинание Раздувания, да? — В голосе Гермионы звучали укор и восхищение. — Ты отлично поработал над ними.
— Твоей сестренке тоже понравилось, — кивнул Хагрид в сторону Рона. — Видел ее вчера. — Хагрид покосился на Гарри и улыбнулся в бороду. — Она сказала, что… э-э… любуется окрестностями, а мне сдается, она… гм-гм… ожидала встретить кое-кого у меня. — И Хагрид подмигнул Гарри. — И она б не отказалась от подписанной…
— Перестань! — воскликнул Гарри.
Рон прыснул, и на грядку посыпались слизняки.
— Осторожнее! — рыкнул Хагрид и немедленно отволок Рона подальше от драгоценных тыкв.
Близилось время обеда. У Гарри весь день маковой росинки во рту не было (если, конечно, не считать ириски Хагрида), и ему хотелось скорей вернуться в школу. Друзья попрощались с Хагридом и пошли к замку. Рон изредка икал, но слизняки в нем, похоже, кончились — за всю дорогу он отрыгнул всего пару, да и то крошечных.
Едва переступив порог холла, они услышали свои фамилии.
— Явились наконец-то, Поттер, Уизли. — К ним приближалась профессор МакГонагалл. Вид у нее был весьма суровый. — Вечером будете отрабатывать свои наказания.
— А что мы будем делать, профессор? — спросил Рон, сдерживая отрыжку.
— Вы, Уизли, будете чистить серебро в Зале почета под присмотром мистера Филча, — ответила профессор МакГонагалл. — И никакого волшебства, Уизли: будете работать руками.
Рон судорожно вздохнул. Завхоза Аргуса Филча ненавидели все до единого ученика Хогвартса.
— А вы, Поттер, будете помогать профессору Локонсу — поклонники завалили его письмами.
— Только не это! Нельзя ли мне тоже чистить серебро в Зале почета? — В голосе Гарри звучало отчаяние.
— Конечно, нет. — Профессор МакГонагалл удивленно взметнула брови. — Профессор Локоне попросил, чтобы ему помогали именно вы. Ровно в восемь, и не опаздывать!
Настроение было испорчено. Гарри и Рон вошли в Большой зал понурившись, Гермиона следовала за ними, на ее лице ясно читалось: «Не надо было нарушать школьные правила!» Даже пирог с почками показался сегодня Гарри не таким вкусным. Он был уверен: его наказание тяжелее. Рон с этим не соглашался.
— Филч продержит меня всю ночь, — сокрушался он. — И никакого волшебства! Да в этом зале сотни три кубков! А я совсем не умею работать руками, как маглы!
— Я бы с радостью поменялся с тобой, — несчастным голосом произнес Гарри. — Я у Дурелей напрактиковался. Отвечать на письма поклонников Локонса… Просто кошмар!
Субботний день растаял быстро. Не успел Гарри оглянуться, как часы уже показывали без пяти восемь. Едва переставляя ноги, он брел по коридору второго этажа к кабинету Локонса. Перед дверью на мгновение замер, сжал зубы и решительно постучал.
Дверь тут же распахнулась. Локоне при виде своего помощника широко улыбнулся.
— А-а, вот и наш нарушитель! — воскликнул он. — Заходи, Гарри, заходи.
Кабинет был освещен множеством свечей. Стены сплошь увешаны фотографиями Локонса, так что самих стен за ними не видно. На столе высоченная стопка конвертов.
— Будешь писать адреса! — торжественно произнес Локоне, не сомневаясь, что это доставит Гарри огромное удовольствие. — Та-ак, вот письмо Глэдис Гаджен, дай ей бог здоровья, одна из самых преданных моих поклонниц.
Минуты ползли не быстрее улиток. Гарри не слушал Локонса и только время от времени произносил: «м-м-м», «точно!» «да». Кое-что, однако, достигало его сознания: избитые фразы, вроде «Слава — неверная подруга, Гарри» или «Знаменитость складывается из поступков, которые эта знаменитость совершает».
Свечи становились короче, мигали, отблески пламени плясали на бесчисленных изображениях Локонса. Гарри перевернул уже, наверное, тысячный конверт, на тысяча первом принялся выводить адрес какой-то Вероники Сметли.
«Конца-краю не видно! — подумал Гарри. — Сил больше нет сидеть тут…»
И в этот миг он вдруг что-то услыхал. Какой-то звук, непохожий на потрескивание догорающих свечей и разглагольствования Локонса о поклонницах.
Это был голос, от которого перехватило дыхание, кровь стыла в жилах, голос, который сочился ледяным ядом.
— Иди… иди ко мне… дай мне схватить тебя… разорвать… у бить…
Гарри вскочил, и улица, на которой жила Вероника Сметли, скрылась под огромным фиолетовым пятном.
— Что-что? — громко воскликнул он.
— То, что ты слышишь, мой мальчик, — ответил Локоне. — Целых полгода без перерыва на первом месте в списке бестселлеров! Такого еще не бывало!
— Я не об этом, — лихорадочно замотал головой Гарри. — Голос!
— Голос? — озадаченно переспросил Локоне. — Какой голос?
— Голос, который сказал… вы ничего не слышали?
Локоне изумленно уставился на Гарри.
— О чем ты, Гарри? Может, ты задремал? Посмотрим, который час! Ого! Мы просидели здесь почти четыре часа! Кто бы мог подумать! Время пролетело как один миг!
Гарри молчал. Он силился снова услышать голос, но слышал только слова Локонса: вряд ли Гарри когда еще выпадет такое счастье — вместо наказания провести четыре часа с самим Златопустом Локонсом.
Гарри ушел к себе потрясенный. В этот поздний час Общая гостиная Гриффиндора была почти пуста. Гарри поднялся прямо в спальню. Рон еще не вернулся. Гарри натянул пижаму, залез в постель и принялся терпеливо ждать. Прошло полчаса, и наконец Рон ввалился в комнату, поддерживая правую руку левой. В нос Гарри ударил сильный запах средства для чистки серебра.
— Руку свело, — простонал он, падая на кровать. — Он заставил меня четырнадцать раз натирать Кубок по квиддичу! А когда я чистил Кубок «За особые заслуги перед школой», из меня снова полезли слизняки, и я целую вечность оттирал потом с него слизь… А как у тебя с Локонсом?
Понизив голос, чтобы не разбудить Невилла, Дина и Симуса, Гарри сел в постели и рассказал Рону о голосе.
— И Локоне сказал, что ничего не слышал? — спросил Рон. Гарри в лунном свете увидел, как его друг нахмурился. — Думаешь, он соврал? Но я не понимаю… ведь даже невидимки открывают двери!
— Да, конечно, — ответил Гарри, опускаясь на подушку. — Я тоже ничего не понимаю.
Глава 8
Пришел октябрь, холод и сырость затопили окрестности, пробрались в замок. Мадам Помфри была теперь постоянно занята — вся школа кашляла и чихала. Ее «Бодроперцовое зелье» действовало моментально, и все было бы хорошо, если бы не побочное действие: у тех, кто принял настойку, часа три из ушей валил дым. Джинни Уизли ходила вялая, осунувшаяся. Перси отвел ее в больничный отсек и заставил выпить это снадобье. Теперь, когда он глядел на дым, струящийся сквозь копну ее огненно-рыжих волос, ему казалось, что бедняжка Джинни горит.