Она не успела договорить; Гарри встал и крепко ее обнял. Он постарался вложить в объятие все то, чего не мог выразить, и миссис Уизли, похоже, его поняла: когда Гарри отпустил ее, она ласково похлопала его по щеке и весьма рассеянно взмахнула палочкой, отчего половина бекона улетела со сковородки на пол.
– С днем рождения, Гарри! – Гермиона вбежала в кухню и шмякнула свой подарок поверх общей кучи. – Пустяк, но, надеюсь, тебе понравится. А ты что подарил? – спросила она Рона, который будто бы не услышал и вместо ответа подбодрил Гарри: – Давай, открывай скорей!
Гермиона купила Гарри новый горескоп. В следующем свертке была волшебная бритва от Билла и Флёр («Бгеет невегоятно гладко, – заверил мсье Делакёр, – только надо четко фогмулиговать пожелания, а то можно потегять чуть больше волос, чем ‘отелось бы…»), шоколад от старших Делакёров и огромная коробка новых приколов из магазина близнецов.
Гарри, Рон и Гермиона не стали задерживаться на кухне, где с приходом мадам Делакёр, Флёр и Габриэль сделалось невероятно тесно.
– Я все упакую, – весело сказала Гермиона, когда они поднимались по лестнице, и забрала у Гарри подарки. – Я почти уже закончила, осталось только дождаться трусов Рона из стирки…
Рон чуть не поперхнулся и что-то забормотал, но умолк: на втором этаже внезапно открылась дверь.
– Гарри, можно тебя на секундочку? – позвал голос Джинни.
Рон резко остановился, но Гермиона схватила его под локоть и потянула наверх. Гарри, волнуясь, перешагнул порог.
Он здесь еще не бывал. Комната оказалась маленькая, но светлая, с большим плакатом рок-группы «Чертовы сестрички» на одной стене и фотографией Гвеног Джонс, капитана «Граальхедских гарпий», на другой. Стол стоял у раскрытого окна, откуда виден был сад – там когда-то они вчетвером, с Роном и Гермионой, играли в квидиш двое на двое. Сейчас в саду раскинулся огромный белоснежный шатер; золотой флаг на вершине приходился как раз вровень с окном.
Джинни взглянула Гарри в глаза, глубоко вдохнула и сказала:
– Поздравляю с семнадцатилетием.
– Да… спасибо.
Она смотрела на него в упор, но ему почему-то было трудно встретиться с ней взглядом – все равно что смотреть на солнце.
– Красивый вид, – жалко пробормотал Гарри, показывая в окно.
Джинни проигнорировала эту реплику. Что ж, естественно.
– Я так и не придумала, что тебе подарить.
– Ничего не нужно.
И это она оставила без внимания.
– Хотела что-то полезное, но маленькое, что можно взять с собой…
Он решился взглянуть на нее. Джинни не плакала; его всегда удивляло, как редко она плачет. Наверное, потому, что росла с шестью старшими братьями.
Джинни приблизилась на шаг.
– А потом я подумала, что подарок должен напоминать тебе обо мне, если ты, например, встретишь какую-нибудь вейлу, когда будешь чем-то там своим заниматься.
– Подозреваю, что прогулки при луне мне не светят.
– Радует, – прошептала Джинни и поцеловала его так, как не целовала еще ни разу, и Гарри ответил на поцелуй, и это оказалось в сто раз лучше огневиски; все исчезло в мире, кроме Джинни, ее одну он сейчас чувствовал. Левой рукой он прижимал ее к себе, правой перебирал сладко пахнущие волосы…
Дверь с грохотом распахнулась, и они отскочили друг от друга.
– Ой, – многозначительно сказал Рон. – Прошу прощения.
– Рон! – Гермиона, немного запыхавшаяся, ворвалась за ним.
Повисла напряженная пауза. Затем Джинни тихо, ровно произнесла:
– Еще раз с днем рождения, Гарри.
Уши Рона раскраснелись, Гермиона нервничала. Гарри хотелось треснуть им дверью по физиономиям, но с ними в комнату будто проник холод, и его секундное счастье лопнуло как мыльный пузырь. Вместе с Роном вошли все те разумные соображения, которые заставили Гарри прекратить отношения с Джинни, чего бы это ему ни стоило, и блаженное забытье улетучилось…
Гарри взглянул на нее, желая что-нибудь сказать, хотя что тут скажешь, но она повернулась к нему спиной – похоже, чтобы скрыть слезы. И в присутствии Рона он не посмел ее утешать.
– Еще увидимся, – пробормотал Гарри и вышел вслед за Роном и Гермионой.
Рон спустился по лестнице и через кухню, по-прежнему полную народа, вышел во двор. Гарри решительно шагал за ним, а испуганная Гермиона догоняла их чуть ли не бегом.
На уединенной свежепокошенной лужайке Рон гневно набросился на Гарри:
– Ты с ней расстался! А теперь что, в игрушки играешь?
– Нет, не играю, – сказал Гарри. К ним подошла Гермиона:
– Рон…
Но тот поднял руку: молчи.
– Джинни вся истерзалась, когда ты…
– Я тоже. Но ты ведь знаешь, почему я так поступил. Отнюдь не по своей воле.
– Да, но сейчас ты обнимаешь ее и целуешь, и она снова начнет надеяться…
– Она умная, понимает, что это невозможно, и не ждет, что мы… поженимся или…
Тут Гарри вдруг отчетливо представил себе Джинни в свадебном платье и рядом – высокого, безликого и весьма противного незнакомца, ее жениха. Гарри словно ударили под дых: у нее впереди целая жизнь, а у него… один сплошной Вольдеморт.
– Если ты и дальше собираешься ее тискать при каждом удобном случае…
– Это больше не повторится, – резко оборвал Гарри. День был безоблачный, но ему показалось, что солнце исчезло. – Понял?
Рон и обиделся, и смутился, и, качнувшись на каблуках, произнес:
– Понял… Тогда, ну… хорошо.
До вечера Джинни больше не искала встреч с Гарри наедине и ни взглядом, ни жестом не напоминала о том, что между ними произошло. И все-таки лишь с приездом Чарли Гарри сумел отвлечься – особенно когда миссис Уизли усадила Чарли на стул и, грозно взмахнув волшебной палочкой, объявила, что «пора наконец постричься по-человечески».
Для праздничного ужина кухня «Гнезда» была маловата, и еще до прибытия Чарли, Люпина, Бомс и Огрида в саду поставили в ряд несколько столов. Фред и Джордж наколдовали фиолетовые фонарики с надписью «17», и те плавали в воздухе над гостями. Рана Джорджа, стараниями его матери, выглядела аккуратно и чисто, но Гарри, несмотря на бесконечные шуточки близнецов, никак не мог привыкнуть к отверстию, зияющему у Джорджа в голове.
Фиолетовые и золотые ленты фонтаном били из палочки Гермионы, изящно обвивая кусты и деревья.
– Красиво, – похвалил Рон, когда Гермиона последним взмахом позолотила листья дикой яблони. – Как это у тебя здорово получается.
– Спасибо, Рон! – отозвалась довольная Гермиона с некоторым недоумением.
Гарри с улыбкой отвернулся, заподозрив, что в «Двенадцати наивернейших способах околдовать ведьму» непременно найдется глава про комплименты. Он встретился глазами с Джинни, улыбнулся, но, вспомнив данное Рону обещание, спешно отвел взгляд и заговорил с мсье Делакёром.
– Дорогу, дорогу! – пропела миссис Уизли, входя в калитку.
Впереди нее плыл Проныра, большой, как пляжный надувной мяч. Гарри не сразу сообразил, что это его именинный торт, который миссис Уизли поддерживала волшебной палочкой, не рискнув нести в руках по неровной земле. Торт благополучно приземлился в середину стола, и Гарри сказал:
– Фантастика, миссис Уизли.
– Пустяки, дорогой, – нежно откликнулась та. Рон за ее спиной показал большие пальцы и беззвучно произнес: «Молодец».
К семи часам гости собрались. Фред и Джордж ждали их в конце тропинки и отводили в дом. Огрид по случаю торжества облачился в свой лучший – совершенно чудовищный – ворсистый коричневый костюм. Люпин, пожимая руку Гарри, улыбался, но вид у него был несчастный. Бомс же, напротив, прямо-таки светилась. Чудны́е дела.
– С днем рождения! – воскликнула она и крепко обняла именинника.
– Семнадцать, поди ж ты, – сказал Огрид, принимая от Фреда кубок вина величиной с ведро. – Ровно шесть лет, как мы познакомились, Гарри, помнишь?
– Смутно, – улыбнулся тот. – Это не ты, случайно, вышиб тогда дверь, наградил Дудли поросячьим хвостом и заодно объявил, что я колдун?
– Да мало ль чего, всего не упомнишь, – фыркнул Огрид. – Как делишки, Рон, Гермиона?
– Прекрасно, – ответила Гермиона. – А у тебя?
– Путем. Делов, правда, невпроворот, маленькие единорожики народились. Покажу, как вернетесь. – Гарри постарался не смотреть на Рона и Гермиону, а Огрид между тем полез в карман. – Вот… Сначала не знал, чего подарить, а после сообразил. – Огрид извлек на свет слегка потертый кисет на длинном шнурке – по всей видимости, носить на шее. – Дуриворанья кожа. Можно прятать чего угодно и никто, кроме хозяина, не достанет. Редкая вещь.
– Спасибо, Огрид!
– Ерунда, – махнул громадной ладонью тот. – Глядите-ка: Чарли! Всегда любил обормота… Эй! Чарли!
Чарли подошел, печально потирая жестоко обкорнанную голову. Он был ниже Рона, плотно сбитый, со множеством ожогов и царапин на мускулистых руках.
– Привет, Огрид! Как жизнь?
– Вот все не соберусь тебе написать… Как там мой Норберт?
– Норберт? – засмеялся Чарли. – Норвежский зубцеспин? Теперь ее зовут Норберта.
– Чего?.. Норберт – девочка?
– Еще какая.
– А как их различают? – спросила Гермиона.
– По характеру: девчонки гораздо злее, – ответил Чарли, обернулся через плечо и понизил голос: – Что-то папа запропастился. Мама нервничает.
Они посмотрели на миссис Уизли. Та беседовала с мадам Делакёр, но беспрестанно поглядывала на ворота.
– Наверное, лучше начать без Артура! – через секунду-другую крикнула она. – Видимо, он задерживается на… Ой!..
Во двор стремительно влетела световая молния и, описав круг над столом, превратилась в ярко-серебристого горностая. Он встал на задние лапки и сообщил голосом мистера Уизли:
– Со мной министр магии.
Заступник растворился в воздухе. Родители Флёр изумленно смотрели туда, где он только что исчез.
– Нам лучше уйти, – сейчас же сказал Люпин. – Гарри… прости… объясню в другой раз.
Он взял Бомс за руку и потащил за собой; они добежали до ограды, перелезли через нее и скрылись из виду.