— Н-н-наверное это Заклинание, Связ-з-зывающее язык, кот-торое Г-грозный глаз предназначил для Снейпа.
Очень осторожно Гарри сделал ещё один шаг вперёд. Что-то отделилось от стены в конце коридора, и прежде чем, они успели произнести хоть слово, от ковра поднялась ужасная, покрытая пылью, высокая фигура; Гермиона заорала, ей вторила Миссис Блэк, с портрета которой упали занавески; серая фигура скользила к ним навстречу, всё ближе и ближе, за ней струились волосы и борода до пояса, её впалое, бескровное лицо с пустыми глазницами казалось ужасно знакомым и до неузнаваемости изменившимся, фигура подняла руку, указывая на Гарри.
— Нет! — закричал Гарри, поднимая палочку, но ни одно заклинание не приходило ему в голову. — Нет! Это не мы! Мы тебя не убивали!
На слове «убивали», фигура скрылась в облаке пыли: Гарри, у которого ужасно слезились глаза, кашляя, повернулся и увидел, что Гермиона скрючилась на полу у двери, закрыв руками голову, а Рон, дрожа с ног до головы, неуклюже треплет её по плечу, успокаивая:
— В-всё в п-п-порядке…Оно у-ушло.
Пыль кружилась вокруг Гарри, как туман, поглощая свет от газовых ламп, а Миссис Блэк продолжала орать.
— Грязнокровки, отбросы, негодяи, какой позор в доме моих предков…
— ЗАТКНИСЬ! — завопил Гарри, направив на неё палочку, со стуком и взрывом красных искр занавески снова захлопнулись, заглушив её крики.
— Это…это был…, — рыдала Гермиона, поднимаясь, с помощью Рона, на ноги.
— Да, — сказал Гарри, — но ведь он был ненастоящий, правда? Просто чтобы напугать Снейпа.
Интересно, подумал Гарри, сработало бы это, или Снейп также легко, как убил настоящего Дамблдора, проклял бы эту ужасную фигуру? Всё ещё нервничая, Гарри провёл Гермиону и Рона наверх, ожидая нового ужаса, но всё было тихо, за исключением мыши, которая пронеслась по полу.
— Может, сначала проверим, до того как пройдём дальше? — прошептала Гермиона. Она подняла палочку и произнесла:
— Хоменум Ревилио!
Ничего не произошло.
— Ничего удивительного, ты ведь только что испытала такой шок, — мягко успокоил её Рон. — А что должно было произойти?
— Всё так и должно быть! — раздражённо оборвала его Гермиона. — Это заклинание обнаруживает присутствие других людей, а здесь нет никого, кроме нас!
— И Пыльника, — добавил Рон, взглянув на ковёр, откуда поднялся призрак.
— Пойдём наверх, — сказала Гермиона, испуганно глядя в ту же точку, и они стали подниматься по скрипучим ступенькам в гостиную на втором этаже.
Гермиона взмахом палочки зажгла старые лампы, а затем, слегка поёживаясь от холода в продуваемой со всех сторон гостиной, уселась на диван, обхватив себя руками. Рон подошёл к окну, и на несколько дюймов отодвинул тяжёлые вельветовые занавески.
— Никого не видно, — заметил он. — Как думаете, если бы Гарри всё ещё был отмечен, они бы за нами и сюда последовали? Я знаю, в дом они пробраться не могут, но… Гарри, что такое?!
Гарри завопил от боли: его шрам опять горел огнём, и что-то пронеслось в его мозгу, как яркий свет на воде. Он увидел большую тень, и почувствовал чужую ярость, загнанную в его собственное тело, огромную и мимолётную как удар током.
— Что ты видел? — спросил Рон, обращаясь к Гарри. — Ты видел его у меня дома?
— Нет, я почувствовал злость, он очень зол.
— Но это могло быть и в Норе, — громко произнёс Рон. — Что ещё? Ты ещё что-нибудь видел? Он пытал кого-нибудь?
— Нет, я чувствовал только злобу… Больше ничего.
Гарри чувствовал себя запутанным, измождённым, и слова Гермионы: «Снова твой шрам? Но, что происходит? Я думала, эта связь разорвана!», — ничуть ему не помогли.
— Да, на некоторое время, — пробормотал Гарри, его шрам всё ещё пульсировал, и ему было тяжело сосредоточиться. — Мне — мне кажется, она появляется снова, когда он теряет над собой контроль, так всегда было…
— Но тогда тебе надо закрыть своё сознание! — настойчиво сказала Гермиона. — Гарри, Дамблдор не хотел, чтобы ты использовал эту связь, он хотел, чтобы ты от неё избавился, поэтому ты и занимался Окклюменцией! Ведь тогда Волдеморт может посылать тебе фальшивые видения, ты ведь помнишь…
— Да, прекрасно помню, спасибо, — процедил Гарри, сжав зубы; он и без Гермионы помнил, как Волдеморт уже однажды использовал эту самую связь между ними, чтобы завести его в ловушку, и что это закончилось смертью Сириуса. Он пожалел, что сказал им о том, что почувствовал и увидел. Волдеморт после этого стал ещё более реальной угрозой, как будто глазел на них из окна комнаты, а боль в шраме нарастала, и Гарри боролся с ней изо всех сил — как борются с болезнью.
Он повернулся спиной к Рону и Гермионе, притворившись, что изучает старинный гобелен с родословным древом рода Блэков. Вдруг Гермиона вскрикнула, и Гарри резко повернулся, снова достав палочку. Он увидел серебристого Патронуса, влетающего в окно гостиной. Патронус приземлился на пол перед ними, превратился в ласку и произнёс голосом отца Рона:
— Дома всё в порядке, не отвечайте, за нами следят.
Патронус испарился. Рон издал звук, похожий на нечто между всхлипом и криком, и приземлился на диван: Гермиона присоединилась к нему и схватила его за руку.
— Они в порядке, порядке! — шептала она, и Рон, уже почти смеясь, обнял её.
— Гарри, — произнёс он через плечо Гермионы, — я…
— Да ничего, — сказал Гарри, изо всех сил борясь с болью в голове. — Это же твоя семья, конечно, ты волновался. Я бы тоже переживал. — Он подумал о Джинни. — И я переживал.
Боль в шраме достигла своей высшей точки, обжигая его, как это было во дворе Норы. В полуобморочном состоянии он услышал голос Гермионы:
— Я не хочу спать одна. Как думаете, может достать спальники, которые я брала, и расположиться на ночь здесь?
Рон согласился. А Гарри уже больше не мог превозмогать боль. Ему придётся уступить.
— Ванная, — пробормотал он, и вышел из комнаты, так быстро, насколько мог, не переходя на бег.
Он еле успел. Трясущимися руками закрыв дверь, он обхватил голову руками и упал на пол, затем сквозь эту пытку болью он почувствовал как ярость, ему не принадлежащая, завладевает его душой, и увидел длинную комнату, освещённую только светом от камина, и гигантского, светловолосого Пожирателя Смерти, который орал и извивался на полу, и худощавую фигуру, стоящую над ним с протянутой волшебной палочкой, а Гарри говорил высоким, холодным безжалостным голосом.
— Ещё, Роул, или закончим всё это и скормим тебя Нагини? Лорд Волдеморт совсем неуверен, что простит тебя на этот раз…Ты вызвал меня, чтобы сообщить, что Гарри Поттер снова сбежал? Драко, покажи Роулу ещё раз наше недовольство… Ну же, или мой гнев обратится на тебя!
Долгое падение в пламя: языки огня взвились вверх, их отблески осветили испуганное заострённое бледное лицо — как будто вынырнув с большой глубины, Гарри глубоко вздохнул и открыл глаза.
Он растянулся на чёрном мраморном полу, его нос в дюйме от серебряных змеиных хвостов, которые поддерживали ванну. Он сел. Худое, окаменевшее лицо Малфоя всё ещё стояло перед его глазами. Гарри почувствовал тошноту от того, что увидел, от того, к чему сейчас Вольдеморт приучает Малфоя.
Кто-то постучал в дверь, и Гарри подпрыгнул, услышав голос Гермионы.
— Гарри, тебе щётка нужна? Она у меня.
— Угу, здорово, спасибо, — произнёс он, стараясь, заставить голос звучать спокойно, и поднялся, чтобы впустить Гермиону.
Глава десятаяРассказ Скрипуна
На следующее утро Гарри проснулся рано на полу гостиной, завёрнутый в спальный мешок. Между тяжёлыми шторами проглядывала полоска неба. Оно было холодного, чистого синего цвета разбавленных чернил, уже не ночь, но ещё не рассвет; вокруг было тихо, не считая мерного дыхания Рона и Гермионы. Гарри глянул на их тёмные фигуры, на полу радом с ним. Рон в порыве любезности настоял, чтобы Гермиона спала на диванных подушках, поэтому её силуэт возвышался над остальными. Её рука свисала к полу, а пальцы едва не касались пальцев Рона. Гарри даже подумал, что возможно они заснули, держась за руки. И от этой мысли ему стало удивительно одиноко.
Он поглядел на покрытую паутиной люстру, свисавшую с мрачного потолка. Меньше суток назад он стоял под ярким солнцем у входа в шатёр в ожидании свадебных гостей. Казалось, прошла вечность. Что будет дальше? Он лежал на полу и думал о хоркруксах и о той пугающей, сложной миссии, которую возложил на него Дамблдор… Дамблдор…
Скорбь, не покидавшая его с момента смерти Дамблдора, теперь ощущалась совсем по-другому. Обвинения, услышанные от Мюриэль на свадьбе, казалось, застряли в его мозгу как зараза, поражавшая воспоминания о волшебнике, которого он боготворил. Мог ли Дамблдор допустить подобное? Неужели он как Дадли мог спокойно наблюдать за подобным презрением и жестокостью, пока это не касалось его самого? Мог ли он отвернуться от собственной сестры, которую прятали в заточении?
Гарри думал о Годриковой лощине, о могилах, о которых Дамблдор никогда не рассказывал; думал о странных предметах, без всякого объяснения оставленных Дамблдором в завещании; думал, и его негодование разрасталось в темноте. Почему Дамблдор не сказал ему? Почему он ничего не объяснил? И вообще, заботился ли Дамблдор о Гарри? Или Гарри был не более чем орудием, которое следовало отполировать и наточить, но которому нельзя было довериться и поделиться сокровенным?
Гарри не мог больше так лежать в компании со своими горькими мыслями. В отчаянной жажде чем-то отвлечься, он выполз из спального мешка, поднял свою палочку и крадучись вышел из комнаты. На лестничной площадке он прошептал: «Люмос» — и, подсвечивая путь палочкой, начал взбираться по лестнице.
На втором этаже располагалась спальня, в которой они с Роном спали, когда в последний раз были здесь; он заглянул внутрь. Двери платяного шкафа были открыты, а постельное белье — вывалено на пол. Гарри вспомнил опрокинутую ногу тролля этажом ниже. Кто-то обыскал дом, после того, как его покинул Орден. Снейп? Или может Мундунгус, который много чего вытаскал из дома и до и после смерти Сириуса? Гарри пристально осматривал портрет, на котором иногда бывал Финеас Найджеллус Блэк, прапрадед Сириуса, но который теперь был пуст и представлял собой лишь кусок грязного холста. Очевидно, Финеас Найджеллус проводил ночь в директорском кабинете в Хогвартсе.