— Серьёзно?
— Да, его загнали в угол пожиратели смерти. Билл сказал, что он прорвался. Теперь он в бегах, как мы, — Рон задумчиво почесал подбородок кончиком волшебной палочки. — А может, ту лань Кингсли послал?
— Его патронус — рысь, мы же видели на свадьбе, помнишь?
— А, ну да…
Они прошли вдоль живой изгороди, подальше от палатки и Гермионы.
— Гарри, а может, это был Дамблдор?
— Что Дамблдор?
— Рон, слегка смутившись, всё же тихонько ответил:
— Дамблдор… та лань? То есть, — продолжил Рон, краем глаза поглядывая на Гарри, — у него же последнего был настоящий меч?
Гарри не стал над ним смеяться: ему самому слишком уж хорошо было знакомо отчаянное желание, стоявшее за этим вопросом. Мысль о том, что Дамблдор сумел вернуться и наблюдает за ними, была несказанно отрадной. Он покачал головой и ответил:
— Дамблдор умер. Я сам это видел, я видел его тело. Его точно больше нет. Да и патронус у него был феникс, а не лань.
— Но патронусы же могут изменяться? — сказал Рон. — Ведь у Тонкс же менялся?
— Да, но будь Дамблдор жив, почему бы ему не показаться нам? Почему просто не отдать нам меч?
— Понятия не имею, — ответил Рон, — может, потому же, почему он не отдал тебе его при жизни? Потому же, почему оставил тебе старый снитч, а Гермионе — детскую книжку?
— А именно? — спросил Гарри, повернувшись и вглядываясь Рону в лицо, отчаянно надеясь получить ответ.
— Не знаю, — сказал Рон. — Иногда, когда меня всё слегка доставало, я уж думал, он просто забавляется… или усложнить всё хочет. Но теперь я так не думаю. Он же знал, что делал, когда оставлял мне делюминатор. Он… ну, — уши Рона заалели, и он стал усиленно изучать пучок травы под ногами, пиная его носком, — он же явно знал, что я от вас сбегу.
— Нет, — поправил его Гарри. — Он явно знал, что ты будешь всегда хотеть вернуться.
Рон был, кажется, благодарен, но всё ещё смущён. Частично для того, чтобы сменить тему, Гарри сказал:
— Кстати о Дамблдоре, ты слышал, что про него написала Вритер?
— О да, — немедленно отозвался Рон. — Об этом много говорят. В другое время новость, конечно, была бы нехилая: Дамблдор — и водил дружбу с Гриндевальдом. А сейчас для тех, кто Дамблдора не любил, это просто анекдот, а для тех, кто считал его своим парнем, — лёгкая пощёчина. А я вот не вижу, что тут такого: он же совсем молодой был, когда они…
— Как мы, — отрезал Гарри, как уже возражал Гермионе, и что-то в его лице, похоже, подсказало Рону, что развивать тему не стоит.
На кусте ежевики, в центре замёрзшей паутины сидел большой паук. Гарри наставил на него палочку, которую вчера ему дал Рон. Гермиона соизволила осмотреть её и пришла к выводу, что она терновая.
— Раздуцио.
Паук слегка дёрнулся, качнувшись на паутине. Гарри сделал ещё одну попытку. На этот раз паук чуть-чуть увеличился.
— Перестань, — одёрнул его Рон. — Ладно, зря я сказал, что Дамблдор был молодой.
Гарри и забыл, как Рон ненавидит пауков.
— Извини… Редуцио.
Паук не съёжился. Гарри опустил взгляд на терновую палочку. До сих пор все мелкие заклятия, которые он пытался ею наложить, выходили слабее, чем с помощью фениксовой палочки. Новая палочка была чужой, незнакомой — как будто ему пришили к руке чужую кисть.
— Надо просто потренироваться, — сказала Гермиона, неслышно подошедшая сзади и с беспокойством наблюдавшая за попытками Гарри то увеличить, то уменьшить паука. — Гарри, тут главное уверенность.
Он знал, почему ей так хочется, чтобы всё получилось. Она всё ещё винила себя в том, что его палочка сломалась. Гарри проглотил просившийся на язык язвительный ответ: если она считает, что разницы никакой, пускай берёт себе терновую, а он возьмёт её. Он так хотел, чтобы все они втроём снова были дружны, что согласился с Гермионой. Но та, стоило Рону попытаться улыбнуться ей, гордо удалилась и снова скрылась за книгой.
Когда стемнело, все трое вернулись в палатку, и Гарри первым пошёл сторожить. Сидя у входа, он пытался заставить терновую палочку поднять в воздух камешки, лежавшие у его ног, однако его волшебство, по сравнению с прежним, всё ещё казалось неуклюжим и слабым. Гермиона читала лёжа на койке, а Рон, бросив на неё много нервных взглядов, вынул из рюкзака маленькое деревянное радио и взялся его настраивать.
— Есть одна передача, — тихонько сказал он Гарри, — в ней идут настоящие новости. Остальные на стороне Сам-Знаешь-Кого, придерживаются взглядов Министерства, а вот эта… погоди, сам услышишь, какая классная. Только каждый вечер они передавать не могут, приходится переезжать, чтобы их не поймали, и, чтобы настроиться, нужен пароль… Проблема в том, что последнюю я пропустил… Он легонько барабанил по приёмнику волшебной палочкой, наугад бормоча себе под нос какие-то слова. Украдкой он постоянно посматривал на Гермиону, явно опасаясь вспышки её гнева, однако она не обращала на него ни малейшего внимания, будто его вовсе не было в палатке. Минут десять Рон стучал и бормотал, Гермиона переворачивала страницы книги, а Гарри продолжал упражняться с терновой палочкой. Наконец Гермиона слезла с койки. Рон тут же прекратил стучать.
— Если тебя раздражает, я перестану! — нервно сказал он Гермионе.
Гермиона же, не удостоив его ответом, подошла к Гарри:
— Надо поговорить, — сказала она.
Гарри взглянул на книгу, которую она всё ещё сжимала в руке. "Альбус Дамблдор: жизнь во лжи".
— Что? — спросил он, чуя недоброе. В голове его мелькнула мысль о том, что в книге есть глава и про него. Гарри не был уверен, что готов услышать Ритину версию своих отношений с Дамблдором. Однако Гермиона совершенно неожиданно ответила:
— Я хочу встретиться с Ксенофилием Лавгудом.
Гарри так и уставился на неё.
— Не понял?
— С Ксенофилием Лавгудом, отцом Луны. Я хочу с ним поговорить!
— Э-э… зачем?
Она сделала глубокий вдох, как будто так готовясь продолжить:
— По поводу того знака, знака в "Барде Бидле". Смотри!
Она сунула Гарри под нос "Альбуса Дамблдора: жизнь во лжи", и он увидел фотокопию письма, которое Дамблдор написал Гриндевальду. Гарри с неохотой узнал узкий наклонный почерк. Гарри было ненавистно это неопровержимое доказательство того, что Дамблдор действительно писал эти слова, что они не выдумка Риты.
— Подпись, — сказала Гермиона. — Гарри, взгляни на подпись!
Он послушно взглянул. Пару секунд он не мог взять в толк, о чём говорит Гермиона, но, рассмотрев подпись поближе при свете волшебной палочки, он увидел, что вместо "А" в "Альбус" Дамблдор поставил крошечный треугольный значок, как на "Сказках барда Бидла".
— Э-э… и что ты… — нерешительно начал было Рон, но смолк под взглядом Гермионы, которая затем снова повернулась к Гарри.
— Ну он же всплывает то тут, то там, — сказала она. — Знаю, Виктор говорил, что это знак Гриндевальда, но ведь это точно он был на старой могиле в Годриковой лощине — а Гриндевальда в те времена ещё и в помине не было! А теперь вот это! Ну, Дамблдора или Гриндевальда мы не можем спросить, что он значит, — не знаю даже, жив ли ещё Гриндевальд, — а вот мистера Лавгуда можем. У него на свадьбе был этот знак. Гарри, я уверена, что это важно!
Гарри ответил не сразу. Задумавшись, он посмотрел в её напряжённое, выжидательное лицо, а потом в окружающую тьму. После продолжительного молчания он сказал:
— Гермиона, нам не нужно второй Годриковой лощины. Мы сами себе внушили, что надо туда пойти, и вот что…
— Но знак, Гарри, — он появляется то тут, то там! Дамблдор оставил мне "Сказки барда Бидла". Откуда ты знаешь, что мы не должны ничего разузнать о знаке?
— Начинается! — с оттенком обречённости произнёс Гарри. — Снова мы пытаемся убедить себя, будто Дамблдор оставил нам тайные знаки и ключи к разгадкам…
— Делюминатор оказался очень даже полезным, — вмешался Рон. — Мне кажется, Гермиона права. Мне кажется, надо сходить к Лавгуду.
Гарри мрачно глянул на него. Он был абсолютно уверен, что такая поддержка мало связана с желанием Рона понять значение треугольной руны.
— Да не будет всё как в Годриковой лощине, — добавил Рон. — Лавгуд на твоей стороне, Гарри. "Придира" всегда был за тебя, в нём говорится, что все должны тебе помогать!
— Я уверена, что это важно! — горячо сказала Гермиона.
— А ты не думаешь, что, если важно, то Дамблдор сказал бы мне об этом перед смертью?
— Может быть… может, это ты должен выяснить сам, — ответила Гермиона, чуть-чуть выдавая неуверенность человека, хватающегося за соломинку.
— Ага, — с подхалимской готовностью отозвался Рон. — Очень даже логично.
— Ничего не логично, — вскинулась Гермиона, — и всё-таки я считаю, что поговорить с мистером Лавгудом нужно. Символ, связывающий Дамблдора, Гриндевальда и Годрикову лощину? Гарри, я уверена, что мы должны о нём разузнать!
— По-моему, надо проголосовать, — сказал Рон. — Кто за то, чтобы пойти к Лавгуду…
Его собственная рука взлетела в воздух быстрее руки Гермионы. Подозрительно дёрнув уголком рта, подняла руку и она.
— Извини, Гарри, но нас большинство, — сказал Рон, хлопнув друга по спине.
— Ладно, — сказал Гарри, которого всё это уже и смешило, и раздражало. — Только, может, всё-таки после Лавгуда ещё поищем хоркруксы? И, кстати, где вообще живут Лавгуды? Из вас кто-нибудь знает?
— Ага, недалеко от меня, — сказал Рон. — Не знаю, где точно, но мама с папой, когда упоминают Лавгудов, всегда показывают в сторону холмов. Наверняка их нетрудно будет найти.
Когда Гермиона вернулась на свою койку, Гарри понизил голос.
— Ты ведь согласился только чтобы перед ней покрасоваться.
— В любви и на войне все средства хороши, — бодро отозвался Рон, — а тут немного и то, и другое. Да не кисни, сейчас рождественские каникулы, Луна, наверное, дома!
С ветреного склона холма, на который они дизаппарировали следующим утром, открывался отличный вид на деревню Оттери Сент-Кетчпол. С такой командной высоты деревня казалась коллекцией игрушечных домиков в огромных косых лучах солнца, падавших на землю из прорех в облаках. Пару минут они постояли, глядя из-под руки в сторону Норы, но разглядели лишь высокие живые изгороди и деревья в саду, скрывавшие маленький покосившийся домик от глаз магглов.