Вдруг, глотнув воздух, он вспомнил…
— Плащ был у Дамблдора в ту ночь, когда погибли мои родители!
Голос задрожал, он почувствовал, как на лице выступил румянец, но не обратил на это внимание.
— Мама сказала Сириусу, что Дамблдор одолжил плащ! Вот почему! Он хотел изучить плащ, потому что думал, что это третий Дар! Игнотус Певерелл похоронен в Годриковой лощине… — Гарри слепо бродил вокруг палатки, чувствуя, что ему открываются ошеломляющие новые стороны правды. — Он мой предок! Я потомок третьего брата! В этом есть смысл!
Он был вооружен уверенностью, своей верой в Дары, как будто сама мысль об обладании ими давала ему защиту; довольный он обернулся к друзьям.
— Гарри, — вновь произнесла Гермиона, но он не обращал внимания, отвязывая дрожащими пальцами мешочек на шее.
— Прочти, — сказал он, вкладывая ей в руку письмо своей матери. — Прочти! У Дамблдора был плащ, Гермиона! Зачем еще Дамблдор хотел его получить? Ему не нужен был плащ, он мог воспользоваться Исчезающим заклятьем, настолько сильным, что он мог сделаться абсолютно невидимым и без плаща!
Что-то упало на пол и закатилось, поблескивая, под стул: Гарри выронил снитч, когда доставал письмо. Гарри наклонился, чтобы поднять его и недавно возникший источник ошеломляющих открытий принес ему еще один дар; потрясенный и изумляющийся Гарри воскликнул:
— ОНО ЗДЕСЬ! Он оставил мне кольцо — оно в снитче!
— Ты… ты думаешь?
Он не мог понять, почему у Рона такой ошеломленный вид. Для Гарри это было настолько очевидно, настолько ясно: все сходилось, все… его плащ был третьим Даром, и когда он поймет, как открыть снитч, у него будет второй, а затем все, что останется сделать — найти первый Дар, старшую палочку, а затем…
Затем будто занавес упал на залитую огнями сцену: все возбуждение, вся надежда и счастье были уничтожены одним ударом, и он стоял один в темноте, чудесные чары были нарушены.
— Вот что ему нужно.
Перемена в его голосе, казалось, напугала Рона и Гермиону еще больше.
— Сами-Знаете-Кому нужна старшая палочка.
Он повернулся спиной к их напряженным недоверчивым лицам. Он знал, что это правда. Все обрело смысл. Вольдеморт не искал новую палочку; на самом деле он искал старую, очень старую палочку. Гарри подошел к выходу из палатки, забыв о Роне и Гермионе, и, вглядываясь в темноту, размышлял…
Вольдеморт вырос в приюте магглов. Никто не рассказывал ему «Сказки барда Бидла», когда он был ребенком, как и не слышал о них Гарри. Вряд ли кто-то из волшебников верил в Дары Смерти. Мог ли Вольдеморт знать о них?
Гарри вглядывался в темноту… если Вольдеморт знал о Дарах Смерти, ведь он бы искал их, сделал все, чтобы обладать ими: тремя предметами, делающими своего обладателя повелителем Смерти? Если бы он знал о Дарах Смерти, возможно хоркруксы имели для него первостепенную важность. Разве то обстоятельство, что Вольдеморт взял Дар и превратил его в хоркрукс, не означает, что ему не была известна эта последняя великая тайна волшебников?
Это означало, что Вольдеморт ищет старшую палочку, не подозревая о ее настоящей силе, не понимая, что это один из трех… палочка была даром, который невозможно было скрыть, о чьем существовании было прекрасно известно… кровавый след старшей палочки пересекал страницы истории волшебников…
Гарри смотрел на затянутое облаками небо, завитки серо-серебряной дымки скользили по белому лику луны. Восхищение от открытий кружило голову.
Он вернулся в палатку. Было странно видеть Рона и Гермиону, стоявших в точности там, где он их оставил, Гермиона по-прежнему сжимала письмо Лили, Рон, стоявший рядом с ней, выглядел слегка встревоженным. Разве не понятно, насколько далеко они продвинулись за последние несколько минут?
— Вот так, — произнес Гарри, пытаясь разделить с ними пыл своей удивительной уверенности. — Это все объясняет. Дары Смерти существуют на самом деле, и у меня есть один из них… а возможно и два…
Он показал снитч.
— … и Сами-Знаете-Кто охотится за третьим, но он не знает… он думает, это лишь сильная палочка…
— Гарри, — произнесла Гермиона, направляясь к нему и возвращая письмо Лили, — мне очень жаль, но, мне кажется, ты неправильно понял — все неправильно понял.
— Но разве ты не видишь? Все совпадает…
— Нет, не совпадает, — возразила она. — Не совпадает, Гарри, ты просто отвлекся. Пожалуйста, — перебила она его, — пожалуйста, просто ответь мне. Если Дары Смерти действительно существуют, и Дамблдор об этом знал — знал, что человек, обладающий всеми тремя из них, станет повелителем Смерти… Гарри, почему он тебе об этом не сказал? Почему?
У него уже был готов ответ.
— Ты сама говорила, Гермиона! Ты должен узнать о них сам! Это поиск!
— Я сказала это лишь для того, чтобы все выяснить и убедить тебя направиться к Лавгудам! — раздраженно воскликнула Гермиона. — На самом деле я в это не верила!
Гарри не обращал внимания.
— Дамблдор обычно давал мне узнать обо всем самому. Он давал мне почувствовать свою силу, рискнуть. Это как раз и похоже на то, как он обычно поступал.
— Гарри, это не игра, не тренировка! Это действительность и Дамблдор оставил тебе четкие инструкции: найти и уничтожить хоркруксы! Тот символ ничего не значит, забудь о Дарах Смерти, мы не можем позволить себе отвлекаться…
Гарри едва слушал ее. Он снова и снова крутил в руках снитч, почти ожидая, что тот откроется, обнаружив внутри камень воскрешения, чтобы убедить Гермиону в своей правоте, в существовании Даров Смерти.
Гермиона обратилась к Рону.
— Ты ведь не веришь в это, правда?
Гарри поднял глаза. Рон колебался.
— Не знаю… то есть… кое-то сходится, — неуклюже произнес Рон. — Но когда смотришь на все вместе… — он сделал глубокий вдох. — Мне кажется, мы должны избавиться от хоркруксов, Гарри. Вот что нам сказал Дамблдор. Может быть… может быть нам нужно выбросить из головы все эти Дары.
— Спасибо, Рон, — поблагодарила его Гермиона. — Я караулю первая.
Она прошла мимо Гарри и уселась у входа в палатку, твердо поставив на обсуждении точку.
Этой ночью Гарри плохо спалось. Им завладела мысль о Дарах Смерти и он не мог отдыхать пока беспокойные мысли проносились у него в голове: палочка, камень и плащ, если бы он мог завладеть всем этим…
Отпираюсь, где закрыто… но что означает «закрыто»? Почему камень сейчас не у него? Если бы у него был камень, он мог бы спросить Дамблдора лично… и Гарри бормотал над снитчем в темноте слова, пробуя все, даже парселтонг, но золотой мячик не открывался…
И палочка, старшая палочка, где же она спрятана? Где Вольдеморт ищет сейчас? Гарри хотелось, чтобы шрам начал гореть и показал ему мысли Вольдеморта, потому что впервые его и Вольдеморта объединяло желание завладеть одной и той же вещью… Гермиона, разумеется, не будет от этого в восторге… кроме того, она не верит… в некотором смысле Ксенофилий был прав…Ограниченный. Узкий. Недалекий. Правда в том, что она боялась мысли о Дарах Смерти, особенно о камне воскрешения… Гарри прижался губами к снитчу, целуя его, почти глотая, но холодный металл не поддавался…
Уже почти рассвело, когда он подумал о Луне, одинокой в своей камере в Азкабане, окруженной дементорами, и внезапно ему стало стыдно за себя. Он совсем забыл о ней, погрузившись в лихорадочные мысли о Дарах. Если бы только они спасли ее, но дементоры в таком количестве фактически были непобедимы. Раз уж он начал об этом думать… он еще не пробовал создавать патронуса терновой палочкой… он должен попытаться утром…
Если бы только можно было достать палочку получше…
Желание получить старшую палочку, палочку Смерти, необоримую, непобедимую охватило его снова…
Утром они собрали палатку и устремились дальше сквозь тоскливую пелену дождя. Ливень сопровождал их к морскому берегу, где они тем вечером установили палатку, по всей сырой местности, казавшейся Гарри мрачной и угнетающей, и продолжал лить всю неделю. Гарри мог думать лишь о Дарах Смерти. Внутри него будто пылало пламя, которое не могло погасить ничто: ни глупое недоверие Гермионы, ни упорное сомнение Рона. Тем не менее, чем неистовее Гарри стремился к Дарам, тем меньше радости он испытывал. Он винил Рона и Гермиону: их непреклонное безразличие так же угнетало его дух, как и неослабевающий дождь, но ничто не могло разрушить его уверенность, по-прежнему остававшуюся абсолютной. Вера и стремление Гарри к Дарам поглощали его настолько, что он чувствовал себя несколько отделившимся от остальных и их одержимости хоркруксами.
— Одержимость? — тихим свирепым голосом переспросила Гермиона, когда однажды вечером Гарри, отчитанный ею за отсутствие интереса к поиску хоркруксов, легкомысленно употребил это слово. — Это не мы одержимые, Гарри! Мы пытаемся сделать то, чего от нас хотел Дамблдор!
Он не воспринял скрытый упрек. Дамблдор оставил знак Даров Смерти для того, чтобы его разгадала Гермиона, он также, как по-прежнему был убежден Гарри, спрятал камень воскрешения в золотом снитче. Ни один не сможет жить, пока жив другой… повелитель Смерти… почему Рон и Гермиона не понимают?
— Последний враг, которого надлежит уничтожить — смерть, — спокойно процитировал Гарри.
— Я думала, мы должны сражаться с Вольдемортом? — отпарировала Гермиона, и Гарри сдался.
Даже тайна серебряной лани, на обсуждении которой настаивали остальные двое, казалась теперь Гарри менее важной, малоинтересной второстепенной задачей. Еще одной вещью, имевшей для него значение, было вновь начавшееся покалывание в шраме, несмотря на то, что Гарри делал все возможное, чтобы скрыть это от остальных. Всякий раз, когда это происходило, он оставался один, но увиденное разочаровывало. Качество образов, которые они с Вольдемортом делили, изменилось: они стали размытыми и будто то и дело были не в фокусе. Гарри смог разглядеть лишь неясные очертания предмета, похожего на череп, и что-то вроде горы, которая была скорее тенью, чем материей. Привыкший к отчетливым, словно в действительности образам, Гарри был расстроен переменой. Он переживал, что связь между ним и Вольдемортом нарушена, связь, которой он боялся и которой, что бы там он не говорил Гермионе, дорожил. Почему-то Гарри связывал эти неудовлетворительные, неясные образы с уничтожением своей палочки, будто в том, что он не мог больше заглянуть в сознание Вольдеморта как прежде, была виновата терновая.