— Я хочу всё сделать по-настоящему, — первое, что произнёс Гарри, полностью осознавая свои слова. — Без волшебства. У вас есть лопата?
И спустя немного времени он взялся за работу: совсем один он копал могилу там, где указал ему Билл — на краю сада, между кустами. Он копал с какой-то яростью, чувствуя наслаждение от физического труда, гордясь тем, что обходится без магии, и каждая капля пота, каждая мозоль была словно дар эльфу, который спас им жизнь.
Шрам горел, но он подчинил себе эту боль: он ощущал её и в то же время был от неё отстранён. Наконец-то он обрёл контроль, научился отгораживать своё сознание от Вольдеморта — именно этого хотел от него Дамблдор, этому он должен был научиться у Снейпа. Точно так же, как когда-то Вольдеморт не мог завладеть Гарри, пока того переполняло горе от утраты Сириуса, так и его мысли не могли передаваться Гарри сейчас, когда он оплакивал Добби. Горе как будто изгнало Вольдеморта прочь… хотя Дамблдор, конечно, сказал бы, что это любовь.
Гарри копал и копал, всё глубже погружаясь в твёрдую, холодную землю, вымещая своё горе п?том, не поддаваясь боли в шраме. Здесь, в темноте, где его сопровождал только звук собственного дыхания и шум моря, перед ним снова вставало всё, что случилось в поместье Малфоев, вспоминалось то, что он слышал, и в темноте к нему пришло понимание…
Размеренные движения рук задавали ритм его мыслям. Дары… Хоркруксы… Дары… Хоркруксы… но его больше не сжигало это странное, всепоглощающее желание. Горе утраты и страх заглушили его. У него было такое чувство, как будто его пробудили от сна ударом по лицу.
Гарри погружался в могилу всё глубже и глубже, и он знал, где был сегодня Вольдеморт и кого он убил в самой верхней камере Нурменгарда, и почему…
И ещё он думал о Червехвосте, погибшем из-за одного крохотного бессознательного порыва милосердия… Дамблдор это предвидел… О чём ему ещё было известно?
Гарри потерял счёт времени. Он только чувствовал, что мрак немного рассеялся, когда к нему снова подошли Рон с Дином.
— Как Гермиона?
— Лучше, — ответил Рон. — Там Флёр за ней ухаживает.
Гарри был готов к отпору на случай, если бы они спросили, почему он просто-напросто не создал превосходную могилу с помощью волшебной палочки, но этого не потребовалось. Они спрыгнули в вырытую им яму, тоже с лопатами, и все вместе молча работали, пока она не показалась им достаточно глубокой.
Гарри поуютнее завернул эльфа в свою куртку. Рон сел на край могилы, стянул с себя ботинки, потом носки и надел их на голые ноги эльфа. Дин дал вязаную шапку, которую Гарри осторожно натянул Добби на голову, прикрыв его перепончатые, как у летучих мышей, уши.
— Надо закрыть ему глаза.
Гарри не слышал, как из темноты подошли остальные. Билл был одет в дорожный плащ, на Флёр был большой белый передник, из кармана которого выглядывала бутыль какого-то средства, в котором Гарри узнал "Костерост". Гермиона была закутана в чей-то халат, бледная, нетвёрдо державшаяся на ногах; когда она поравнялась с Роном, он обнял её одной рукой. Луна, накинувшая на плечи одно из пальто Флёр, нагнулась и нежно прикоснулась пальцами по очереди к каждому веку эльфа, тихонько опустив их, и его остекленевший взор погас.
— Вот так, — мягко проговорила она. — Теперь он как будто спит.
Гарри опустил эльфа в могилу, придав его крохотным рукам и ногам такое положение, что можно было подумать, будто он отдыхает, потом выбрался и в последний раз устремил взгляд на маленькое тело. Он изо всех сил старался не потерять самообладание, вспоминая похороны Дамблдора: много рядов золотых кресел, министра магии в первом ряду, перечисление заслуг Дамблдора и великолепие белой мраморной гробницы. Ему казалось, что Добби заслуживает таких же пышных похорон, а он лежит здесь вот так, в наспех вырытой яме между кустами.
— Думаю, мы должны что-нибудь сказать, — произнесла Луна. — Я первая, хорошо?
Все взгляды устремились на неё, а она обратилась к мёртвому эльфу на дне могилы:
— Большое спасибо тебе, Добби, за то, что ты спас меня из того подвала. Это так несправедливо, что тебе пришлось умереть, ведь ты был такой добрый и смелый. Я всегда буду помнить, что ты для нас сделал. Надеюсь, тебе сейчас хорошо.
Она повернулась и в ожидании поглядела на Рона. Тот прокашлялся и хрипло произнёс:
— Ну да… спасибо, Добби.
— Спасибо, — пробормотал Дин. Гарри сглотнул.
— Прощай, Добби, — выговорил он. Только на это он и был способен, но ведь Луна уже всё сказала за него. Билл поднял волшебную палочку, и груда земли рядом с могилой поднялась в воздух и аккуратно упала на место, образовав небольшой красноватый холмик.
— Ничего, если я останусь ещё ненадолго? — спросил Гарри у остальных.
Они пробормотали что-то в ответ — слов он не разобрал; его сочувственно хлопали по спине, а потом все побрели назад, к дому, оставив Гарри одного с эльфом.
Он огляделся: края цветочных клумб были выложены большими белыми камнями, отшлифованными морем. Гарри подобрал один покрупнее и положил его, как подушку, над тем местом, где теперь покоилась голова Добби. Потом он полез в карман, ища волшебную палочку. Их было две. Он совсем забыл, потерял нить и уже не мог вспомнить, чьи это палочки; он вроде бы припоминал, что вырвал их из чьих-то рук. Он выбрал ту, что покороче — она как-то дружелюбнее ощущалась в его руке, и направил её на камень.
Повинуясь его негромкому приказу, на поверхности камня стали медленно появляться глубокие борозды. Он знал, что у Гермионы это вышло бы аккуратнее и, наверное, быстрее, но он хотел сам отметить место, как до этого хотел сам выкопать могилу. Когда Гарри снова поднялся, на камне была надпись:
ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ДОББИ, СВОБОДНЫЙ ЭЛЬФ.
Он ещё несколько мгновений смотрел на результат своих трудов, а потом пошёл прочь. Шрам ещё немного покалывало, и голова была переполнена мыслями, пришедшими к нему там, в могиле, мыслями, которые в темноте обрели форму, притягательными и страшными одновременно.
Когда он вошёл в маленькую прихожую, все сидели в гостиной, общее внимание было приковано к Биллу, который что-то говорил. Комната была красивая, в светлых тонах, в камине небольшим, но ярким пламенем горел плавник. Гарри не хотел закапать грязью ковёр, поэтому встал в дверях и стал слушать.
— …счастье, что Джинни на каникулах. Будь она в Хогвартсе, они могли бы её забрать её прежде, чем мы бы туда добрались. Теперь мы знаем, что она тоже в безопасности.
Он обернулся и увидел стоящего Гарри.
— Я всех понемногу вывез из "Норы", — объяснил он. — Переправил к Мюриэл. Пожиратели смерти знают, что Рон теперь с тобой, они непременно займутся нашей семьёй. Не извиняйся, — добавил он, видя выражение лица Гарри. — Это всегда был только вопрос времени, папа уже который месяц это говорил. Мы самая большая семья осквернителей рода из всех, какие только есть.
— Какая у них там защита? — спросил Гарри.
— Чары доверия, папа — хранитель тайны. Мы и на этот дом их наложили, здесь хранитель тайны я. Никто из нас не может ходить на работу, но вряд ли сейчас это так уж важно. Как только Олливандеру и Рукрюку станет получше, мы их тоже отправим к Мюриэль. Здесь у нас не очень-то много места, а у неё — сколько угодно. У Рукрюка ноги заживают, Флёр дала ему "Костерост" — наверное, мы сможем их переместить уже через час или…
— Нет, — сказал Гарри, и Билл изумлённо посмотрел на него. — Они оба нужны мне здесь. Мне надо с ними поговорить. Это важно.
Он слышал в собственном голосе власть, убеждённость, в нём звучала цель, прояснившаяся для него, пока он копал могилу Добби. Все повернулись к нему с недоумевающими лицами.
— Я пойду умоюсь, — сказал Гарри Биллу, взглянув на свои руки, всё ещё перепачканные в грязи и крови Добби. — А потом мне надо будет с ними встретиться, прямо сейчас.
Он прошёл в маленькую кухню, к раковине, что стояла под окном, выходившим на море. Над горизонтом разгорался рассвет, перламутрово-розовый и бледно-золотой. Гарри умывался и снова повторял ход мыслей, которые пришли к нему в темноте сада…
Добби уже не сможет сказать, кто отправил его в подвал, но Гарри знал — он видел. В осколке зеркала показался пронзительно-голубой глаз, и после этого пришла помощь. В Хогвартсе всегда будет дана помощь тем, кто её попросит.
Гарри вытер руки, безразличный к красоте пейзажа за окном и к невнятному разговору в гостиной. Он взглянул на океан и почувствовал, что в это утро близок к разгадке всего, ближе, чем когда-либо прежде.
Но в шраме кололо, и он знал, что Вольдеморт тоже подходит к разгадке. Гарри и понимал, и не понимал. Инстинкт говорил ему одно, разум — совсем другое. Дамблдор в голове Гарри улыбался, наблюдая за ним поверх кончиков пальцев, сложенных вместе, как в молитве.
Вы отдали Рону светокрад… Вы понимали его… Вы дали ему возможность возвращения…
И Червехвоста вы понимали… Вы знали, что где-то глубоко в его душе скрыта частица раскаяния…
Но если вы знали их…Что вы знали обо мне, Дамблдор?
Значит, я должен знать, но не стремиться завладеть? Вы знали, как тяжело мне будет это осознавать? Именно поэтому вы сделали путь таким трудным? Чтобы у меня было время дойти до этого самому?
Гарри стоял неподвижно, взгляд его застыл, направленный туда, где над горизонтом взметнулся ослепительный, ярко-золотой луч солнца. Потом он перевёл взгляд вниз, на свои чистые руки и на миг удивился, обнаружив в них полотенце. Он положил его на место и вернулся в прихожую, и в этот миг почувствовал, что шрам яростно запульсировал, а потом в его сознании мелькнула стремительная, как отражение стрекозы на водной глади, картина: силуэт здания, слишком хорошо ему знакомого.
Билл и Флёр стояли у подножия лестницы.
— Мне надо поговорить с Рукрюком и Олливандером, — сказал Гарри.
— Ньет, — ответила Флёр. — Тебье нужно ждать, 'Арри. Оньи слишком устали…
— Извини, — проговорил он без всякого раздражения, — но это не может ждать. Мне надо поговорить с ними сейчас. С глазу на глаз, и с каждым по отдельности. Это срочно.