— Верю и в то, и в другое, — сказал Гарри, и увидел, как на мгновение было потрясено змееподобное лицо, пусть тут же ему вернулось спокойствие; Волдеморт засмеялся, и его смех был страшнее его криков; невесёлый и безумный, он разнёсся по молчащему Залу.
— Ты считаешь, что знаешь магию лучше, чем я? Чем я, чем Лорд Волдеморт, творивший магию, о которой сам Дамблдор и не мечтал?
— Мечтал, было дело, — сказал Гарри, — но он знал больше тебя, знал достаточно, чтобы не делать того, что делал ты.
— Хочешь сказать, что он был слаб! — закричал Волдеморт. — Слишком слаб, чтобы дерзнуть, слишком слаб, чтобы взять то, что могло быть его, что стало моим!
— Нет, он был умнее тебя, — сказал Гарри. — Лучший волшебник, лучший человек.
— Я принёс смерть Альбусу Дамблдору!
— Ты так думаешь, — сказал Гарри, — но ты ошибаешься.
В первый раз наблюдающая толпа пошевелилась, словно сотни людей разом вздохнули.
— Дамблдор мёртв! — Волдеморт швырнул эти слова в Гарри так, словно они причиняли ему непереносимую боль. — Его тело тлеет в мраморной гробнице, здесь, у этого замка. Я видел его, Поттер, и он не вернётся!
— Верно, Дамблдор мёртв, — спокойно сказал Гарри, — но не ты его убил. Он сам выбрал, как ему умереть, выбрал за долгие месяцы до смерти, устроил всё это вместе с человеком, которого ты считал за своего слугу.
— Это что за детские сказки? — спросил Волдеморт, но не ударил, и его красные глаза не отрывались от глаз Гарри.
— Северус Снэйп не был твоим, — сказал Гарри. — Снэйп был с Дамблдором. С Дамблдором с того мгновения, как ты вышел на охоту за моей матерью. И ты так этого и не осознал, потому что таких вещей тебе не понять. Ты никогда не видел, как Снэйп вызывает Покровителя, а, Ребус?
Волдеморт не ответил. Они продолжали кружить, словно волки, готовые растерзать друг друга в клочья.
— Покровитель Снэйпа — лань, такая же, как у моей матери, потому что он любил её чуть не всю жизнь, с той поры, как они были детьми. Тебе следовало бы сообразить, — сказал Гарри, увидев, как у Волдеморта раздулись ноздри, — он ведь просил сохранить ей жизнь, разве нет?
— Он желал её, вот и всё, — фыркнул Волдеморт, — но когда её не стало, он согласился, что есть и другие женщины, лучшей крови, достойнее её…
— Конечно же, он так тебе говорил, — сказал Гарри, — но он стал шпионом Дамблдора с того момента, как ты стал ей опасен, и с тех пор работал против тебя! Дамблдор уже умирал, когда Снэйп его добил!
— Это ничего не значит! — завопил Волдеморт; он с жадным вниманием ловил каждое слово, но сейчас испустил короткий безумный смех. — Ничего не значит, мой был Снэйп или Дамблдоров, или какие там ямки они понарыли на моей тропе! Я сокрушил их, как сокрушил твою мать, Снэйпову предполагаемую великую любовь! Однако, во всём этом проявляется смысл, Поттер, и такой, какого тебе не понять!
Дамблдор пытался уберечь от меня Бузинную палочку! Он намеревался сделать Снэйпа истинным её господином! Но тут я опередил тебя, малыш… я дотянулся до палочки, прежде, чем ты наложил на неё руку, я всё понял, прежде чем ты врубился. Я убил Северуса Снэйпа три часа назад, и Бузинная палочка, Палочка Пагубы, Роковая Палочка — она воистину моя! Последний план Дамблдора не сработал, Гарри Поттер!
— Ага, верно, — сказал Гарри, — ты прав. Но прежде чем ты попробуешь убить меня, я бы посоветовал тебе подумать, что ты натворил… Подумай, Ребус, и попробуй немножко раскаяться…
— Это ты о чём?
Ничто из того, что говорил Гарри Волдеморту, ни одна новость или колкость, не ударило его так, как это. Гарри увидел, как его зрачки сошлись в щёлки, как побелела кожа вокруг глаз.
— Это твоя последняя возможность, — сказал Гарри, — это всё, что тебе осталось… Я видел, что в ином случае тебя ждёт… Будь мужчиной… попробуй… Попробуй немножко раскаяться…
— Ты смеешь…? — повторил Волдеморт.
— Да, я смею, — сказал Гарри, — потому что неудача Дамблдорова плана не ударила по мне. Она, Ребус, по тебе ударила.
Рука Волдеморта, с Бузинной палочкой, задрожала, и Гарри очень крепко сжал палочку Драко. Он знал — остались секунды.
— Эта палочка по-прежнему не работает для тебя, как должна бы, потому что ты убил не того. Северус Снэйп никогда не был её истинным господином. Он не нанёс поражения Дамблдору.
— Он убил…
— Ты что, не слушаешь? Снэйп не нанёс поражения Дамблдору! Смерть Дамблдора была между ними сговорена! Дамблдор намеревался умереть непобеждённым, последний истинный господин палочки! Если всё пошло по его плану, сила палочки должна умереть вместе с ним, потому что её никто не взял у него с бою!
— Но, значит, Поттер, Дамблдор был так любезен, что отдал палочку мне! — голос Волдеморта задрожал от злобного наслаждения. — Я похитил палочку из гробницы её последнего истинного господина! Я забрал её против воли последнего владельца! Её сила — моя!
— Ты так ничего и не понял, Ребус? Владеть палочкой — этого мало! Держать её, использовать её — ещё не делает её по-настоящему твоей. Ты Олливандера слушал? Палочка выбирает волшебника… Бузинная палочка признала нового господина ещё до того, как Дамблдор умер, признала того, кто в руки её не брал. Новый господин отнял у Дамблдора палочку против его воли, так и не поняв, что именно он совершил, что самая опасная палочка в мире отдала ему свою преданность…
Грудь Волдеморта быстро вздымалась и опадала, и Гарри чувствовал, как приближается заклятие, как оно собирается в палочке, нацеленной ему в лицо.
— Истинным господином Бузинной палочки был Драко Малфой.
На мгновение в лице Волдеморта было одно потрясение, но оно тут же ушло.
— Ну и что это значит? — спросил он вкрадчиво. — Даже если ты прав, Поттер, для тебя и меня это ничего не меняет. У тебя больше нет фениксовой палочки: мы сражаемся на одном искусстве… а когда я тебя убью, я подумаю и о Драко…
— Но ты опоздал, — сказал Гарри. — Ты упустил свой шанс. Я успел раньше. Сколько недель прошло, как я осилил Драко. Я забрал его палочку.
Гарри тряхнул боярышниковой палочкой, чувствуя, что на неё смотрят все глаза в Зале.
— И к чему же всё это сходится? — прошептал Гарри. — Палочка в твоей руке — она знает, что её последнего господина Обезоружили? Потому что если знает… истинный господин Бузинной палочки — я.
Огненно- красное сияние внезапно залило зачарованный потолок наверху, и ослепительный край солнца поднялся над подоконником ближайшего окна. Свет ударил им обоим в лица, и Волдеморт внезапно оказался в огненном тумане. Гарри услышал его пронзительный голос, и тоже заорал, выставив палочку Драко, выкрикнул небесам свою последнюю надежду:
— Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!
Звонкий удар был как пушечный выстрел, и золотое пламя, вспыхнувшее между ними, в самом центре очерченного ими круга, отметило точку, где сшиблись заклинания. Гарри видел, как зелёное пламя Волдеморта встретилось с его собственным заклинанием, видел, как Бузинная палочка, тёмная на фоне восхода, взлетела ввысь, пролетела под зачарованным потолком, словно голова Нагини, полетела к своему господину, которого она не могла убить, который наконец пришёл взять её в свое владение. И Гарри, со своим безошибочным глазомером Ловца, поймал палочку свободной рукой, пока Волдеморт падал навзничь, раскинув руки, закатив свои ярко-красные глаза. Том Ребус упал на пол, закончив свою земную жизнь, его тело — обмякшее и сжавшееся, белые руки безоружны, змееподобное лицо — без мысли, без понимания. Волдеморт умер, убитый собственным отражённым заклятием, и Гарри стоял с двумя палочками в руках, глядя на пустую оболочку своего врага.
Секунда напряжённо дрожащей тишины, потрясение от случившегося; а потом вокруг Гарри разразилась буря, и вопли, радостные крики, рёв наполнили воздух. Яростное солнце било в окна, когда все бросились к Гарри, и первыми, кто добежал до него, были Рон и Эрмиона, и их руки первыми его обняли, их невообразимые крики его оглушили. И Джинни, Невилл и Луна тоже были здесь, и все Висли, и Хагрид, и Кингсли, и Мак-Гонагалл, и Флитвик, и Росток, и Гарри не мог разобрать ни слова среди общего крика, не мог сказать, чьи именно руки поднимают его, тащат его, пытаются ухватиться хоть за кусочек его, сотни теснились вокруг, все хотели прикоснуться к Мальчику, Который Выжил, из-за которого всё наконец закончилось…
А солнце поднималось над Хогвартсом, и Большой Зал заливали жизнь и свет. Гарри должен был быть в каждом водовороте ликования и плача, печали и празднования. Все хотели быть рядом с Гарри, их вождём и знаменем, их спасителем и их надеждой, а что он не спал, что хотел остаться только с немногими, это никого не заботило. Он должен был говорить с потерявшими близких, жать им руки, видеть их слёзы, принимать их благодарность, выслушивать новости, которые в это утро приходили каждую четверть часа: что по всей стране те, кто были под чарами Подвластия, приходят в себя, что Пожиратели Смерти все бежали или схвачены, что прямо сейчас из Азкабана освобождают невиновных, и что Кингсли Кандальер назначен исполняющим обязанности Министра магии.
Тело Волдеморта убрали из Зала, в каморку, чтобы он не лежал рядом с Фредом, Тонкс, Люпином, Колином Криви и ещё с теми пятьюдесятью, что пали, сражаясь против него. Мак-Гонагалл вернула на место столы, но никто не сидел по колледжам: все перемешались, учителя и ученики, призраки и родители, кентавры и домовые эльфы, и Флоренц лежал в углу, приходя в себя, и Гроуп заглядывал в выбитое окно, и ему бросали еду в смеющийся рот. В конце концов измученный вконец Гарри обнаружил, что сидит на скамье рядом с Луной.
— Если бы я была ты, мне бы хотелось куда-нибудь потише, — сказала она.
— Просто мечтаю, — ответил он.
— Я их всех отвлеку, — сказала она. — Воспользуйся плащом.
И не успел он слова сказать, как она крикнула: — Ой, смотрите, Морщеногие Кизляки! — и показала в окно. Все, кто её услышал, обернулись, и Гарри набросил на себя Плащ, и встал из-за стола.