— Это так и останется, даже если мы ещё три месяца будем готовиться, — ответил Гарри. — Время действовать.
По лицам Рона и Эрмионы он мог сказать, что они испуганы, он сам себя не особенно убедил, но в то же время он был уверен, что время привести их план в действие пришло.
Предыдущие четыре недели они провели, по очереди облачаясь в Плащ-невидимку и шпионя за официальным входом в Министерство, который Рон — спасибо мистеру Висли — знал с детства, Они пристраивались к идущим работникам Министерства, подслушивали их разговоры, и выясняли, внимательно наблюдая, кто из них мог бы появиться один, в определенный день, в определенное время. Иногда им подворачивалась возможность стащить Ежедневный Прорицатель из чьего-нибудь портфеля. Медленно они выстраивали схематические карты и заметки, которые теперь стопкой возвышались перед Эрмионой.
— Хорошо, — медленно произнес Рон, — предположим, мы идём на это завтра. Я думаю, что пойти должны только мы с Гарри
— О, не начинай снова, — вздохнула Эрмиона, — я думала, мы с этим решили.
— Одно дело слоняться возле входа под Плащом-невидимкой, но это совсем другое, Эрмиона, — Рон ткнул пальцем в десятидневной давности Прорицатель, — Ты в списке магглорождённых, которые не явились для допроса!
— А тебе положено помирать в Норе от текучего лишая! Если кто и не должен идти, так это Гарри, за его голову назначено десять тысяч галлеонов…
— Отлично, я остаюсь, — сказал Гарри. — Если вы при случае Волдеморта угробите, мне сказать не забудьте.
Пока Рон и Эрмиона смеялись, боль прострелила шрам на лбу Гарри. Его рука дернулась к шраму. Он увидел, как сузились глаза Эрмионы, и попытался скрыть это движение, притворившись, что убирает волосы с глаз.
— Ладно, если мы все трое идём, то придётся телепортировать не всем сразу, — сказал Рон, — мы всё равно все под Плащом не уместимся.
Шрам Гарри болел всё сильнее и сильнее. Гарри встал. Тут же Кричер поспешил вперед:
— Юный господин не доел свой суп, может, он предпочтёт пряное рагу или пирог с патокой, который он так любит?
— Спасибо, Кричер, но я вернусь через минуту, я… э… в туалет.
Понимая, что Эрмиона подозрительно наблюдает за ним, Гарри поспешил наверх в прихожую и оттуда на первую лестничную площадку; там он ворвался в ванную комнату и закрыл дверь на задвижку. Мыча от боли, он упал на чёрную раковину с кранами в форме разинувших пасти змей, и закрыл глаза…
Он скользил вдоль сумеречной улицы. Строения по обе стороны от него имели высокие, углом, крыши, обшитые деревом, они выглядели как пряничные домики. Он приблизился к одному из них, увидел, как бела его длиннопалая рука на фоне двери. Он постучал. Он чувствовал, как нарастает в нём возбуждение…
Дверь открылась, за ней стояла смеющаяся женщина. Её лицо изменилось, когда она взглянула в лицо Гарри: веселье исчезло, ужас сменил его…
— Грегорович? — произнес высокий, холодный голос.
Она помотала головой. Она попыталась закрыть дверь. Белая рука крепко держала дверь, мешая её захлопнуть, отгородиться от него.
— Мне нужен Грегорович.
— Эр вонт хир нихт мер! — закричала женщина, мотая головой. — Он тут не жить! Он не жить тут! Я его не знать!
Оставив попытку закрыть дверь, она начала отступать назад в тёмную прихожую, и Гарри, скользя, последовал за ней, его длиннопалая рука вытащила палочку.
— Где он?
— Дас вайс их нитх! Он уехать! Я не знать, я не знать!
Он поднял палочку. Она завизжала. Двое маленьких детей вбежали в прихожую. Она попыталась защитить их руками. Полыхнуло зелёным светом…
— Гарри! ГАРРИ!
Он открыл глаза: оказывается, он на полу. Эрмиона опять барабанила в дверь.
— Гарри, открой!
Он кричал, он знал это. Он поднялся и отодвинул задвижку, Эрмиона тут же упала внутрь, удержалась на ногах и подозрительно огляделась. Рон, за её спиной, с совершенно обессиленным видом водил палочкой по углам сырой ванной.
— Что ты делал? — строго спросила Эрмиона.
— А что ты думаешь, я делал? — спросил Гарри, сделав слабую попытку надерзить.
— Ты вопил так, что голова отрывалась, — сказал Рон.
— Ну да, я должно быть задремал…
— Гарри, пожалуйста, не морочь нам голову, — произнесла Эрмиона, глубоко вздыхая. — Мы знаем, твой шрам заболел внизу, и сейчас ты белый, как простыня.
Гарри сел на край ванны:
— Отлично. Я только что видел, как Волдеморт убивает женщину. А сейчас он, возможно, убил всю её семью. И ему в этом не было нужды. Это опять как с Седриком, они просто оказались там …
— Гарри, ты не должен допускать, чтобы такое ещё случалось! — закричала Эрмиона, стены ванной отражали её крик. — Дамблдор хотел, чтобы ты использовал Окклюменцию! ОН думал, что ваша связь опасна: Волдеморт может её использовать, Гарри! Что хорошего в том, чтобы смотреть, как он убивает и пытает, какая от этого польза?
— Такая, что я знаю, что он делает, — ответил Гарри.
— Так ты даже не попытаешься загородиться от него?
— Эрмиона, я не могу. Ты знаешь, я Окклюмент вшивый. Я никогда её сути не ухватывал.
— Ты никогда по настоящему не пытался! — произнесла Эрмиона с жаром. — Я не понимаю, Гарри, тебе что, нравится эта особенная связь, или общность, или что там ещё…
Она запнулась от взгляда, каким он посмотрел на неё, вставая.
— Нравится, — тихо повторил он, — тебе бы такое понравилось?
— Я… нет… прости, Гарри, я не это имела в виду…
— Я ненавижу это, я ненавижу, что он может оказываться внутри меня, что я вынужден наблюдать за ним, когда он наиболее опасен. Но я собираюсь это использовать.
— Дамблдор…
— Забудь про Дамблдора. Это мой выбор, и ничей больше. Я хочу знать, почему он охотится за Грегоровичем.
— За кем?
— Это иностранный изготовитель палочек, — ответил Гарри, — он сделал палочку Крума, и Крум считает, что он превосходный мастер.
— Но ты же сам говорил, — сказал Рон, — что у Волдеморта где-то под замком Олливандер. Если у него уже есть изготовитель палочек, для чего ему нужен ещё один?
— Может быть, он согласен с Крумом, может быть, думает, что Грегорович лучше… или он думает, что Грегорович сможет объяснить, что сделала моя палочка, когда он гнался за мной, потому что Олливандер не знает.
Гарри взглянул в треснутое пыльное зеркало и увидел, как Рон и Эрмиона обменялись скептическими взглядами за его спиной.
— Гарри, ты всё говоришь о том, что сделала твоя палочка, — сказала Эрмиона, — но это сделал ты! Почему ты так настроен не отвечать за свою собственную силу?
— Потому что я знаю, что это не я! И Волдеморт это знает, Эрмиона! Мы оба знаем, как на самом дело было!
Они упрямо глядели друг на друга, Гарри знал, что он не убедил Эрмиону и что она выстраивает контраргументы против обеих его теорий — и о его палочке и о том, что это он позволяет себе заглянуть в мысли Волдеморта. На его счастье, вмешался Рон.
— Брось это, — посоветовал он Эрмионе. — Это его дело. И если мы собираемся завтра в Министерство, не кажется ли тебе, что нам надо пройтись по плану?
Эрмиона оставила этот вопрос неохотно, как могли бы сказать Гарри с Роном, впрочем, Гарри был совершенно уверен, что она атакует его снова при первой возможности. Между тем они вернули в кухню, где Кричер приготовил для них всех пряное рагу и пирог с патокой.
Они допоздна не ложились спать, час за часом снова и снова просматривая свой план, так что могли бы пересказать его друг другу слово в слово. Гарри, который теперь спал в комнате Сириуса, лег в постель, зажёг на конце палочки огонёк, наставил палочку на старую фотографию отца, Сириуса, Люпина и Петтигрю, и следующие десять минут бормотал себе под нос план. Однако когда он погасил свою палочку, то думал он не о Многосущном зелье, блевотных пастилках или синей, как у моряков, форме отдела Магического обслуживания, он думал об изготовителе волшебных палочек Григоровиче, и как долго тот сможет скрываться, если Волдеморт так настойчиво его разыскивает.
Рассвет сменил полночь со скоростью просто неприличной.
— Ты выглядишь ужасно, — сказал вместо приветствия Рон, входя в комнату, чтобы разбудить Гарри.
— Это ненадолго, — ответил Гарри, зевая.
Они нашли Эрмиону внизу, в кухне. Кричер подавал ей кофе и горячие рулеты, а у неё на лице было слегка маниакальное выражение, которое у Гарри ассоциировалось с экзаменами.
— Мантии, — бормотала она себе под нос, приветствуя их появление нервным кивком и продолжая копаться в своей бисерной сумочке, — Многосущное зелье, Плащ-невидимка, Петарды Отведи-глаз… Вам каждому стоит взять по паре на всякий случай… Блевальные пастилки, Нуга-Носом-Кровь, Ушлые Уши…
Они быстро проглотили завтрак и направились наверх, в прихожую, провожаемые поклонами Кричера и обещаниями приготовить к их возвращению пирог с мясом и почками.
— Будь он благословен, — нежно произнес Рон, — и как подумать, что я когда-то мечтал отрезать ему башку и приколотить на стену.
На крыльцо выбирались с невероятной осторожностью. Было видно парочку Пожирателей Смерти; они опухшими глазами следили за домом с противоположной стороны площади, затянутой лёгким туманом.
Эрмиона телепортировала сначала с Роном, потом вернулась за Гарри.
После обычного мимолётного мгновения темноты и почти что удушья, Гарри оказался в крошечном переулке, где было намечено воплотить первую часть их плана. Сейчас переулок был практически пуст, за исключением пары больших мусорных баков; первые сотрудники Министерства обычно появлялись здесь почти в восемь часов.
— Как раз, — сказала Эрмиона, сверяясь по часам, — она должна быть здесь минут через пять. — Когда я её Ошеломлю…
— Эрмиона, мы знаем, — угрюмо перебил Рон. — И вроде бы мы должны открыть дверь, прежде, чем она здесь появится?
Эрмиона взвизгнула.
— Чуть не забыла! Отойди-ка…
Она направила палочку на сплошь изрисованную пожарную дверь, запертую на висячий замок, и та с грохотом открылась. Тёмный коридор за ней, как они выяснили во время своих тщательных разведочных вылазок, вёл в пустующий театр. Эрмиона потянула дверь назад, на себя, чтобы она казалась по-прежнему закрытой.