— Нет… должно быть, что-то очень маленькое.
— Гарри?
Рон пошевелился, и деревянные планки его кровати скрипнули.
— Гарри, ты не думаешь, что Сам-Знаешь-Кто ищет, из чего сделать Разделённую Суть?
— Не знаю, — медленно произнес Гарри. — Возможно. Но ему не опасно будет — ещё одну сделать? Разве Эрмиона не говорила, что он уже затолкал свою душу на самый край?
— Ну да, но, может, он не знает об этом.
— Ага… может и так, — сказал Гарри.
Он был уверен, что Волдеморт пытается разобраться с проблемой палочек-близняшек, был уверен, что Волдеморт искал ответа у старого создателя палочек… и все же он убил его, похоже, не задав ни единого вопроса о палочках.
Что же Волдеморт пытался найти? Почему, когда у его ног лежат и Министерство магии, и волшебный мир, он где-то далеко выслеживает что-то, что когда-то принадлежало Грегоровичу, но было похищено неизвестным вором?
Лицо светловолосого юноши всё еще стояло у него перед глазами — весёлое, бесшабашное. Что-то в нём было от радостной проказливости Фреда и Джорджа. Он вспорхнул с подоконника, будто птица, и Гарри точно видел его раньше, только вот не мог вспомнить, где…
Грегорович мёртв, и теперь в опасности этот весёлый вор. Именно о нем думал Гарри, когда с нижней полки послышалось посапывание Рона, и Гарри опять начал медленно погружаться в сон.
Глава пятнадцатая Месть по-гоблински
На следующее утро, пораньше, пока друзья не проснулись, Гарри вышел из палатки, поискать в лесу самое старое, самое корявое, но и самое живучее дерево, какое только найдётся. В его тени он похоронил глаз Хмури — Дикого Глаза, и отметил место, волшебной палочкой вырезав на коре маленький крест. Не так уж много — но Гарри чувствовал, что Дикому Глазу это понравилось бы много больше, чем торчать в двери Долорес Амбридж. Потом он вернулся в палатку, дожидаться, пока все проснутся, и можно будет обсудить, что делать дальше.
Гарри и Эрмиона считали, что лучше на одном месте — где бы оно ни было — не задерживаться, и Рон согласился, с личным пожеланием, чтобы следующее перемещение привело их поближе к бутерброду с ветчиной. Эрмиона поэтому убрала все чары, которыми она окружила прогалину, а Гарри с Роном тем временем ликвидировали все следы и признаки того, что они здесь останавливались. Потом они телепортировали на окраину маленького городка с рынком.
Как только они поставили палатку под покровом маленькой кучки деревьев и окружили её свежими защитными чарами, Гарри надел Плащ-невидимку и пошёл разведать, чем подкрепиться. Но всё получилось не по плану. Он только вошёл в городок, как неестественный холод, сгущающийся туман и неожиданно потемневшее небо заставили его замереть, как замороженного.
— Но ты же умеешь делать потрясающего Покровителя! — запротестовал Рон, когда Гарри вошёл в палатку с пустыми руками, запыхавшийся, и выговаривающий только одно слово: дементоры.
— Я не смог…, - проговорил Гарри, глотая воздух и прижимая руку к рёбрам, из-за колотья в боку. — Он бы не появился…
У Рона и Эрмионы был такой оцепенелый и растерянный вид, что Гарри стало стыдно. Хотя это было как в кошмарном сне — видеть, как вдали скользят в тумане дементоры, и понимать (а холод сковывает лёгкие, и в ушах — далекий вой), что себя ему не защитить. Гарри потребовалась вся сила воли, чтобы заставить себя сойти с места и убежать, оставив безглазых дементоров скользить среди магглов, которые пусть их и не видели, но несомненно ощущали отчаяние, которое дементоры разливали всюду на своём пути.
— Значит, нам по-прежнему нечего жрать.
— Рон, заткнись, — огрызнулась Эрмиона. — Гарри, что случилось? Почему ты решил, что не сможешь создать Покровителя? Вчера у тебя прекрасно получилось.
— Я не знаю.
Гарри обмяк в старом Перкинсовом кресле, чувствуя себя просто уничтоженным. Он боялся, что в нём что-то испортилось. Вчерашний день был, казалось, давным-давно: сегодня он опять был тринадцатилетним, тем единственным, кто упал в обморок в Хогвартсовском экспрессе.
Рон пнул ножку стула.
— Чего? — рыкнул он на Эрмиону. — Я хочу жрать! Я чуть кровью не истёк, а что потом съел — пару поганок?
— Тогда пойди и раскидай дементоров, — сказал Гарри с обидой.
— И пошёл бы, только у меня рука в лямке, как ты сам видишь.
— Очень кстати.
— Что ты хочешь этим сказать…?
— Конечно же! — вскрикнула Эрмиона, хлопнув себя рукой по лбу, так что Гарри и Рон от удивления замолкли. — Гарри, отдай мне медальон! Скорей же, — она нетерпеливо щёлкнула пальцами, когда Гарри не пошевелился. — Это Разделённая Суть, Гарри, ты же её носишь!
Она протянула обе руки, и Гарри стянул через голову золотую цепочку. В то мгновение, когда медальон перестал касаться его кожи, он почувствовал себя свободным и странно воспрянувшим духом. Он до этого даже не сознавал, что был весь в поту, и что у него было тяжело в животе — пока оба эти ощущения не исчезли.
— Лучше? — спросила Эрмиона.
— Ага, ещё как!
— Гарри, — сказала Эрмиона, опустившись перед ним на корточки и говоря таким голосом, какой напомнил Гарри посещение тяжело больного, — тебе не кажется, что он в тебя вселялся?
— Чего? Нет! — сказал Гарри, словно защищаясь. — Я помню всё, что делал, когда таскал его на себе. Я бы не знал, что я делаю, если бы он в меня вселился, верно? Джинни говорила мне, у неё бывало так, что она временами ничего не помнила.
— Ну-у-у, — сказала Эрмиона, разглядывая тяжёлый медальон. — Может, нам не следует его носить. Мы можем просто хранить его в палатке.
— Нам нельзя оставлять Разделённую Суть валяться где попало, — отчеканил Гарри. — Если мы её потеряем, или её украдут…
— Ой, хорошо, хорошо, — Эрмиона застегнула цепочку на свое шее и затолкала медальон с глаз долой себе под блузку. — Но мы будем носить её по очереди, так что ни у кого она не будет долго.
— Классно, — сказал Рон без всякого интереса. — А раз мы с этим разобрались, не будете ли вы добры раздобыть нам поесть?
— Прекрасно, но нам придётся отправиться за этим куда-нибудь ещё, — ответила Эрмиона, искоса взглянув на Гарри. — Это не дело — оставаться там, где, как мы знаем, кругом дементоры шастают.
Кончилось тем, что они расположились на ночлег в отдалённом поле у одинокой фермы, с которой они ухитрились стянуть яйца и хлеб.
— Но это же не воровство, правда? — спросила Эрмиона с тревогой в голосе, когда они устраивали бутерброды из яичницы и жареного хлеба. — Ведь я же подложила деньги под несушку?
Рон закатил глаза и проговорил набитым ртом: — Эр'м'на'а, 'е 'ери в 'олову, 'аслабся.
И конечно, расслабиться стало гораздо легче, теперь, когда они наелись в полное удовольствие. Вопрос о дементорах был забыт за вечерними шутками, и у Гарри было легко на душе, он думал о будущём без страха, когда заявил, что из них троих он в эту ночь будет дежурить первым.
Это было их первое столкновение с тем фактом, что полный желудок означает хорошее настроение, а пустой — уныние и перебранку. Гарри меньше всего удивлялся этому, ведь у Десли ему не раз приходилось сидеть голодным. Эрмиона вполне удовлетворительно выдерживала ночи, когда им доставались только ягоды или чёрствые бисквиты, разве что становилась чуть раздражительнее, и молчала суровее. А вот Рон, привыкший к обязательным трём вкусным трапезам в день, стараниями своей матери или Хогвартсовских домовых эльфов, от голода становился сразу и упрямым, и вспыльчивым. И когда нехватка еды совпадала с его очередью носить Разделённую Суть, он становился попросту неприятным.
— Ну и где следующая? — повторял он по каждому поводу. Сам он, похоже, не имел об этом никаких идей, и ждал, что Гарри и Эрмиона придут с готовыми планами, пока он сидит и переживает из-за нехватки еды. Соответственно Гарри и Эрмиона проводили бесплодные часы, пытаясь сообразить, где могли бы быть прочие Разделённые сути, и как уничтожить ту единственную, что они уже раздобыли; а как новых сведений у них не было, они всё чаще и чаще повторялись.
Поскольку Дамблдор сказал Гарри, что он уверен: Волдеморт спрятал свои Сути в местах, которые для него много значили, то они раз за разом перечисляли — получалось похожим на тоскливую молитву — все известные им места, в которых Волдеморт жил или которые посещал. Сиротский приют, где он родился и рос; Хогвартс, где он учился; магазин Борджина и Бёркса, где он работал, окончив школу; наконец, Албания, где он провёл годы своего падения. Вокруг этого и вертелись их рассуждения.
— Ага, давайте мотнём в Албанию. Страну обшмонать — от обеда до ужина времени вот так хватит! — саркастически заявил Рон.
— Там ничего быть не может. Он уже соорудил шесть Сутей до того, как потерял силу, и Дамблдор был уверен, что шестая Суть — змея, — сказала Эрмиона. — И мы знаем, что змея — не в Албании, она обычно при Вол…
— Я ж просил так не говорить!
— Ладно! Змея обычно при Сам-Знаешь-Ком — доволен?
— Нет чтобы очень.
— И я не верю, чтобы он прятал что у Борджина и Бёркса, — сказал Гарри, который обосновывал это уже много раз, но повторил, просто чтобы нарушить неприятную тишину. — Борджин и Бёркс — эксперты в Тёмных вещах, они бы распознали Разделённую Суть мигом и без ошибки.
Рон демонстративно зевнул. Подавив сильнейшее желание чем-нибудь в него запустить, Гарри пошёл дальше гнуть своё: — Я по-прежнему уверен, что он мог спрятать что-то в Хогвартсе.
Эрмиона вздохнула.
— Но Дамблдор уж точно бы там её нашёл, Гарри!
Гарри повторил аргумент, которым он всегда подтверждал свою теорию:
— Дамблдор же сказал, вот прямо передо мной, что он никогда не считал, что знает все секреты Хогвартса. И я говорю вам, что если и есть место, которое для Вол…
— Ой!
— Для САМ-ЗНАЕШЬ-КОГО, вот тебе! — заорал Гарри, не в состоянии больше сдерживаться. — Если и есть место, по-настоящему дорогое для Сам-Знаешь-Кого, так это Хогвартс!
— Ой, даёшь, — скривился Рон. — Школа?