Вторым столь же доверчивым другом дома была Батильда Багшот, прославившаяся как историк магии; она проживала в Годриковой Лощине уже много лет. Конечно, когда Батильда первая попробовала поздравить семью с новосельем, Кендра дала ей от ворот поворот. Однако, несколько лет спустя, Батильда, будучи приятно поражена статьей Альбуса о межвидовых Преобразованиях в Трансфигурации сегодня, прислала ему в Хогвартс сову. Этот начальный контакт привёл к знакомству со всей семьей Дамблдоров. Ко времени смерти Кендры, Батильда была в Годриковой Лощине единственной особой, с которой мать Дамблдора разговаривала.
К сожалению, блеск ума, который Батильда являла ранее в своей жизни, теперь померк. «Огонь горит, но котёл уже пуст», как представил это мне Ивор Диллонсби, или, как немного приземлённее выразилась Энид Смик, «белка умнее пукнет, чем она слово скажет». Однако, набор испытанных в деле репортёрских приёмов позволил мне намыть достаточно самородков надёжных сведений, чтобы связать воедино всю скандальную историю.
Как и весь волшебный мир, Батильда винит в безвременной смерти Кендры срикошетившее заклятие — история, которую Альбус и Аберфорт повторяли все последующие годы. Батильда также не сходит с семейной дорожки насчёт Арианы, называя ее «слабенькой» и «нежной». Но в одном Батильда вполне оправдала те надежды, которые я возлагала на Сыворотку Правды, поскольку она, и только она, знает полную историю самой глубоко зарытой тайны Альбуса Дамблдора. Ныне, впервые явленная свету, эта тайна подвергает сомнению всё, во что верили почитатели Дамблдора: его предположительную ненависть к Тёмным искусствам, его неприятие притеснения магглов, даже его преданность собственной семье.
В то самое лето, когда Дамблдор, теперь сирота и глава семьи, направлялся домой в Годрикову Лощину, Батильда Багшот согласилась приютить у себя дома своего внучатого племянника, Геллерта Гринделвальда.
Имя Гринделвальда знаменито по праву: он не возглавил список Самых Опасных Тёмных Волшебников Всех Времён лишь потому, что спустя поколение этот титул похитил Вам-Известно-Кто. Однако, поскольку Гринделвальд никогда не распространял свою кампанию террора на Британию, детали его подъема к власти здесь не широко известны.
Обучаясь в Дурмштранге, школе, известной уже тогда за её несчастливую терпимость к Тёмным искусствам, Гринделвальд показал себя столь же одарённым не по летам, как и Дамблдор. Но вместо того, чтобы направить свои способности на достижение наград и признания, Геллерт Гринделвальд посвятил себя иным целям. Когда ему было шестнадцать лет, даже в Дурмштранге уже не могли закрывать глаза на нездоровые эксперименты Геллерта Гринделвальда, и он был исключён из школы.
До сих пор всё, что было известно о последующих действиях Гринделвальда, это что он «несколько месяцев путешествовал». Но теперь можно рассказать, что Гринделвальд решил посетить свою двоюродную бабушку в Годриковой Лощине, и что там, хотя для многих эта новость прозвучит как гром среди ясного неба, он завёл тесную дружбу ни с кем иным, как с Альбусом Дамблдором.
«Он казался мне тогда очаровательным мальчиком», кудахчет Батильда, «кем бы он ни стал позже. Конечно, я представила его бедному Альбусу, который скучал без компании ребят своего возраста. Мальчики сразу нашли общий язык».
Конечно, так оно и было. Батильда показала мне хранящееся у неё письмо, которое Альбус Дамблдор однажды послал Геллерту Гринделвальду посреди ночи.
«И правда, даже после того, как они весь день проводили в разговорах — оба такие способные мальчики, просто котёл кипящий — порой я слышала, как в окно спальни Геллерта стучит сова, с письмом от Альбуса! Значит, его посетила внезапная идея, и он тут же делился ей с Геллертом!»
И что же это были за идеи? Хотя поклонники Альбуса Дамблдора найдут их глубоко шокирующими, вот мысли их семнадцатилетнего героя, как он излагал их своему новому лучшему другу (Факсимиле оригинального письма можно посмотреть на странице 463):
Геллерт,
Твоя мысль о том, что власть волшебников будет ВО БЛАГО САМИМ ЖЕ МАГГЛАМ — это, по-моему, главная мысль. Да, нам дана сила, и, да, эта сила даёт нам право властвовать, но она возлагает на нас и ответственность за тех, кем мы управляем. Вот на что мы должны напирать, это будет краеугольным камнем всего нашего здания. Там, где мы встретим отпор, а что мы его встретим, сомнений нет, вот на чём мы должны основывать наши контраргументы: Мы должны взять власть в руки РАДИ БОЛЬШЕГО БЛАГА. И вот из этого последует, что когда мы встречаем сопротивление, мы должны подавить его силой, для этого необходимой — но не более. (В этом заключалась твоя ошибка в Дурмштранге! Но я не жалуюсь, потому что если бы тебя не исключили, мы бы никогда не встретились).
Альбус
Многочисленные поклонники Альбуса будут поражены и потрясены, но это письмо отвергает Статут Секретности и провозглашает власть волшебников над магглами. Какой удар для тех, кто всегда рисовал Дамблдора величайшим защитником магглорождённых! Какими пустыми кажутся все эти речи об утверждении прав магглов в свете новых ужасных доказательств! Каким мерзким предстает Альбус Дамблдор, занятый планами о подъёме к власти в то время, когда он должен был бы оплакивать свою мать и заботиться о своей сестре!
Без сомнения те, кто вознамерился сохранить Дамблдора на его рассыпающемся пьедестале, будут блеять, что он ведь, в конце-то концов, не претворил свои планы в действия, что он претерпел душевный перелом, образумился. Однако правда представляется более шокирующей.
Через неполных два месяца с начала своей великой дружбы Дамблдор и Гринделвальд расстались, и никогда более не виделись, пока не встретились на своей легендарной дуэли (подробности смотрите в главе 22-ой). Что послужило причиной их резкого разрыва? Действительно ли Дамблдор образумился? Сказал ли он Гринделвальду, что больше не разделяет его планы? Увы, нет.
«Смерть бедняжки Арианы — в этим, по-моему, дело”, говорит Батильда. «Она стала для них ужасным потрясением. Геллерт был в у них доме, когда это произошло, и когда он вернулся ко мне, его просто колотило; он твердил мне, что хочет отправиться домой хоть завтра. Страшно был подавлен, знаете ли. Поэтому я организовала Портключ, и больше я никогда его не видела.
Альбус после смерти Арианы был сам не свой. Это была так ужасно для братьев — они потеряли всех, остались лишь они двое. Не удивительно, что чувства были на пределе. Что Аберфорт винил Альбуса, так эти люди часто делают, в таких ужасных обстоятельствах. Но Аберфорт всегда был немного не в себе, бедный мальчик. Но, всё-таки, сломать нос Альбусу прямо на похоронах — это уже за рамками приличий. Кендра была бы убита, если б увидела, как её сыновья дерутся над телом её дочери. Просто позор, что Геллерт не мог остаться на похороны… Он был бы поддержкой Альбусу…»
Эта ужасная свара прямо над гробом, известная лишь тем немногим, кто был приглашён на похороны Арианы Дамблдор, ставит перед нами несколько вопросов. Почему именно Аберфорт Дамблдор обвинил Альбуса в смерти сестры? Было ли это, как полагает «Батти», просто выплеском горя? Не могли ли быть у его ярости какие-то особенные причины? Гринделвальд, исключенный из Дурмштранга за опасные для жизни нападения на сотоварищей по учёбе, бежал из страны через считанные часы после смерти девушки, и Альбус (от стыда или из страха?) никогда больше не виделся с ним, пока просьбы всего волшебного мира не принудили его к встрече.
Ни Дамблдор, ни Гринделвальд, похоже, за всю свою жизнь ни разу не упоминали об этой короткой мальчишеской дружбе. Однако, не может быть никаких сомнений, что Дамблдор медлил пять лет (пять лет бедствий, несчастных случаев, исчезновений), прежде чем пойти походом на Геллерта Гринделвальда. Что заставило Дамблдора колебаться — продолжавшаяся привязанность, или страх, что может всплыть их былая верная дружба? Или дело лишь в том, что ему было не в радость идти на бой с тем, кого он когда-то был так рад встретить?
А как умерла загадочная Ариана? Быть может, она стала случайной жертвой какого-то Тёмного действа? Быть может, она нечаянно помешала чему-то, чему не должна была — когда двое молодых людей упражнялись в своих трудах по достижению славы и власти? Не могло ли быть так, что Ариана Дамблдор стала первой жертвой, умершей «ради большего блага»?
На этом закончилась глава, и Гарри оторвал вгляд от книги. Эрмиона дочитала до конца раньше него. Встревоженная выражением лица Гарри, она выхватила книгу у него из рук, и закрыла её не глядя, словно убирая что-то неприличное.
— Гарри…
Но он покачал головой. Какая-то внутренняя уверенность сломалась в нём, точно так же он чувствовал себя после ухода Рона. Он полагался на Дамблдора, считал его воплощением доброты и мудрости. И всё это сгорело дотла. Что ещё ему осталось утратить? Рон, Дамблдор, волшебная палочка с пером феникса…
— Гарри. — Казалось, Эрмиона слышит его мысли. — Послушай меня. Это… это не самое приятное чтение…”
— Ага, можно и так сказать…
— …но не забывай, Гарри, что это писанина Риты Москиты.
— Ты это письмо к Гринделвальду прочитала?
— Да, я… я прочитала. — Она помедлила, с расстроенным видом, сжимая чашку с чаем в холодных руках. — По-моему, это хуже всего. Понимаю, Батильда считала это всё просто разговорами, но это «Ради большего блага» стало девизом Гринделвальда, он оправдывал этим все злодеяния, которые совершил позже. И… из этого письма… похоже, что идею подсказал ему Дамблдор. Говорят, что «Ради Большего Блага» было даже вырезано над входом в Нурменгард.
— Что это — Нурменгард?
— Тюрьма, которую построил Гринделвальд, держать там своих противников. Он сам в ней кончил, когда Дамблдор схватил его. Но всё-таки, это… это ужасно думать, что идеи Дамблдора помогли Гринделвальду подняться к власти. Но с другой стороны, даже Рита не может притворяться, что они знали друг друга дольше, чем несколько летних месяцев, когда они были очень молоды, и…”