Экивокеры.
— Прошу прощения, — сказал Ксенофилиус и поспешил к машине; на ходу он выдернул грязную скатерть из-под необъятной кучи книг и бумаг (всё грохнулось на пол), и набросил её на свою технику, немножко приглушив грохот и лязг. Потом он повернулся к Гарри.
— Зачем вы сюда пришли? — Но не успел Гарри ответить, как Эрмиона негромко вскрикнула.
— Мистер Лавгуд — что это?
Она показывала на огромный, серый, закрученный винтом рог, не похожий на рог единорога; он был пристроен на стену, и на несколько футов выдавался в комнату.
— Это рог Складкорогого Стеклопа, — объявил Ксенофилиус.
— Ничего подобного! — сказала Эрмиона.
— Эрмиона, — смущённо пробормотал Гарри, — сейчас не время…
— Но, Гарри, это же рог громамонта! Он же из Класса Б разрешённых к продаже товаров, и держать его дома чрезвычайно опасно!
— Откуда ты знаешь, что это рог громамонта?[5] — спросил Рон, побыстрее отступив от рога как можно дальше, насколько это позволяли завалы хлама в комнате.
— Он описан в Волшебных тварях, и где их искать! Мистер Лавгуд, вам нужно немедленно от него избавиться, вы что, не знаете, что он может взорваться от малейшего прикосновения?
— Складкорогий Стеклоп, — раздельно произнёс Ксенофилиус, с выражением ослиного упрямства, — это робкое существо, в высшей степени магическое, и его рог…
— Мистер Лавгуд, я узнала желобки у его основания, это рог громамонта, и он невообразимо опасен… я не знаю, где вы его взяли…
— Я его купил, — назидательно объявил Ксенофилиус. — Две недели назад, у очаровательного молодого волшебника, которому известен мой интерес к прелестным Стеклопам. Сюрприз на Рождество моей Луне. А теперь, — он повернулся к Гарри, — за чем именно вы пришли сюда, мистер Поттер?
— Нам нужна помощь, — сказал Гарри, прежде чем Эрмиона могла продолжить спор.
— А…, - сказал Ксенофилиус. — Помощь, хм-м.
Его нормальный глаз снова вернулся к шраму. Он казался одновременно перепуганным и зачарованным.
— Да. Дело в том, что… помогать Гарри Поттеру… довольно опасно…
— А разве не вы всё время твердите, что помогать Гарри Поттеру — первейший долг каждого? — сказал Рон. — В этом вашем журнале?
Ксенофилиус мельком глянул на печатный станок, продолжавший бухать и лязгать под скрывающей его скатертью.
— Э… да, я выражал эту точку зрения. Однако…
— Она касается всех остальных, кроме вас лично? — спросил Рон.
Ксенофилиус не ответил. Он сглатывал, его глаза метались между ними тремя. У Гарри было впечатление, что в нём идёт мучительная внутренняя борьба.
— Где Луна? — спросила Эрмиона. — Давайте узнаем, что она думает.
Ксенофилиус сглотнул особенно громко. Казалось, он собирается с силами. Наконец он заговорил дрожащим голосом, едва различимым за шумом печатного станка: — Луна ушла вниз по ручью, удить пресноводных плимпов. Она… она будет рада вас видеть. Я пойду позову её, и тогда… да, хорошо, я попытаюсь помочь вам.
Он исчез вниз по винтовой лестнице, и было слышно, как открылась и закрылась входная дверь. Все трое переглянулись.
— Трусливая старая бородавка, — сказал Рон. — У Луны в десять раз больше мужества.
— Наверно, он беспокоится, что случится, если Пожиратели Смерти узнают, что я был тут, — сказал Гарри.
— Знаешь, я согласна с Роном, — сказала Эрмиона. — Старый жуткий лицемер, твердит всем, чтобы тебе помогали, а сам пытается от этого свинтить. И ради всего святого, держитесь подальше от этого рога.
Гарри перешёл через комнату к дальнему окну. Ему был виден ручей, тонкая поблёскивающая лента далеко внизу, у подножия холма. Они были очень высоко: птица, трепеща крыльями, пролетела мимо окна, пока Гарри смотрел туда, где, невидимая сейчас за второй грядой холмов, была Нора. Где-то там была Джинни. После свадьбы Билла и Флёр они в первый раз были так близко друг от друга, но ей и в голову не могло прийти, что он сейчас смотрит в её сторону, думает о ней. Гарри рассудил, что должен этому радоваться: каждый, кто с ним связывается, будет в опасности, Ксенофилиус тому пример.
Он отвернулся от окна, и его взгляд упал на ещё один диковинный предмет в этой комнате, стоящий на поцарапанном, кривом шкафу: каменный бюст красивой, но суровой на вид колдуньи в самом невообразимом головном уборе. Что-то вроде двух слуховых рожков изгибались по бокам её головы; пара голубых крылышек, крошечных и блестящих, была приколота к кожаному ремешку, проходящему через макушку, а ко второму ремешку, через лоб, была приделана оранжевая редиска.
— Только посмотрите, — сказал Гарри.
— Впечатляет, — заметил Рон. — И почему он не надел это на свадьбу?
Они услышали, как хлопнула входная дверь, и через мгновение Ксенофилиус взобрался по винтовой лестнице в комнату. Его тощие ноги были теперь засунуты в резиновые сапоги, а сам он держал поднос с разномастными чайными чашками и чайником, из которого шёл пар.
— А, вы заметили моё любимое детище, — сказал он, всучивая поднос в руки Эрмионе и присоединяясь к Гарри, стоящему перед бюстом.
— Собрано на подобающем ему месте, на голове прекрасной Ровены Рэйвенкло. Ум и талант — совершеннейший бриллиант!
Он показал на штуки вроде слуховых рожков:
— Это Быстроломные насосы — выкачивают все источники помехи из того, что окружает мыслителя. Это, — он показал на крылышки, — возвышающий пропеллер, вызывает взлёт духа. Наконец, — показал на оранжевую редиску, — слива-самолёт, повышает способность воспринимать необычайное.
Ксенофилиус перешёл к подносу, который Эрмиона сумела осторожно пристроить на один из заваленных хламом столов.
— Могу я предложить вам настойку Корешков Гурди? — спросил он. — Самодельная. — Разливая напиток, тёмно-пурпурный, словно свекольный сок, он добавил: — Луна ушла за Нижний Мост, она в восторге, что вы тут. Она скоро будет, она наловила Плимпов достаточно нам всем на уху. Присаживайтесь, сахар кладите сами.
— А теперь, — он снял шаткую стопку бумаг с кресла и уселся, скрестив ноги в высоких сапогах, — чем я могу быть вам полезен, мистер Поттер?
— Ну, — сказал Гарри и мельком глянул на Эрмиону, которая энергично ему кивала, — это насчёт эмблемы, которую вы, мистер Лавгуд, носили на шее, на свадьбе Билла и Флёр. Мы гадаем, что она значит.
Ксенофилиус поднял брови:
— Вы имеете в виду знак Даров Смерти?
Глава двадцать первая Повесть о Трёх Братьях
Гарри обернулся, взглянуть на Рона и Эрмиону. Никто из них, похоже, не понял, о чём это говорит Ксенофилиус.
— Дары Смерти?
— Именно так, — сказал Ксенофилиус. — Вы о них не слыхали? Я не удивлён, очень, очень мало волшебников в них верят. Тому подтверждение — тот долбанутый молодой человек на свадьбе вашего брата, — он кивнул Рону, — что налетел на меня за то, что я, дескать, балуюсь с символом широко известного Тёмного мага! Вот такое невежество. Никто, кроме подобных типов от сохи, не сыщет ничего Тёмного в Дарах. Человек надевает это символ, просто чтобы явить себя другим верящим, в надежде, что они помогут ему в его Поиске.
Он размешал несколько больших кусков сахара в настойке Гурди, и немножко отпил.
— Извините, — сказал Гарри, — я по-прежнему ничего не понимаю.
Чтобы быть вежливым, он тоже отпил глоток из своей чашки: жуткий обман! Варево было исключительно мерзкое, словно кто-то растворил Бобы на Любой Вкус, те, которые со вкусом соплей.
— Ну, видите ли, верящие ищут Дары Смерти, — сказал Ксенофилиус, облизывая губы; он явно ценил гурдиевую настойку.
— Но что они такое, Дары Смерти? — спросила Эрмиона.
Ксенофилиус отставил пустую чашку.
— Я полагаю, вам хорошо знакома «Повесть о Трёх Братьях»?
Гарри сказал «нет», но Рон и Эрмиона хором ответили «да». Ксенофилиус величаво кивнул.
— Ну, хорошо, мистер Поттер, всё начинается с «Повести о Трёх Братьях"… Где-то тут у меня было…
Он окинул взглядом комнату, кучи пергаментов и книг, но Эрмиона заявила: — У меня есть книга, мистер Лавгуд, прямо здесь.
И она вытащила из своей маленькой бисерной сумочки Сказания Бидла, Барда.
— Оригинал? — отрывисто осведомился Ксенофилиус, и когда Эрмиона кивнула, сказал: — Ну, тогда почему бы вам не прочитать её вслух? Не будет лучше способа убедиться, что мы все всё поняли.
— Э… хорошо, — немножко нервно сказала Эрмиона и раскрыла книгу. Она тихо откашлялась и начала читать, и Гарри увидел знак, о котором они разузнавали, наверху страницы.
— Однажды по пустынной, извилистой дороге брели в сумерках трое братьев…
— Наша мама всегда говорила, что в полночь, — заявил Рон; он слушал, откинувшись на стуле, вытянув ноги и заложив руки за голову. Эрмиона метнула на него раздражённый взгляд.
— Прости, мне просто кажется, что в полночь пострашней будет, — объяснил Рон.
— Ага, а то нам в жизни как раз страха не хватает, — сказал Гарри, прежде чем успел себя остановить. Ксенофилиус, похоже, не обратил на них внимания, но пристально смотрел через окно на небо. — Эрмиона, давай дальше.
— В свой час братья добрались до реки, слишком глубокой, чтобы перейти её вброд, и слишком опасной, чтобы переплыть её. Однако братья эти были искушены в магических искусствах, и они просто взмахнули своими палочками, и над предательскими водами явился мост. Братья прошли уже половину его, когда обнаружили, что путь им преграждает фигура под капюшоном.
И услышали они речь Смерти…
— Прости, — перебил Гарри. — Речь кого? Смерти?
— Гарри, это ж сказка!
— Ну да, извини. Продолжай.
— И услышали они речь Смерти. Смерть была зла, потому что её обманом лишили трёх жертв, ибо путники обычно тонули в реке. Но Смерть была хитроумна. Она притворилась, что восхищена магией трёх братьев, и сказала, что каждый из них заслуживает награды за то, что своим умом сумел её, Смерти, избежать.