Внизу с треском открылась входная дверь.
— Я ж говорил тебе, Трэверс, что нам нечего торопиться, — сказал грубый голос. — Я ж говорил тебе, что просто у этого шизика опять мозги понесло! — Звонкий удар, и Ксенофилиус застонал от боли.
— Нет… нет… наверху… Поттер!
— Я тебе, Лавгуд, на той неделе сказал, что мы не собираемся мотаться сюда ни за чем, кроме надёжных сведений! Забыл, что было неделю назад? Когда ты хотел выменять свою дочку на эту дурацкую шапку, чтоб ей? А за неделю до этого… — снова удар, снова стон…
— Когда ты решил, будто мы отдадим её тебе, если ты докажешь, что они существуют, эти — удар — Складкорогие — удар — Стеклопы?
— Нет… нет… умоляю! — всхлипывал Ксенофилиус. — Там в самом деле Поттер! В самом деле!
— А сейчас так выходит, что ты позвал нас затем, чтобы попытаться подорвать! — взревел Пожиратель Смерти, и последовала целая серия ударов, перемежающихся воплями боли.
— Селвин, эта дыра выглядит так, словно вот-вот обвалится, — второй голос, спокойный и весомый, донёсся по заваленной лестнице. — Подъём совершенно завален. Стоит пробовать расчистить? Как бы всё не поехало.
— Ты лживый кусок дерьма! — заорал тот волшебник, который Селвин. — Ты в жизни Поттера не видал, сознавайся! Решил, небось, заманить нас сюда и угробить? Небось, думал, что так девчонку вернёшь?
— Клянусь… клянусь… Поттер наверху!
— Хоменум ревелио, — произнёс голос внизу лестницы. Гарри услышал, как Эрмиона судорожно вздохнула, а у самого его было странное чувство, словно что-то наваливается на него, расплющивая его тело в тень.
— Там, наверху, точно кто-то есть, Селвин, — резко сказал второй голос.
— Это Поттер, говорю вам, это Поттер! — всхлипывал Ксенофилиус. — Пожалуйста… пожалуйста… отдайте Луну, просто верните мне Луну…
— Ты получишь свою девчонку, Лавгуд, — сказал Селвин, — если подымешься по этой лестнице и принесёшь мне Гарри Поттера. Но если это заговор, если это ловушка, если там ждут в засаде твои сообщники, то мы ещё подумаем, стоит ли отдавать тебе кусок дочурки, для похорон.
Ксенофилиус взвыл от страха и отчаяния. Послышался шорох и царапанье — Ксенофилиус пытался пробраться сквозь завал на лестнице.
— Пошли, — прошептал Гарри, — нам надо отсюда выбираться.
Он начал откапывать себя, под прикрытием шума, с которым карабкался по лестнице Ксенофилиус. Рона засыпало больше всех. Гарри и Эрмиона пробрались, так беззвучно, как только смогли среди всего этого разгрома, туда, где он лежал, пытаясь спихнуть с ног тяжёлую тумбочку. Пока Ксенофилиус стучал и царапал всё ближе и ближе, Эрмиона сумела освободить Рона Парящими чарами.
— Отлично, — чуть слышно прошептала она; сломанный печатный станок, загораживающий выход с лестницы, задрожал — Ксенофилиус был совсем рядом. Эрмиона была по-прежнему белая от пыли.
— Готов на меня положиться, Гарри? — прошептала она.
Гарри кивнул.
— Тогда порядок. Давай мне Плащ-невидимку. Рон, ты его наденешь.
— Я? Но Гарри…
— Пожалуйста, Рон! Гарри, крепко держи меня за руку. Рон, возьми меня за плечо.
Гарри протянул свою левую руку. Рон исчез под Плащом. Печатный станок дрожал — Ксенофилиус пытался сдвинуть его Парящими чарами. Гарри не понимал, чего Эрмиона ждёт.
— Держитесь крепко, — шептала она, — крепко… в любой момент…
Белое как бумага лицо Ксенофилиуса появилось над краем люка.
Эрмиона направила палочку сперва ему в лицо: — Обливиате! — потом на пол у них под ногами: — Депримо!
В полу гостиной разверзлась дыра. Они упали в неё, как камни. Кто-то под ними закричал; Гарри, изо всех сил державшийся за руку Эрмионы, мельком увидел, как двое мужчин пытаются укрыться от дождя щебня и ломаной мебели, сыплющегося на них с разгромленного потолка. Эрмиона крутнулась прямо в воздухе, и грохот разрушающегося дома звенел в ушах Гарри, когда она опять потащила его во тьму.
Глава двадцать вторая Дары Смерти
Задыхаясь, Гарри упал на траву и тут же поднялся на ноги. В сумерках он увидел, что они оказались на краю поля; Эрмиона уже обегала их по кругу, взмахивая палочкой.
— Протего Тоталум, Сальвио Хексия…[7]
— Паршивый старый предатель, — пропыхтел Рон, появившись из-под Плаща-невидимки и бросив его Гарри. — Эрмиона, ты гений, ну полный гений, просто не верится, что мы оттуда выбрались.
— Каве Инимикум[8] … А всё-таки это был рог громамонта,[9] говорила же я ему. А теперь ему весь дом разнесло!
— По заслугам, — сказал Рон, изучая свои рваные джинсы и ссадины на ногах. — Как ты полагаешь, что они с ним сделают?
— Ой, надеясь, его не убьют! — простонала Эрмиона. — Вот поэтому я и хотела, чтобы Пожиратели Смерти заметили Гарри, прежде чем мы удерём, чтобы они знали, что Ксенофилиус не лгал!
— А меня зачем спрятала? — спросил Рон.
— Так считается же, Рон, что ты лежишь с текучим лишаём! Луну забрали из-за того, что её отец поддерживал Гарри! Что будет с твоей семьёй, если узнают, что ты с ним?
— А как же твои мама с папой?
— Они в Астралии, — ответила Эрмиона. — С ними всё будет в порядке. Они ни о чём не знают.
— Ты гений, — повторил Рон с благоговейным видом.
— Ага, Эрмиона, точно, — пылко согласился Гарри. — Я не знаю, что бы мы без тебя делали.
Эрмиона расцвела, но тут же стала серьёзной.
— Как там Луна?
— Ну, если эти говорили правду, и она жива… — начал Рон.
— Не говори так, не говори! — взвизгнула Эрмиона. — Она должна быть живой, должна!
— Тогда она, я полагаю, в Азкабане, — сказал Рон. — Выживет ли она там… Сколько не выжило…
— Она выживет, — сказал Гарри. Представить противоположное ему было невыносимо. — Она сильная, Луна, много сильнее, чем кажется. Небось, она сейчас читает тамошним сидельцам лекции о Быстроломах и Въедлах.
— Надеюсь, ты прав, — Эрмиона провела рукой по глазам. — Мне было бы очень жаль Ксенофилиуса…
— …если бы он только что не попытался продать нас Пожирателям Смерти, — сказал Рон.
Они поставили палатку и укрылись в ней; Рон приготовил чай. После того, как они еле спаслись, это холодное старое сооружение казалось им домом, безопасным, знакомым и дружелюбным.
— Ох, и зачем мы туда сунулись? — простонала Эрмиона после нескольких минут молчания. — Гарри, ты был прав, это опять как в Годриковой Лощине, зряшная потеря времени! Дары Смерти… чушь какая… хотя, если подумать, — похоже, её посетила внезапная мысль, — он же мог всё просто выдумать, разве нет? Наверное, он вовсе в эти Смертные Дары не верит, а просто хотел задержать нас разговором, пока Пожиратели не явятся!
— Я так не думаю, — сказал Рон. — Выдумывать всякое такое, когда ты в напряжёнке, в ужас сколько раз труднее, чем тебе кажется. Я это открыл, когда меня сцапали Ловилы. Притворяться Стэном, о котором я чуточку знаю, было много проще, чем изобретать заново целую персону. Когда старый Лавгуд пытался сделать так, чтобы мы наверняка сидели у него, на него знаешь сколько давило. Я думаю, он говорил нам правду, или то, что он считает правдой, только чтобы задержать нас разговором.
— Ну, по-моему, это всё не важно, — вздохнула Эрмиона. — Даже если он говорил искренне, я такой кучи чепухи в жизни не слышала.
— Ой, не скажи, — заметил Рон. — Потаённая Комната, вроде, тоже считалась мифом?
— Но Дары Смерти не могут существовать, Рон!
— Ты это всё время твердишь, но один-то Дар существует. Гаррин Плащ-невидимка…
— Повесть о Трёх Братьях — сказка, — твёрдо сказала Эрмиона. — Сказка о том, как люди боятся смерти. Если бы бороться за жизнь было так просто, спрятался под Плащ, и всё, у нас бы уже было всё, что надо!
— Не знаю. Непобедимая палочка пригодилась бы, — сказал Гарри, крутя в пальцах такую нелюбимую терновую палочку.
— Гарри, нету такой штуки!
— Ты говорила, была прорва палочек… Пагубная, или как там их называли…
— Ладно, если хочешь поиграть, считай, что Бузинная палочка существует, но как насчёт Воскрешающего Камня? — говоря это название, Эрмиона пальцами изобразила в воздухе кавычки, её голос истекал сарказмом. — Никакая магия не может поднять мёртвого, и всё тут!
— Когда моя палочка связалась с палочкой Сама-Знаешь-Кого, она заставила появиться моих маму и папу… и Седрика…
— Но они же не по-настоящему восстали из мёртвых, так ведь? — сказала Эрмиона. — Сделать такое… такое бледное подобие, это не то же самое, что вернуть кого-то к жизни.
— Но она, та девушка из сказки, тоже ведь не по-настоящему вернулась? Там сказано, что умершие принадлежат миру мёртвых. Но ведь второй брат мог её видеть, и говорить с ней, так? Он даже жил с ней какое-то время…
На лице Эрмионы Гарри увидел беспокойство и ещё что-то, что не просто было определить. Затем, когда она взглянула на Рона, Гарри понял, что это страх: он напугал её своим разговором о жизни с мертвецами.
— А этот мужик, Певерелл, который похоронен в Годриковой Лощине, — сказал он поспешно, пытаясь, чтобы его голос звучал пообыденнее, — ты о нём ничего не знаешь?
— Нет, — ответила Эрмиона, с видимым облегчением от перемены темы. — Я выясняла о нём, после того, как увидела знак на могиле; если бы он был хоть как-то знаменит, или там сделал что важное, о нём было бы в какой-то из наших книг. Но единственное, где я встретила имя «Певерелл», это в Благородстве в крови: Волшебные генеалогии. Я у Кричера одолжила, — объяснила она, заметив, как у Рона поднялись брови. — Там список чистокровных родов, угасших в мужской линии. И вот Певереллы — среди первых исчезнувших семейств.
— Угасших в мужской линии? — повторил Рон.
— Это значит, что фамилия пропала, — объяснила Эрмиона, — в случае с Певереллами — много веков назад. У них и сейчас могут быть потомки, только их зовут по-другому.