— Ага, но мы могли бы свинтить, прежде чем он врубится…
Эрмиона наградила его таким взглядом, что он сразу сник.
— Это, — спокойно сказала она, — неприемлемо. Просить о помощи, а потом забыть-наплевать? И ты ещё удивляешься, Рон, почему гоблины не любят волшебников?
У Рона покраснели уши.
— Хорошо, хорошо! Но мне больше ничего было не придумать! А вы что предложите?
— Мы должны посулить ему что-то другое, что-то такое же ценное.
— Изумительно. Я сейчас сбегаю за каким-нибудь из наших старинных мечей гоблинской работы, а ты приготовь для него обёртку с бантиком.
Снова упало молчание. Гарри был уверен, что гоблин не примет ничего, кроме меча, даже будь у них, предложи они ему, что-нибудь столь же ценное. Но меч был их единственным, незаменимым оружием против Разделённых Сутей.
Гарри закрыл глаза и какое-то время слушал шум моря. Мысль о том, что Гриффиндор мог украсть меч, была ему неприятна, он всегда гордился тем, что он гриффиндорец; Гриффиндор был защитником магглорождённых, волшебником, во всём отличном от любителя чистой крови, Слитерина…
— Может, он врёт, — сказал Гарри, открыв глаза. — Грифук. Может, Гриффиндор не воровал меча. Почём мы знаем, что гоблинская версия истории — правильная?
— А что это меняет? — спросила Эрмиона.
— Отношение моё ко всему этому меняет, — сказал Гарри.
Он глубоко вздохнул:
— Мы скажем ему, что он получит меч после того, как поможет нам попасть в это хранилище… но мы постараемся не сказать ему, когда именно он его получит.
По лицу Рона медленно расплылась ухмылка. Эрмиона, однако, казалась встревоженной.
— Гарри, мы не можем…
— Он его получит, — продолжил Гарри, — после того, как мы уничтожим им все Сути. Я прослежу, что тогда он его получит. Я сдержу слово.
— Но на это могут годы уйти, — сказала Эрмиона.
— Я это знаю, но ему это знать незачем. Я ж ему не солгу… в самом-то деле.
Гарри со смесью вызова и стыда встретил взгляд Эрмионы. Ему вспомнились слова, вырезанные над воротами Нурменгарда: РАДИ БОЛЬШЕГО БЛАГА. От оттолкнул от себя эту мысль. Разве у них был выбор?
— Не нравится мне это, — сказала Эрмиона.
— И мне не очень, — признался Гарри.
— Ну, а я считаю, что это гениально, — сказал Рон, вставая. — Пойдём и скажем ему.
Вернувшись в маленькую спальню, Гарри изложил предложение, старательно строя фразы так, чтобы никак не упомянуть точного времени передачи меча. Пока он говорил, Эрмиона хмурилась, глядя в пол; это раздражало Гарри, он боялся, что она сорвёт всё дело. Впрочем, Грифук смотрел только на Гарри.
— Ты даёшь слово, Гарри Поттер, что отдашь мне меч Гриффиндора, если я помогу тебе?
— Да, — сказал Гарри.
— Тогда — руку, — сказал гоблин, протягивая свою.
Гарри взял руку гоблина и пожал её. Он гадал, заметили ли чёрные глаза гоблина какую-нибудь фальшь в его взгляде. Но Грифук отпустил его пальцы, потёр руки и объявил: — Итак, начинаем!
Это было, словно они вновь планировали поход в Министерство. Они устроились для работы в самой маленькой спальне, в которой, согласно желанию Грифука, всегда была полутьма.
— Я только однажды бывал в хранилище Лестрангов, — объяснял им Грифук, — по тому случаю, что мне велели положить туда поддельный меч. Это одна из самых древних пещер. Старейшие волшебные роды держат свои сокровища на самых нижних уровнях, где хранилища самые большие, и лучше всего защищены…
Они часами сидели запершись в похожей на чулан комнате. Дни медленно растягивались в недели. Проблемы вставали одна за другой, и не последней была та, что их запас Многосущного зелья порядком иссяк.
— По-настоящему тут только на одного хватит, — сказала Эрмиона, встряхивая густое, похожее на грязь зелье перед лампой.
— Этого хватит, — ответил Гарри, изучавший нарисованную Грифуком карту глубочайших проходов.
Остальным обитателям Раковины было трудно не заметить, что что-то готовится, раз Гарри, Рон и Эрмиона появляются только за завтраком, обедом и ужином. Никто не задавал вопросов, хотя Гарри не раз, когда они втроём усаживались за стол, чувствовал на себе задумчивый, сосредоточенный взгляд Билла.
Чем больше времени они проводили вместе, тем больше Гарри понимал, что гоблин ему не очень-то симпатичен. Грифук оказался неожиданно кровожадным, ему казалась смешной сама идея, что низшие существа могут чувствовать боль, а возможность того, что при походе в хранилище Лестрангов им потребуется покалечить других волшебников, его, похоже, привлекала. Гарри мог ручаться, что друзья разделяют его неприязнь, но они об этом не говорили. Грифук был им нужен.
Грифук с большой неохотой ел вместе со всеми. Даже когда его ноги зажили, он продолжал требовать, чтобы ему, подобно ещё не оправившемуся Олливандеру, приносили поднос с едой в комнату. Наконец Билл (провожаемый гневной тирадой Флёр) отправился на второй этаж, сказать гоблину, что так дальше дело не пойдёт. После этого Грифук присоединился к ним за столом, где и так было мало места, хотя и отказывался есть то же, что и другие, настаивая на ломтях сырого мяса, корнях и разнообразных грибах.
Гарри чувствовал свою за это ответственность: в конце концов, это он настоял, чтобы гоблин остался в Раковине, так что Гарри смог его расспросить; по его вине Висли всей семьёй пришлось скрываться, и Билл, Фред, Джордж и мистер Висли не могли больше работать.
— Мне очень жаль, — сказал он как-то Флёр, помогая ей ненастным апрельским вечером готовить ужин, — я никак не хотел втянуть вас во всё это.
Флёр как раз запустила в работу несколько ножей, рубить говядину для Грифука и Билла, который, после того, как на него напал Бирюк, предпочитал бифштексы с кровью. Пока ножи орудовали у неё за спиной, Флёр несколько убавила своё раздражение.
- 'Арри, ты спас жизнь моей сестры, я не забыла.
Это было, строго говоря, не совсем правдой, но Гарри решил не напоминать Флёр, что Габриэль никогда не была в настоящей опасности.
— И вообще, — продолжила Флёр, направляя палочку на горшок с соусом, стоящий на плите (соус сразу забулькал), — мистер Олливандер отправляется к Мюриэль этим вечером. Это сделает всё много легче. Гоблин, — упоминая его, она слегка скривилась, — может перейти вниз, и ты, Рон и Дин можете взять эту комнату.
— Нам прекрасно спится в гостиной, — сказал Гарри; он знал, что Грифук сочтёт предложение спать на диване за унижение, а поддерживать Грифука в наилучшем состоянии духа было для них очень важно. — Не беспокойся о нас. — И когда Флёр попыталась возразить, продолжил: — Скоро вы от нас освободитесь, от Рона, Эрмионы и меня. Нам тут больше сидеть нечего.
— Но, что ты имеешь в виду? — спросила Флёр, и посмотрела на него, сдвинув брови; латка, на которую она указывала палочкой, зависла в воздухе. — Конечно вы не должны уходить, вы тут в безопасности!
Она сказала это очень похоже на миссис Висли, и Гарри был рад, что как раз открылась задняя дверь, и вошли Дин и Луна. Их волосы промокли от дождя, а в руках были охапки плавника.
— …и маленькие такие ушки, — говорила Луна, — вроде как у бегемота, папа говорит, только лиловые и волосатые. И если хочешь их позвать, напевай: «тру-ту-ту…» Лучше всего вальс, медленный…
Дин с неловким видом пожал плечами, взглянув на Гарри, и прошёл вслед за Луной в комнату, служившую и гостиной, и столовой, где Рон и Эрмиона накрывали на стол.
Воспользовавшись поводом избежать вопросов Флёр, Гарри схватил два кувшина с тыквенным соком и поспешил за Дином.
— …и если будешь у нас дома, я смогу показать тебе рог. Папа мне про него писал, но я его ещё не видела, потому что Пожиратели Смерти забрали меня с Хогвартс-экспресса, и я так и не попала домой на Рождество, — говорила Луна, пока они с Дином подкладывали дрова в огонь.
— Луна, мы же говорили тебе, — крикнула ей Эрмиона через комнату. — Рог взорвался. И вообще он громамонта, а не складкорогого стеклопа…
— Нет, он точно от складкорога, — безмятежно продолжила Луна. — Мне папа говорил. И он сейчас, наверное, уже восстановился. Они ведь сами себя лечат, знаете.
Эрмиона покрутила головой и продолжила раскладывание вилок, когда появился Билл, помогавший мистеру Олливандеру спуститься по лестнице. Изготовитель палочёк по-прежнему выглядел очень больным, и цеплялся за руку Билла; Билл одной рукой его поддерживал, а в другой нёс большой саквояж.
— Я буду по вас скучать, мистер Олливандер, — сказала Луна, подходя к старику.
— И я по тебе, милая, — сказал Олливандер, и потрепал её по плечу. — Мне не выразить, каким вы мне были утешением в этом жутком месте.
— Итак, au revoir, мистер Олливандер, — Флёр расцеловала его в обе щеки. — Я 'аздумываю, не могли бы вы сделать мне одолжение, доставив посылку тёте Мюриэль? Я ещё не вернула тиару.
— Для меня это честь, — сказал Олливандер с лёгким поклоном. — Это самое малое, чем я могу воздать за ваше великодушное гостеприимство.
Флёр вынула потёртый бархатный футляр, и открыла его перед изготовителем палочек. Под низко висящей лампой тиара мерцала и отбрасывала блики.
— Лунные камни и алмазы, — сказал Грифук; Гарри не заметил, как он проскользнул в комнату. — Полагаю, сделано гоблинами?
— И оплачено волшебниками, — спокойно отметил Билл, и гоблин метнул на него взгляд, одновременно и с вызовом, и украдкой.
Сильный порывистый ветер бил по окнам, когда Билл и Олливандер вышли из дома в ночь. Все прочие устроились, в тесноте, вокруг стола; локоть к локтю, с трудом находя место, чтобы пошевелиться, они принялись за еду. В камине трещал и вспыхивал огонь. Гарри заметил, что Флёр не есть, а только водит ложкой: каждые пару минут она смотрела в окно. Впрочем, Билл вернулся, прежде чем доели первое; его длинные волосы растрепал ветер.
— Всё прекрасно, — объявил он Флёр. — Олливандера устроили, папа и мама передают привет. Джинни передаёт вам всем свои поцелуи, Джордж и Фред прогуливают Мюриэль вдоль ограды, они по-прежнему ведут совиную связь для Ордена из тётушкиной задней комнаты. Кстати, тётя в восторге, что тиара вернулась. Она уже думала, по её словам, что мы её спёрли.