— Ну, твоя тётя charmant, — скривилась Флёр, взмахом палочки заставляя грязные тарелки взлететь и прямо в воздухе сложиться в стопку. Подхватив её, Флёр решительно вышла из комнаты.
— Папочка сделал тиару, — встряла Луна. — Вернее, целую корону.
Рон поймал взгляд Гарри и ухмыльнулся; Гарри понял, что он вспомнил то невообразимое сооружение для надевания на голову, которое они видели у Ксенофилиуса.
— Да, он пытается воссоздать потерянную диадему Рэйвенкло. Он полагает, что подобрал основные её составляющие. Когда он добавил крылья муховёртки, это в самом деле…
Что- то ударило во входную дверь. Все головы повернулись туда. Испуганная Флёр прибежала из кухни. Билл вскочил на ноги, и направил палочку на дверь, Гарри, Рон и Эрмиона сделали так же. Грифук молча скользнул под стол, с глаз долой.
— Кто там? — крикнул Билл.
— Это я, Ремус Джон Люпин! — прокричал пришелец сквозь вой ветра. На Гарри накатил страх: что случилось? — Я оборотень, женат на Нимфадоре Тонкс, и ты, хранитель Секрета, дал мне адрес Раковины и велел приходить, если возникнет необходимость!
— Люпин, — пробормотал Билл, подбежал к двери и распахнул её.
Люпин чуть не упал на пороге. Он был бледный, закутанный в дорожный плащ, его седеющие волосы растрёпаны ветром. Он выпрямился, оглядел комнату, проверяя, кто тут, потом громко закричал: — Мальчик! Мы назвали его Тэдом, в память отца Доры!
Эрмиона завизжала:
— Что… Тонкс… у Тонкс ребёнок?
— Да, да, она родила! — орал Люпин. Все вокруг стола кричали в восторге и вздыхали от облегчения; Эрмиона и Флёр наперебой вопили: «Поздравляем!», а Рон повторял: «Ни фига себе, ребёнок!», словно никогда раньше не слышал, что такое бывает.
— Да… да… мальчик, — повторял Люпин, словно опьяневший от счастья. Он обошёл стол и крепко обнял Гарри: той сцены на Мракэнтлен будто никогда и не было.
— Будешь крёстным отцом? — спросил Люпин, отпуская Гарри.
— Я-я?… — выдавил Гарри.
— Ты, ты, конечно… Дора согласна, кому ж ещё…
— Я… ага… блин…
Гарри был потрясён, ошеломлён, переполнен восторгом; а Билл уже суетился, разливая вино, и Флёр приглашала Люпина выпить со всеми.
— Я не могу надолго, я должен вернуться, — говорил Люпин, улыбаясь всем вокруг: он выглядел помолодевшим на несколько лет, таким его Гарри никогда не видел. — Спасибо, спасибо, Билл!
Билл наполнил всем кубки, все встали, и подняли их в поздравлении.
— За Тэдди Ремуса Люпина! — сказал Люпин, — за великого волшебника в будущем!
— На кого он по'ож? — поинтересовалась Флёр.
— Я считаю, что он похож на Дору, но она считает, что на меня. Не шибко волосатый. Когда он только родился, волосы казались чёрными, но я клянусь, через час они порыжели. Может, когда я вернусь, они побелеют. Андромеда говорит, что Тонкс и дня от роду не было, как у неё волосы начали цвет менять. — Люпин осушил кубок. — Ой, нет, разве что ещё один, — добавил он, улыбаясь, когда Билл стал наливать ему ещё вина.
Ветер сотрясал маленький дом, и огонь плясал и потрескивал, и Билл скоро открыл вторую бутылку. Принесённая Люпином новость словно изменила всех, заставила на какое-то время забыть, что они в осаде: весть о новой жизни наполнила всех радостью. Только гоблин казался не затронутым атмосферой неожиданного праздника, и немного погодя ускользнул в свою спальню, которую теперь занимал он один. Гарри думал, что только он это заметил, пока не увидел, как Билл провожает гоблина взглядом.
— Нет… нет… мне в самом деле нужно возвращаться, — заявил Люпин наконец, отказываясь от очередного кубка вина. Он поднялся и натянул дорожный плащ.
— До свидания, до свидания… я попытаюсь в ближайшие дни принести фото… все будут рады знать, что я вас всех повидал…
Он застегнул плащ и стал прощаться, крепко обнимая женщин и обеими руками пожимая руки мужчинам, потом, продолжая широко улыбаться, ушёл в ненастную ночь.
— Гарри-крёстный! — сказал Билл, когда они вдвоём, помогая убрать со стола, пошли на кухню. — Это настоящая честь! Поздравляю!
Когда Гарри поставил на стол принесённые им пустые кубки, Билл закрыл за собой дверь, приглушив громкий разговор в гостиной, где продолжали праздновать, несмотря на отсутствие Люпина.
— Я давно хочу поговорить с тобой, Гарри. Только пока дом так полон народу, трудно было время найти.
Билл помолчал.
— Гарри, ты что-то там замышляешь с Грифуком.
Это было утверждение, не вопрос, и Гарри не счёл нужным возражать. Он просто смотрел на Билла, и ждал.
— Я знаю гоблинов, — сказал Билл. — Я работал для Гринготтса с самого окончания Хогвартса. Насколько волшебники и гоблины могут дружить, я дружу с гоблинами… или, по крайней мере, я их хорошо знаю. — Билл опять помолчал.
— Гарри, что ты хочешь от Грифука, и что пообещал ему взамен?
— Не могу тебе сказать. Извини, Билл.
За ними открылась дверь: Флёр собралась внести на кухню оставшиеся кубки.
— Погоди, — сказал ей Билл. — Ещё минутку.
Флёр попятилась, и Билл снова закрыл дверь.
— Тогда я вот что скажу, — продолжил Билл. — Если ты заключил с Грифуком какую-то сделку, и, особенно, если эта сделка как-то касается сокровищ, ты должен быть исключительно осторожен. Гоблины понимают собственность, оплату, вознаграждение не так, как люди.
Гарри ощутил лёгкое беспокойство, словно внутри у него зашевелилась маленькая змея.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Мы говорим о разных путях жизни, — сказал Билл. — Между волшебниками и гоблинами за долгие века чего только не было… но ты знаешь всё это из истории магии. С обоих сторон дров наломано, я не стану уверять, что волшебники все такие невинные. Ну так вот, среди гоблинов бытует убеждение, а гоблины Гринготтса, наверное, самые им проникнутые, что там, где дело идёт о золоте и драгоценностях, волшебникам доверять нельзя, что у них нет никакого уважения к праву собственности гоблинов.
— Я уважаю… — начал Гарри, но Билл затряс головой:
— Ты не понимаешь, Гарри, и никому этого не понять, если не пожить среди гоблинов. Для гоблина полноправным и истинным хозяином любой вещи является её создатель, а не покупатель. В глазах гоблинов, они полноправные владельцы всего, ими сделанного.
— Но если что куплено…
— … то они будут считать, что оно предоставлено в пользование тому, кто заплатил деньги. Из-за этого им так трудно разобраться с тем, что сделанные гоблинами вещи переходят от волшебника к волшебнику. Ты видел лицо Грифука, когда на его глазах передавали тиару. Он это осуждает. Я уверен, он считает, как считают самые непримиримые из его народа, что тиару должны были вернуть гоблинам после смерти первого покупателя. Они полагают наш обычай хранения вещей гоблинской работы и передачи их от волшебника к волшебнику без повторной оплаты немногим лучше кражи.
У Гарри появилось зловещее ощущение, что Билл догадывается о большем, чем говорит.
— Всё, что я хочу сказать, — продолжил Билл, берясь за дверную ручку, чтобы идти в гостиную, — это что когда даёшь обещание гоблинам, Гарри, надо быть очень осторожным. Не так опасно взломать двери в Гринготтс, как нарушить обещание гоблину.
— Ясно, — сказал Гарри, пока Билл открывал дверь. — Ага, спасибо. Буду иметь в виду.
Когда он шёл за Биллом в гостиную, ему пришла несуразная мысль, наверняка из-за выпитого им вина. Похоже, он готовился стать для Тэдди Люпина таким же беспутным крёстным, каким был Сириус Блэк для него.
Глава двадцать шестая Гринготтс
Все планы составлены, все приготовления закончены, в самой маленькой спальне, на каминной полке, в маленьком стеклянном пузырьке лежит свёрнутый один-единственный длинный чёрный волос (снятый со свитера, который был на Эрмионе в поместье Малфоев).
— И у тебя будет её собственная палочка, — Гарри кивнул в сторону ореховой палочки, — так что, полагаю, ты будешь ну очень убедительная.
У Эрмионы же был такой вид, будто она боялась, что как только возьмёт палочку, та её ужалит или укусит.
— Я ненавижу эту штуку, — сказала она чуть слышно, — в самом деле ненавижу. Она как-то неправильно чувствуется, у меня с ней толком не получается… Она — словно частица её.
Гарри не мог не вспомнить, как Эрмиона отметала его ругань по адресу терновой палочки, как утверждала, что, когда у него не получается с новой палочкой, как со старой, он всякое такое воображает, как советовала ему практиковаться побольше. Но он решил не обращаться к Эрмионе с её собственным советом, всё-таки канун намеченного ими штурма Гринготтса — не самое лучшее время для ссоры.
— Зато она, наверное, поможет тебе войти в роль, — сказал Рон. — Вспомни, чего эта палочка натворила!
— Так в этом-то и дело! — ответила Эрмиона. — Именно эта палочка пытала папу и маму Невилла, и кто знает, скольких ещё! Именно эта палочка убила Сириуса!
Об этом Гарри как-то не подумал; он посмотрел на палочку, и его посетило жестокое желание расколоть её, рассечь надвое мечом Гриффиндора (меч стоял рядом у стены).
— Пропала моя палочка, — печально сказала Эрмиона. — Почему Олливандер и мне новую не сделал?
Этим утром мистер Олливандер прислал Луне новую палочку. Сейчас Луна пробовала её на лужайке за домом, под вечерним солнцем. Дин, у которого палочку отобрали Ловилы, мрачно наблюдал за ней.
Гарри посмотрел на боярышниковую палочку, которая раньше принадлежала Драко Малфою. Ему было удивительно, но и приятно, обнаружить, что палочка работает в его руке, во всяком случае, не хуже, чем палочка Эрмионы. Вспоминая, что говорил ему Олливандер о тайнах палочек, Гарри подумал, что знает, отчего у Эрмионы затруднения: она не завоевала уважение ореховой палочки, лично отняв её у Беллатрисы.
Дверь спальни открылась, и вошёл Грифук. Гарри невольно потянулся к рукоятке меча, и переставил его поближе, но тут же об этом пожалел. Он был уверен, что гоблин заметил его движение. Желая как-то объяснить этот скользкий момент, Гарри сказал: — Мы всё проверяем, чтобы быть в минутной готовности. Мы сказали Биллу и Флёр, что уходим завтра утром, и попросили их не вставать, проводить нас.