— Отойди в сторону, девочка!
Возможно, он мог бы заставить ее отойти от колыбели, но благоразумней было прикончить их всех… Зеленый свет осветил комнату, и она упала как и муж. Ребенок не кричал все это время. Он стоял в колыбели, держась за бруски, и смотрел в лицо незванному гостю с большим любопытством. Возможно он думал, что это папа скрывается под плащем и делает забавные огоньки или что мама через секунду выскочит откуда-нибудь со смехом…
Он направил очень осторожно палочку в лицо мальчику, он хотел насладится исчезновением необъяснимой опасности. Ребенок начал реветь, когда увидел, что это не Джеймс. Он не любил рев, ему никогда не удавалось перетерпеть рев малышни в приюте…
— Авада Кедавра!
И тут все разлетелось. Он остался ничем, лишь болью и ужасом. Он должен был спрятаться, не здесь в развалинах дома, где ребенок продолжал кричать, где-нибудь подальше… подальше…
— Нет, — простонал он.
Змея шуршала по мерзкому, заваленному полу. Он убил мальчика и сам был этим мальчиком…
— Нет!
И сейчас он стоял у разломанного окна в доме Батильды, погруженный в воспоминания о своего великого поражения, а под ногами по разбитому фарфору и стеклу ползала огромная змея… и он заметил кое-что… нечто невероятное…
— Нет
— Гарри, все в порядке, с тобой все хорошо!
Он наклонился вниз и поднял разбитую фотографию неизвестного вора, вора, которого он искал…
— Нет… я уронил ее, уронил…
— Гарри, проснись, проснись же!
Он был Гарри… Гарри, не Волдеморт… и шелест оказался не змеиный…
Он открыл глаза.
— Гарри, — прошептала Гермиона. — С тобой все в порядке?
— Да, — соврал он.
Он лежал в палатке на самой низкой раскладушке под грудой шерстяных одеял. По тишине и прохладе можно было предположить, что уже рассвет, на потолке за тканью палатки уже виднелся свет. Он весь вспотел, это очущущалось на простыне и одеяле.
— Мы сбежали.
— Да, мне пришлось использовать левитацию, чтобы положить тебя в постель. Я не смогла поднять тебя… Ты был… ну, не очень…
Под карими глазами залегли синие круги и он заметил у нее в руках маленькую губку, должно быть она протирала ему лицо.
— Ты был болен, — закончила она. — Весьма болен.
— Сколько прошло времени с нашего возвращения?
— Несколько часов назад. Уже почти утро.
— И я был… без сознания?
— Несовсем, — ответила неловко Гермиона. — Ты громко кричал, стонал и тому подобное.
Она закончила таким тоном, что Гарри почувствовал себя неловко. Что он делал? Говорил заклинания голосом Волдеморта? Плакал как ребенок в колыбели?
— Мне не удавалось снять с тебя Хоркрус, — добавила она, желая сменить тему. — Он впился в твою грудь. У тебя остался след. Прости. Я использовала распарывающее заклинание, чтобы вытащить его. Еще тебя поранила змея, но я промыла и приложила белый ясенец…
Он задрал потную футболку, в которую был одет и посмотрел вниз. Багровый овал под сердцем, в том месте, где жег медальон.
— Куда ты положила Хоркрус?
— В сумку, думаю, мы должны пока что дежаться от него подальше.
Он лег на подушку и посмотрел на ее подавленное серое лицо.
— Мы не должны были ходить в Годрикову Лощину, это все я, это все моя вина. Прости, Гермиона.
— Это не твоя вина, я тоже хотела идти в Годрикову Лощину. Я действительно думала, что Дамблдор оставил меч там.
— Да… оказалось, что мы ошиблись.
— Что произошло, Гарри? Что случилось, когда она увела тебя наверх? Змея где-то пряталась, потом вскочила, убила ее и напала не тебя?
— Нет, она и была змеей или змея была ею…
— Что-о?
Он закрыл глаза, но запах дома Батильды въедливый и ужасны все еще не выветрился.
— Батильда должно быть уже какое-то время мертва. Змея… змея была внутри нее. Сама-Знаешь-Кто отправил ее в Годрикову Лощину ждать. Ты была права. Она знала, что я вернусь.
— Змея была внутри нее?
Он открыл глаза. Гермиона выглядела так, будто испытывала отвращение и тошноту.
— Люпин предупреждал, что будет такая магия, о которой мы и не догадываемся. Она не хотела говорить перед тобой на змееусте, единственный язык, который она знает. Я не догадался, но, естественно, понял ее. Сразу же, как мы поднялись в комнату змея послала сообщение Сама-Знаешь-Кому. Я слышал как это произошло внутри головы, как он обрадовался и приказал держать меня… потом… — он вспомнил как змея вылезла из шеи Батильды, но Гермионе не стоило знать таких подробностей. — Она изменилась, превратилась в змею и напала.
Он посмотрел на ранки укуса.
— Она не собиралась убивать меня, просто должна была задержать до прихода Сама-Знаешь-Кого.
Если бы ему только удалось убить змею, а так грош цена… Боль в сердце, он сел и откинул одеяла.
— Гарри, нет, я уверена тебе нужен отдых!
— А тебе хорошо выспаться. Без возражений, ты страшно выглядишь. Я в порядке. Подежурю немного. Где моя палочка?
Она не ответила, просто смотрела на него.
— Где моя палочка, Гермиона?
Она прикусила губу и заплакала.
— Гарри…
— Где моя палочка?
Она наклонилась под кровать и протянула ему. Паддуб и перо феникса поломались надвое. Перо соединяло две части разломанного паддуба. Гарри взял осторожно ее в руки, как будто она была живая, но смертельно раненая. Он не размышлял логически, все мысли заволокла паника и страх. Он протянул это Гермионе.
— Почини ее, пожалуйста.
— Гарри, я не думаю, когда палочка так ломается…
— Пожалуйста, попробуй!
— Р-репарио!
Свисающие половинки палочки, вновь сложились. Гарри взмахнул новой палочкой. «Люмус!». Она слабо зажглась и потухла. Гарри указал на Гермиону и произнес: «Экспелирамус!». Палочка Гермионы слегка дернулась, но не вылетела из рук. Слабые просветы магии выбили из сил палочку Гарри, и она опять развалилась на две. Он уставился на нее, не в силах принять увиденное… палочка которая столько перенесла…
— Гарри, — Гермиона шептала так тихо, что он ее почти не слышал. — Мне очень жаль, я думаю это моя вина. Когда мы убегали, змея преследовала нас и я послала проклятье уничтожения, оно скакало повсюду и наверно… скорее всего…
— Это был несчастный случай, — сказал Гарри автоматически, он чувствовал потрясение и пустоту. — Мы… мы найдем способ починить ее.
— Не думаю, что получится, — слезы текли тонкими струйками по щекам. — Помнишь… помнишь у Рона? Когда он сломал свою палочку во время падения машины? Она так и не стала нормальной, пришлось покупать новую.
Гарри думал о похищенном Оливандере, который сейчас был заложником Волдеморта, о мертвом Григоровиче. Как ему удастся найти новую палочку?
— Ладно, — сказал он притворно спокойным голосом. — Я пока позаимствую твою для дежурства.
Ее лицо было все в слезах, она передала свою палочку. Он встал и вышел, не желая оставаться с ней наедине.
Глава 18. Жизнь Альбуса Дамблдора и его выдумки
Солнце поднималось: чистое, прозрачное, необозримое небо раскинулось над ним, безразличное к нему и его страданиям. Гарри сел у входа в палатку и глубоко вдохнул чистый воздух. Просто быть живым, чтобы наблюдать восход солнца по искрящемуся снежному склону; это должно было быть самым большим сокровищем на земле, но он всё ещё не мог оценить это: Гарри чувствовал острую боль от потери своей палочки. Он смотрел на охваченную снегом долину, на отдаленные церковные колокола, звенящие через блестящую тишину.
Не осознавая этого, он впивался пальцами в свои руки, как будто пытался сопротивляться физической боли. Он проливал свою кровь бессчётное количество раз. Однажды потерял все кости в правой руке. Эта поездка уже принесла ему шрамы на груди и предплечье, вдобавок к уже имевшимся на руке и лбу. Но никогда, как сейчас, Гарри не чувствовал себя обречённо слабым, уязвимым и голым, как будто лучшую часть его волшебной силы оторвали от него. Он знал точно, что может сказать Гермиона в ответ на это: палочка лишь настолько хороша, насколько хорош её владелец. Но она была неправа, его случай был иным. Она не чувствовала как палочка, вертясь, словно стрелка компаса, стреляла золотым огнём по врагам. Он потерял защиту палочек-близнецов, и только теперь, когда она исчезла, он понял, насколько рассчитывал на нее.
Он вытащил части сломанной палочки из своего кармана и, даже не посмотрев на них, убрал обратно, в мешочек Хагрида, висящий на шее. Мешочек был уже переполнен сломанными и бесполезными вещами, чтобы вместить больше. Рука Гарри нашупала старый снитч ослиную кожу, и на мгновение он боролся с искушением выташить его и выбросить. Непроницаемый и бесполезный, как и все что оставил Дамблдор.
И сейчас же его ярость к Дамблдору разлилась по нему как лава, сжигая его изнутри и вытесняя все другие чувства. От явного отчаяния они решили, что Годрикова лощина содержит все ответы, они убеждали себя, что их там ждут, что это всё часть секретного пути, проложенного для них Дамблдором: но не было ни карты, ни плана. Дамблдор оставил их нащупывать путь в темноте, бороться с неизвестными невообразимыми ужасами в одиночку, без посторонней помощи. Ничто не объяснялось, ничто не давалось легко, у них не было меча, а теперь Гарри был лишен даже палочки. И он потерял фотографию вора, и теперь, без сомнения, Волдеморт с лёгкостью выяснит, кто это был…
У Волдеморта теперь была вся информация…
— Гарри? — Гермиона, казалось, опасалась, что он мог наброситься на неё с её же собственной палочкой. Со следами от слез на лице, она присела около него с двумя чашками чая, дрожащими в ее руках, и чем-то громоздким подмышкой.
— Спасибо, — сказал он, беря одну из чашек.
— Ты не против, если я поговорю с тобой?
— Нет, — сказал он, поскольку не хотел задеть её чувства.
— Гарри, ты не хочешь узнать, кем был тот человек на картине. В общем… У меня есть книга.
На колени к нему она робко подвинула нетронутую копию