– Тише, мальчик, ты немного отстал от жизни, – сказал Дамблдор. – Камня у Страунса нет.
– А у кого же он? Сэр, я…
– Гарри, спокойней, прошу тебя, не то мадам Помфри меня отсюда выгонит.
Гарри сглотнул и осмотрелся. Он, оказывается, в лазарете. Лежит в кровати под белыми простынями, а на тумбочке – гора сладостей: где-то полкондитерской, не меньше.
Подарки от друзей и почитателей, – широко улыбнулся Дамблдор. – То, что произошло между тобой и профессором Страунсом в подземелье, – строжайший секрет, и потому, разумеется, вся школа уже в курсе. Твои друзья, господа Фред и Джордж Уизли, хотели прислать крышку от унитаза – вне всякого сомнения, рассчитывали тебя позабавить. Однако мадам Помфри сочла презент не вполне гигиеничным и конфисковала.
– Сколько я уже здесь?
– Три дня. Мистер Рональд Уизли и мисс Грейнджер будут рады узнать, что ты пришёл в себя. Они очень беспокоились.
Но, сэр, камень…
– Вижу, тебя не так просто сбить. Что ж. Камень. Профессору Страунсу не удалось его у тебя отобрать. Я прибыл вовремя и помешал, хотя, должен сказать, ты и сам неплохо справлялся.
– Вы там были? Вы получили сову Гермионы?
– Должно быть, мы разминулись в воздухе. Едва добравшись до Лондона, я понял, что должен быть там, откуда только что прибыл. И как раз успел стащить с тебя Страунса…
– Так это были вы.
– Я боялся, что опоздал.
– Почти что. Я бы ещё недолго продержался…
– Не о камне речь, мой мальчик, а о тебе… Эта схватка чуть было тебя не прикончила. На один ужасный миг я решил, что ты погиб. А камень – что… Он уничтожен.
– Уничтожен? – растерялся Гарри. – Но как же ваш друг – Николя Фламель?..
– А, ты знаешь про Николя? – просиял Дамблдор. – Во всём разобрался, не так ли? Что ж, мы с Николя побеседовали и решили, что оно и к лучшему.
– Но ведь теперь он и его жена умрут?
– Им хватит Эликсира, чтобы привести в порядок дела, а затем – да, они умрут. – Дамблдор улыбнулся, прочтя недоумение в лице Гарри. – Ты молод и, конечно, не поверишь, но для Николя и Перенеллы смерть придёт как сон после долгого, очень долгого дня. В конце концов, для дисциплинированного сознания что есть смерть, как не новое замечательное приключение? А камень этот не так уж и хорош. Вволю денег и жить сколько захочешь – этого попросил бы любой человек. Люди имеют свойство просить того, что для них всего губительнее, – вот их беда.
Гарри лежал, потеряв дар речи. Дамблдор помычал себе под нос и улыбнулся в потолок.
– Сэр? – сказал Гарри. – Я вот подумал… Даже если камня больше нет, Воль… то есть Сами-Знаете-Кто…
– Называй его Вольдеморт, Гарри. Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем лишь усугубляет страх перед обладателем имени.
– Да, сэр. В общем, Вольдеморт ведь снова попытается вернуться? Он же никуда не делся?
– Нет, Гарри, не делся. Он где-то есть и, наверное, подыскивает себе новое тело… Он жив не по-настоящему, а значит, и убить его нельзя. Он бросил Страунса умирать; он не знает жалости ни к врагам, ни к друзьям. Тем не менее, Гарри, хотя ты всего лишь отсрочил его возвращение, быть может, в следующий раз найдётся кто-нибудь другой, готовый к безнадёжной битве, – и если Вольдеморту раз за разом давать отпор, возможно, он вообще не вернётся к власти.
Гарри кивнул, но от этого заболела голова. Он сказал:
Сэр, я бы хотел спросить ещё… только я хочу знать правду…
Правду. – Дамблдор глубоко вздохнул. – Правда – штука прекрасная и опасная, с ней надлежит обращаться с величайшей осторожностью. Однако я отвечу – если только не найду поистине веских оснований не отвечать, и в таком случае покорнейше прошу меня извинить. Лгать, разумеется, я не стану.
– В общем… Вольдеморт сказал, что ему пришлось убить мою маму, потому что она защищала меня. Но зачем ему было убивать меня?
Дамблдор вздохнул ещё глубже.
– Увы, первый же твой вопрос останется без ответа. Не сегодня. Не сейчас. Когда-нибудь ты узнаешь… а пока оставь эти мысли, Гарри. Когда ты станешь старше… Я знаю, тебе неприятно это слышать… Но ты всё узнаешь, когда будешь готов.
Гарри понял, что спорить бесполезно.
– А почему Страунс не мог до меня дотронуться?
– Твоя мама погибла, спасая тебя. А любви Вольдеморт не понимает. Он не осознаёт, что любовь такой силы оставляет след. Не шрам, этот след невидим… но тот, кто любит так сильно, даже после смерти защищает тебя. Любовь твоей матери живёт в тебе. И поэтому Страунс, полный ненависти, зависти, жажды власти, деливший душу с Вольдемортом, не мог к тебе прикоснуться. Ты отмечен прекрасным – ему было мучительно касаться такого.
Дамблдор внезапно заинтересовался птичкой на подоконнике, и Гарри успел промокнуть глаза простыней. Когда голос вернулся к нему, он спросил:
А плащ-невидимка? Вы не знаете, кто мне его прислал?
– А, плащ… Так вышло, что твой отец оставил его у меня, – я подумал, тебе понравится. – Глаза Дамблдора заискрились. – Вещица полезная… В своё время твой папенька с его помощью таскал с кухни еду.
– И вот ещё что…
– Валяй.
– Страунс сказал, что Снейп…
– Профессор Снейп, Гарри.
– Ну да… Страунс сказал, что он ненавидит меня, потому что ненавидел моего отца. Это правда?
– Пожалуй, они и впрямь друг друга недолюбливали. Примерно как вы с мистером Малфоем. Кроме того, твой отец совершил нечто такое, чего Снейп так и не смог ему простить.
– Что?
– Он спас Снейпу жизнь.
– Что?
– Да-да… – мечтательно подтвердил Дамблдор. – Забавно, как устроены люди, правда? Профессор Снейп не в силах вынести, что он в долгу перед твоим отцом… Мне представляется, он так яростно защищал тебя весь год, только чтобы отдать дань Джеймсу и снова с полным правом его ненавидеть…
Гарри попытался вникнуть, но кровь застучала в голове, и пришлось бросить.
– И, сэр, ещё одна вещь…
– Всего одна?
– Как я достал камень из зеркала?
– Ага, вот хорошо, что спросил. Это моя самая гениальная придумка, самая-самая. Видишь ли, получить камень мог только тот, кто хотел его найти – найти, но не использовать. Иначе он увидел бы, как добывает золото или пьёт Эликсир Жизни. Иногда мой мозг меня самого удивляет… А теперь довольно вопросов. Лучше взгляни-ка на эти сладости. О! Всевкусные орешки Берти Ботта! В юности мне не повезло, попался орешек со вкусом рвоты, и это, боюсь, изрядно меня от них отвратило. Но, пожалуй, с ириской я не рискую? – Он улыбнулся и закинул в рот золотисто-коричневый орешек. Поперхнулся и сказал: – Увы! Ушная сера!
– Фельдшерица мадам Помфри была мила, но строга.
– Всего пять минуточек, – умолял Гарри.
– Ни в коем случае.
– Вы же впустили профессора Дамблдора…
– Ну да, впустила, но ведь он директор, совсем другое дело. Тебе нужен отдых.
– Да я отдыхаю, смотрите, лежу ровненько и всё такое. Ну, мадам Помфри…
– Ладно, ладно, – сдалась она, – но только пять минут.
И впустила Рона и Гермиону.
– Гарри!
Гермиона готова была снова кинуться обниматься, но сдержалась – и хорошо, потому что голова у Гарри ещё раскалывалась.
– Гарри, мы боялись, что ты… Дамблдор так волновался…
– Вся школа только об этом и говорит, – сказал Рон. – А что было-то?
Редко случается, что реальные события – ещё загадочнее и увлекательнее безумных слухов. Гарри рассказал друзьям обо всём: о Страунсе; о зеркале; о камне и Вольдеморте. Рон с Гермионой, идеальные слушатели, ахали, когда требовалось, а там, где Страунс развернул тюрбан, Гермиона завизжала.
– Значит, камня больше нет? – спросил Рон в конце. – И Фламель просто умрёт?
– Я спросил у Дамблдора, но он говорит… как это? «… для дисциплинированного сознания что есть смерть, как не новое замечательное приключение?»
– Всегда говорил, что он – того. – Рона явно радовало, что его герой полоумный.
– А с вами что было? – спросил Гарри.
– Я благополучно вернулась, – сказала Гермиона, – привела Рона в чувство – отнюдь не сразу, – и мы помчались в совяльню, чтобы послать за Дамблдором, но тут наткнулись на него в вестибюле. Он уже всё знал, спросил только: «Гарри пошёл за ним, да?» – и скорей побежал на третий этаж.
– Как думаешь, он понимал, что ты так поступишь? – спросил Рон. – И потому послал тебе плащ-невидимку и прочее?
– Ну знаешь, – взорвалась Гермиона, – если понимал… то есть… это же ужас! Ты ведь мог погибнуть.
– Да нет, не ужас, – задумчиво проговорил Гарри. – Забавный он человек, Дамблдор. Мне кажется, он хотел дать мне шанс. По-моему, он более или менее в курсе всего, что здесь происходит, понимаете? Видимо, он догадывался, что мы затеваем, но не стал мешать, просто научил кое-чему полезному. Вряд ли он случайно показал мне, как действует зеркало. Как будто считал, что я вправе встретиться с Вольдемортом лицом к лицу, если смогу…
– Ну точно ку-ку, – гордо произнёс Рон. – Слушай, ты уж к завтрашнему пиру выписывайся. Кубок, конечно, выиграли слизеринцы, у них баллов больше всего – тебя ведь не было на последнем матче, а там «Равенкло» нас размазал. Зато еда будет вкусная.
Тут в палату ворвалась мадам Помфри.
– Вы уже почти четверть часа просидели, всё, уходите, УХОДИТЕ! – решительно заявила она.
Гарри как следует выспался и к утру почти пришёл в себя.
–Я хочу пойти на пир, – сказал он мадам Помфри, когда та поправляла на столике горку конфетных коробок. – Можно?