– Седрик воплощал в себе многие прекрасные качества, присущие истинным хуффльпуффцам, – сказал Думбльдор. – Он был добр и трудолюбив, он был хорошим товарищем. Он превыше всего ценил честность. Его смерть затронула всех вас, независимо от того, близко ли вы были с ним знакомы. И, мне кажется, именно поэтому вы имеете право знать, что произошло.
Гарри поднял голову и поглядел на Думбльдора.
– Седрика Диггори убил Лорд Вольдеморт.
По Большому залу пронесся испуганный ропот. Школьники в ужасе, с недоверием смотрели на директора. Тот хранил невозмутимое спокойствие и ждал, пока прекратится гомон.
– В министерстве магии, – продолжал он, – возражают против того, чтобы я вам это сообщал. Возможно, ваших родителей мое решение шокирует – быть может, они не верят в возвращение Лорда Вольдеморта или считают, что для подобных известий вы слишком юны… Но, по моему глубокому убеждению, правда вообще предпочтительнее лжи, а делать вид, будто Седрик погиб в результате несчастного случая или по собственной глупости, – прямое оскорбление его памяти.
Все лица в зале, потрясенные и испуганные, были обращены к Думбльдору… или почти все. Гарри увидел, что за слизеринским столом Драко Малфой перешептывается с Краббе и Гойлом. Внутри все вскипело горячей, мучительной злобой. Гарри заставил себя повернуться к Думбльдору.
– В связи со смертью Седрика следует упомянуть еще одного человека, – говорил в это время директор. – Я, разумеется, имею в виду Гарри Поттера.
По Большому залу пробежала рябь – многие лица повернулись к Гарри и тут же обратно к Думбльдору.
– Гарри Поттеру удалось спастись от Лорда Вольдеморта. С риском для жизни он вернул тело Седрика в «Хогварц». Он во всех отношениях показал такую храбрость, какая перед лицом Лорда Вольдеморта давалась очень немногим колдунам, и за это честь ему и слава.
Думбльдор сурово повернулся к Гарри и снова поднял кубок. Почти все в зале повторили за ним. Они тихо произнесли имя Гарри, как до этого – имя Седрика, и выпили за него. Однако в просвете между стоящими фигурами Гарри разглядел, что Малфой, Краббе, Гойл и многие другие слизеринцы демонстративно остались сидеть и даже не прикоснулись к кубкам. Думбльдор, который, при всех своих талантах, не имел волшебного глаза, этого не заметил.
Когда все сели, Думбльдор заговорил снова:
– Тремудрый Турнир проводится ради укрепления и развития магического сотрудничества. В свете последних событий – возрождения Лорда Вольдеморта – подобные связи важны, как никогда.
Думбльдор посмотрел на мадам Максим и Огрида, потом на Флёр Делакёр и остальных бэльстэковцев, на Виктора Крума и дурмштранговцев за слизеринским столом. Крум, заметил Гарри, глядел беспокойно, почти испуганно, словно ожидая от Думбльдора какой-то резкости.
– Всех наших гостей, – Думбльдор задержал взгляд на дурмштранговцах, – если у них возникнет желание вернуться к нам, мы всегда будем рады видеть. Я хочу, чтобы все вы помнили, – в связи с возвращением Лорда Вольдеморта это необходимо помнить: наша сила – в единстве, слабость наша – в разобщенности… Лорд Вольдеморт обладает великим даром повсюду сеять вражду и раздоры. У нас есть лишь один способ борьбы – крепкие узы дружбы и доверия. Культурные, национальные различия – ничто, если у нас одна цель, а сердца открыты… Я знаю – и еще никогда так сильно не желал ошибиться, – что впереди у нас темные, трудные времена. Кое-кто здесь уже пострадал от Лорда Вольдеморта. Он сломал судьбы многих и многих семей. Неделю назад вы лишились товарища… Помните Седрика. И если придет время выбирать между тем, что просто, и тем, что правильно, вспомните, как поступил Лорд Вольдеморт с хорошим, добрым, храбрым мальчиком, который случайно оказался у него на пути. Помните Седрика Диггори.
Сундук Гарри был упакован; на крышке стояла клетка с Хедвигой. Гарри, Рон и Гермиона вместе с остальными четвероклассниками топтались в переполненном вестибюле и ждали карет, которые отвезут их на платформу Хогсмед. Снова был прекрасный летний день. Вечером Бирючинная улица встретит Гарри во всем своем великолепии, утопая в зелени и поражая глаз буйством красок на клумбах. Мысль об этом не принесла никакой радости.
– ‘Арри!
Он оглянулся. По парадному крыльцу взбегала Флёр Делакёр. Позади нее было видно, как во дворе Огрид помогает мадам Максим запрягать гигантских коней. Бэльстэкская карета готовилась к взлету.
– Ми есче увьидимся, я надеюсь, – подбежав, сказала Флёр и протянула руку. – Я ‘очу найти здьесь габоту, чтоби усовегшенствовать свой английский.
– У тебя очень хороший английский, – задушенным от волнения голосом проговорил Рон. Флёр улыбнулась ему. Гермиона надулась.
– До свьидания, ‘Арри. – Флёр повернулась к выходу. – Било пгиятно с тобой позна комьиться!
Гарри посмотрел, как Флёр стремительно идет по газону к мадам Максим, как красиво играет солнечный свет в ее серебристых волосах, и его настроение стало чуточку лучше.
– Интересно, как будут добираться назад дурмштранговцы? – с любопытством спросил Рон. – Как думаете, они смогут вести корабль сами, без Каркарова?
– Каркаров не водил корабл, – проворчали рядом. – Сидел в каюте, а нас заставлял делат всю работу. – Крум подошел попрощаться с Гермионой. – Мошно с тобой поговорит? – спросил он у нее.
– Ой… да… конечно, – слегка разволновавшись, ответила она, последовала за Крумом в толпу и скрылась из виду.
– Давай быстрее! – громко закричал ей вслед Рон. – Кареты вот-вот приедут!
Караулить кареты он, однако, предоставил Гарри, а сам провел следующие минуты, вытягивая шею и выглядывая поверх голов, чем там занимаются Крум и Гермиона. Те вернулись довольно скоро. Рон испытующе вгляделся в лицо Гермионы, но оно было совершенно безмятежно.
– Мне нравился Диггори, – отрывисто сообщил Крум Гарри. – Он всекта был со мной вешлив. Всекта. Хот я и из «Дурмштранга»… с Каркаровым, – добавил он, помрачнев.
– У вас уже есть новый директор? – спросил Гарри.
Крум пожал плечами. Потом, как и Флёр, протянул руку и попрощался сначала с Гарри, потом с Роном.
Рона явно терзала тяжелая внутренняя борьба. Крум уже собрался уходить, и тут Рон выпалил:
– Дашь мне автограф?
Гермиона отвернулась, улыбаясь безлошадным каретам, что приближались по подъездной дороге, а Крум, удивленный, но польщенный, подписал для Рона кусочек пергамента.
На обратном пути к вокзалу Кингз-Кросс погода была совсем не такая, как в сентябре, по дороге в «Хогварц». В небе не было ни облачка. Гарри, Рон и Гермиона отыскали себе отдельное купе. Свинринстеля, чтобы не ухал как сумасшедший, снова накрыли парадной мантией Рона. Хедвига дремала, сунув голову под крыло, а Косолапсус свернулся на свободном сиденье рядом с Гермионой и походил на большую и рыжую мохнатую подушку. Поезд мчался на юг, а Гарри, Рон и Гермиона разговаривали охотнее и свободнее, чем всю последнюю неделю в школе. Речь Думбльдора на прощальном пиру как будто открыла в Гарри какие-то шлюзы. Обсуждать случившееся стало не так больно. Они беседовали о том, что, возможно, уже сейчас предпринимает Думбльдор против Вольдеморта, и прервались, только когда прибыла тележка с едой.
Купив еду, Гермиона вернулась и убрала деньги в рюкзак; оттуда выглянул номер «Оракула».
Гарри неуверенно посмотрел на газету, не зная, стоит ли выяснить, о чем там пишут, но Гермиона, перехватив его взгляд, спокойно сказала:
– Там ничего такого. Можешь сам посмотреть – там ничего нет. Я каждый день проверяла. Была только крохотная заметка, на следующий день после третьего испытания, что Турнир выиграл ты. Седрика даже не упомянули. Об этом вообще ничего. По-моему, Фудж затыкает им рот.
– Рите никто рот не заткнет, – возразил Гарри. – Тут ведь такой сюжет!
– Рита после третьего испытания вообще не пишет, – как-то натянуто произнесла Гермиона. – И, между прочим, – добавила она, и тут ее голос слегка задрожал, – некоторое время и не будет. Если не хочет, чтобы я кое-что сообщила о ней самой.
– О чем ты? – удивился Рон.
– Я выяснила, как она подслушивала частные разговоры, хотя ее не пускали в школу, – единым духом выпалила Гермиона.
Гарри показалось, что она носила в себе эту информацию уже не первый день, умирая от желания поделиться, но сдерживалась, считая, что время неподходящее.
– Как она это делала? – немедленно спросил Гарри.
– Как ты выяснила? – вытаращился Рон.
– Вообще-то, Гарри, это ты подал мне идею, – ответила Гермиона.
– Я? – поразился Гарри. – Как это?
– Жучок! – сказала довольная Гермиона.
– Ты же говорила, они не работают…
– Да нет, не электронный жучок, – пояснила она. – Нет, понимаете… Рита Вритер, – тут ее голос зазвенел от еле сдерживаемого триумфа, – незарегистрированный анимаг. Она может превращаться…
Гермиона достала из рюкзака плотно закрытую стеклянную баночку.
– …в жука.
– Ты шутишь, – не поверил Рон. – Ты же не… она не…
– Она – очень даже да, – и счастливая Гермиона взмахнула банкой.
В банке были веточки, листики – и большой жирный жук.
– Такого не может… ты шутишь… – шептал Рон, поднося банку к глазам.
– Нет, не шучу. – Гермиона так и светилась. – Я ее поймала в лазарете на подоконнике. Посмотри внимательно – у нее возле усиков отметины, совсем как эти ее кошмарные очки.
Гарри присмотрелся – и правда. А еще он кое-что вспомнил.
– Тем вечером, когда Огрид рассказывал мадам Максим про свою маму, на статуе сидел жук!
– Совершенно верно, – кивнула Гермиона. – И после нашего с Виктором разговора у озера он снял жука у меня с головы. И, я сильно подозреваю, Рита сидела на подоконнике в классе прорицаний, когда у тебя заболел шрам. Весь год она так и сновала повсюду – пикантные истории выискивала.
– А когда, помните, мы видели Малфоя под деревом… – медленно начал Рон.
– Он держал ее в руке и разговаривал, – подтвердила Гермиона. – Он, конечно, знал. Так она брала свои чудненькие интервью у слизеринцев. Им плевать, что она нарушает закон, им бы только наговорить гадостей про нас и про Огрида.