мне в понедельник грозит… ммм… ожог.
– И верно, – мрачно подтвердил Рон, – в понедельник мы снова увидимся с драклами. Дальше… во вторник я… эммм…
– Потеряешь дорогую сердцу вещь, – подсказал Гарри, пролистывая «Растуманивание будущего» на предмет интересных идей.
– Отлично, – Рон записал. – Из-за… хм… Меркурия. А ты… давай ты получишь удар в спину от того, кого считал другом?
– Ага… здорово… – промычал Гарри, записывая, – потому что… Венера войдет в двенадцатый дом.
– А в среду мне, кажется, не повезет в драке.
– Э-эй! Это я хотел драку! Хотя ладно, тогда я проиграю пари.
– Точно, ты будешь держать пари на мою победу в драке…
Они продолжали в том же духе (предсказания становились все трагичнее) еще целый час. Гостиная постепенно пустела, народ расходился спать. Прибрел Косолапсус, легко вспрыгнул в пустое кресло и непроницаемо уставился на Гарри – примерно так же смотрела бы Гермиона, если б знала, что они несерьезно отнеслись к домашнему заданию.
Обегая взглядом комнату и сочиняя несчастье, которого с ними еще не приключалось, Гарри заметил у дальней стены Фреда с Джорджем. С перьями в руках они голова к голове склонились над пергаментом. Близнецам не было свойственно тихо сидеть в уголке; они любили находиться в центре событий, шуметь и всячески привлекать к себе внимание. Теперь они очень секретно шушукались, и Гарри сразу вспомнилось, как они сидели рядышком и что-то писали в «Гнезде». Тогда он думал, что они составляют бланк заказа «Удивительных ультрафокусов Уизли», но сейчас вряд ли – они обязательно позвали бы Ли Джордана. Может, всё думают, как подать заявки на участие в Тремудром Турнире?
Джордж покачал головой, а Фред что-то вычеркнул и сказал тихо, но слышно в опустевшей комнате:
– Нет… получится, как будто мы его обвиняем. Тут надо осторожно…
Затем Джордж обернулся и поймал взгляд Гарри. Тот улыбнулся и поспешно уткнулся в свои предсказания – ему не хотелось, чтобы Джордж подумал, будто он подслушивает. Вскоре близнецы скатали пергамент, пожелали всем спокойной ночи и ушли спать.
Прошло минут десять, дыра за портретом открылась, и в общую гостиную влезла Гермиона с пачкой пергаментов в одной руке и грохочущей коробкой в другой. Косолапсус выгнул спину и заурчал.
– Привет, – сказала Гермиона, – только что закончила!
– И я тоже! – победно откликнулся Рон и бросил перо.
Гермиона села, сложила все на пустое кресло и придвинула к себе предсказания Рона.
– Не слишком ли ужасный месяц тебя ожидает? – сардонически бросила она. Косолапсус в это время устраивался у нее на коленях.
– Что ж, по крайней мере, я предупрежден, – зевнул Рон.
– Кажется, тебе предстоит дважды утонуть, – заметила она.
– Что, правда? – Рон уставился на пергамент. – Надо будет заменить в одном месте на то, что меня затопчет взбесившийся гиппогриф.
– Тебе не кажется, что это бросается в глаза – что ты все сочинил? – спросила Гермиона.
– Да как ты смеешь! – вскричал Рон в притворном возмущении. – Мы трудились как два домовых эльфа!
Гермиона вскинула брови.
– Это просто такое выражение, – поторопился добавить Рон.
Гарри тоже бросил перо, наспех предсказав собственную смерть через усекновение головы.
– Что там у тебя? – поинтересовался он, ткнув пальцем в коробку.
– Забавно, что ты спросил, – сказала Гермиона, кинув неприязненный взгляд на Рона, и показала содержимое.
В коробке лежало штук пятьдесят разноцветных значков с одинаковой надписью: П.У.К.Н.И.
– Пукни? – прочитал Гарри, взяв значок. – В каком смысле?
– Не пукни, – нетерпеливо поправила Гермиона, – а Пэ – У – Ка – Эн – И. Означает: «Против угнетения колдовских народов-изгоев». Общество такое.
– Никогда о нем не слышал, – заметил Рон.
– Разумеется, – живо согласилась Гермиона, – я его только что основала.
– Да что ты? – с некоторым удивлением спросил Рон. – И много там народу?
– Ну… если вы двое вступите, будет трое, – ответила Гермиона.
– И ты считаешь, мы захотим носить значки с призывом «пукни»? – осведомился Рон.
– Пэ – У – Ка – Эн – И! – горячо воскликнула Гермиона. – Я хотела назвать «Прекращение Возмутительного Беспредела в Отношении Магических Малых Народцев и Кампания за Изменение Их Правового Статуса», но это не влезло. Поэтому таков уж заголовок нашего манифеста. – Она потрясла пергаментом: – Я провела тщательное расследование. Порабощение эльфов продолжалось веками. Прямо не верится, что до меня никто никогда не попытался ничего для них сделать.
– Гермиона! У тебя уши есть? Тогда послушай! – громко вскричал Рон. – Им. Это. Нравится. Им нравится быть порабощенными!
– Наша программа-минимум, – продолжала Гермиона, перекрикивая Рона и делая вид, будто он не произнес ни слова, – обеспечить им достойную оплату и условия труда! Программа-максимум – изменить положение закона о неиспользовании волшебных палочек и попытаться ввести их представителей в департамент по надзору за магическими существами, потому что их процент там возмутительно низок!
– И как же мы все это будем делать? – спросил Гарри.
– Будем набирать людей, – объяснила довольная Гермиона. – Думаю, двух сиклей вступительного взноса – за значок – хватит на финансирование кампании по выпуску листовок. Рон, ты будешь казначеем – наверху я приготовила для тебя жестянку, – а ты, Гарри, секретарь, поэтому запиши все, что я сейчас говорю, это будет протокол нашего первого собрания.
Наступила пауза; Гермиона сияя смотрела на мальчиков, а Гарри разрывался – его просто бесила Гермиона и забавляла гримаса Рона. Наконец молчание было нарушено, но не Роном, который выглядел так, будто временно впал в идиотизм, а тихим «тук-тук» в окно. Гарри посмотрел через опустевшую гостиную и за стеклом на подоконнике увидел снежно-белую сову в лунном свете.
– Хедвига! – закричал он, спрыгнул с кресла и бросился открывать окно.
Хедвига влетела и, прошелестев по комнате, приземлилась на предсказания Гарри.
– Наконец-то! – воскликнул он, торопясь за ней.
– Она принесла ответ! – возликовал Рон, тыча в скомканный кусочек пергамента, привязанный к лапке.
Гарри поспешно отвязал его и сел читать, а Хедвига, нежно ухая, перепорхнула к нему на колено.
– Что там? – почти беззвучно спросила Гермиона.
Письмо было очень коротким, и писали его, судя по почерку, в спешке. Гарри прочитал вслух:
Гарри,
Немедленно вылетаю на север. Известие о твоем шраме – последняя капля в ряду очень подозрительных слухов. Если опять заболит, сразу обратись к Думбльдору – говорят, он пригласил Шизоглаза, а значит, он тоже правильно читает сигналы, даже если он один такой.
Скоро с тобой свяжусь. Мои наилучшие Рону и Гермионе. Будь начеку, Гарри.
Гарри поднял глаза на Рона и Гермиону. Те смотрели на него.
– Он вылетает на север? – прошептала Гермиона. – Возвращается?
– Какие еще сигналы читает Думбльдор? – недоуменно спросил Рон. – Гарри… что?..
Гарри со всей силы треснул себя кулаком по лбу, спугнув Хедвигу с колена.
– Не надо было ему говорить! – в гневе рыкнул он.
– О чем ты? – удивился Рон.
– Из-за этого он решил, что должен вернуться! – Гарри грохнул кулаком по столу, и Хедвига, возмущенно ухая, перелетела на спинку кресла Рона. – Он возвращается, потому что решил, что я в опасности! А со мной все в порядке! А для тебя у меня ничего нет, – рявкнул он на Хедвигу, с надеждой щелкавшую клювом, – хочешь есть – лети в совяльню!
Хедвига оскорбленно поглядела на Гарри, снялась с места, больно хлопнув его по голове крылом, и вылетела в открытое окно.
– Гарри, – успокоительно начала Гермиона.
– Я иду спать, – отрубил он. – Увидимся утром.
Наверху он переоделся в пижаму и забрался в кровать, но сна не было ни в одном глазу.
Если Сириус вернется и его поймают, виноват будет он, Гарри. Нет бы ему промолчать. Подумаешь, поболело три секунды – что же, сразу жаловаться?.. Почему у него не хватило ума оставить это при себе…
Он слышал, как вскоре в спальню пришел Рон, но не стал с ним разговаривать. Гарри долго-долго смотрел на полог над головой. В спальне стояла абсолютная тишина, и, будь Гарри меньше поглощен переживаниями, он бы сообразил, что и Невилл не храпит, а значит, он здесь не единственный, кто лежит без сна.
Глава пятнадцатая«Бэльстэк» И «Дурмштранг»
Утром, когда Гарри проснулся, в голове у него сформировался четкий план – видимо, пока он спал, мозг не переставал думать. Гарри встал и в предрассветных сумерках оделся; не став будить Рона, он вышел из спальни и спустился в пустую общую гостиную. Там со стола, где осталась лежать его работа по прорицанию, он взял лист пергамента и написал следующее:
Дорогой Сириус!
Наверное, мне просто показалось, что шрам болел, в прошлый раз я тебе писал в полусне и ничего не соображал. Тебе совершенно не нужно возвращаться, у нас все в порядке. Не беспокойся обо мне, у меня ничего не болит и вообще все хорошо.
Затем он вылез в дыру за портретом, прошел по молчаливому замку (лишь ненадолго задержавшись в коридоре четвертого этажа из-за Дрюзга, который попытался скинуть вазу ему на голову) и наконец добрался до совяльни на вершине Западной башни.
В совяльне, круглом помещении с каменными стенами, было холодно и сильно сквозило, так как в окнах отсутствовали стекла. Пол устилала солома вперемешку с совиным пометом и срыгнутыми мышиными скелетами. На насестах до самой вершины башни сидело огромное множество сов всех мыслимых и немыслимых видов. Все они спали, хотя иногда откуда-нибудь да сверкал любопытный круглый янтарный глаз. Гарри заметил Хедвигу – она сидела между сипухой и неясытью – и поспешил к ней, поскальзываясь на усеянном пометом полу.
Ему пришлось довольно долго уговаривать ее проснуться и посмотреть на него: птица крутилась на насесте, поворачиваясь к хозяину хвостом. Она все еще злилась, что вчера он не поблагодарил ее как следует. Лишь когда Гарри предположил, что она, судя по всему, слишком устала и ему, видимо, придется попросить у Рона разрешения обратиться к Свинринстелю, Хедвига соблаговолила протянуть лапку и позволила привязать письмо.