Более того, Гарри заметил, что в замке проводится генеральная уборка. Некоторые особо чумазые портреты отчистили, к величайшему неудовольствию изображений – те сидели нахохлившись, мрачно ворчали и морщились, ощупывая покрасневшую, раздраженную кожу на лицах. Рыцарские доспехи внезапно засверкали и перестали скрипеть. А Аргус Филч так свирепо вел себя с теми, кто осмеливался не вытереть ноги, что довел до истерики пару первоклассниц.
Остальной штат школы тоже пребывал в напряжении.
– Лонгботтом, вы, главное, перед «Дурмштрангом» не показывайте, что не в состоянии выполнить простого превращального заклинания, уж будьте любезны! – рыкнула профессор Макгонаголл в конце одного особенно трудного урока, на котором Невилл случайно трансплантировал собственные уши кактусу.
Утром тридцатого октября, спустившись к завтраку, ребята обнаружили, что за ночь Большой зал торжественно украсили. На стенах висели громадные шелковые полотнища с символами колледжей: красное с золотым львом – «Гриффиндор», синее с бронзовым орлом – «Вранзор», желтое с черным барсуком – «Хуффльпуфф» и зеленое с серебряной змеей – «Слизерин». Позади учительского стола висело самое большое полотнище с гербом «Хогварца»: лев, орел, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».
За гриффиндорским столом Гарри, Рон и Гермиона увидели Фреда с Джорджем. Странно, но те опять сидели в сторонке и тихонько разговаривали. Рон подошел к братьям.
– Это, конечно, крах, – мрачно говорил Джордж Фреду, – но, если он сам не захочет с нами говорить, придется послать ему письмо. Или сунем ему письмо прямо в руки, не может же он вечно нас избегать.
– Кто вас избегает? – спросил Рон, садясь рядом.
– Жалко, что не ты. – Фреда разозлило, что их прервали.
– А что крах? – обратился Рон к Джорджу.
– Крах – это когда у тебя вместо брата любопытная макака, – ответил Джордж.
– Вы как, придумали насчет Турнира? – поинтересовался Гарри. – Есть идеи, как подать заявку?
– Я спрашивал у Макгонаголл, как выбирают чемпионов, но она не говорит, – горько сказал Джордж. – Велела мне замолчать, превращать енота и не отвлекаться.
– Интересно, какие будут испытания? – задумчиво протянул Рон. – Знаешь, Гарри, я уверен, мы бы вполне справились, мы же бывали в переделках…
– Но не перед судьями, – возразил Фред. – Макгонаголл говорит, что баллы начисляются в соответствии с тем, насколько безупречно выполнено задание.
– А кто судьи? – спросил Гарри.
– Прежде всего директора школ-участниц, – изрекла Гермиона. Сильно удивившись, все повернулись к ней. – Исходя из того, что на Турнире 1792 года все три директора получили ранения, когда взбесился василиск, которого чемпионы должны были поймать.
Она заметила, как они все на нее смотрят, и, по обыкновению рассердившись, что никто не читал тех же книг, что она, пояснила:
– Все это есть в «Истории “Хогварца”». Хотя, разумеется, это не вполне достоверный источник. «История “Хогварца”, исправленная и сокращенная» – было бы правильнее. Или: «В высшей степени искаженная и выборочная история “Хогварца”, сильно приукрашивающая наиболее отвратительные аспекты».
– О чем ты? – не понял Рон, зато Гарри уже догадался, к чему она клонит.
– Я о домовых эльфах! – громогласно заявила Гермиона, доказав, что Гарри был прав. – Нигде, ни на одной из тысячи с лишним страниц «Истории “Хогварца”» не упоминается, что все мы участвуем в угнетении сотни рабов!
Гарри покачал головой и занялся омлетом. Отсутствие у них с Роном энтузиазма никоим образом не охладило решимость Гермионы бороться за справедливое отношение к домовым эльфам. Мальчики, конечно, честно сдали по два сикля за значок П.У.К.Н.И., но только затем, чтобы она наконец отстала. Сикли были потрачены зря – в результате этого взноса Гермиона стала выступать еще больше. Она бесконечно донимала Гарри и Рона, сначала чтобы они носили значки, потом чтобы агитировали других делать то же самое, а кроме того, взяла моду вечерами ходить по общей гостиной, загоняя народ в угол и грохоча у них перед носом жестянкой для пожертвований.
– Вы отдаете себе отчет в том, что вам меняют белье, разводят огонь, готовят еду, убирают классы несчастные существа, которым не платят и вообще используют как рабов? – свирепо вопрошала она.
Некоторые, например Невилл, отдавали деньги, лишь бы Гермиона на них не рычала. Кое-кто слегка заинтересовался, но не хотел активно участвовать в кампании. Большинство считали, что все это шутка.
Сейчас Рон закатил глаза к потолку, откуда лился яркий осенний солнечный свет, а Фред внезапно проявил живейший интерес к бекону (близнецы отказались платить за значок П.У.К.Н.И.). Джордж тем не менее склонился к Гермионе:
– Слушай, ты когда-нибудь на кухне была?
– Разумеется, нет, – отрезала Гермиона, – учащимся вряд ли разрешено нахо…
– Ну а мы были, – перебил Джордж, кивнув на Фреда, – тыщу раз, еду тырили. Так вот: мы с ними общались. Они счастливы. Они уверены, что у них лучшая в мире работа…
– Это потому что они необразованны и им промывают мозги! – пылко заговорила Гермиона, но ее слова потонули во внезапном громком шелесте под потолком, возвестившем о прибытии почтовых сов. Гарри тотчас задрал голову и увидел парящую Хедвигу. Гермиона осеклась; она и Рон тревожно следили глазами за совой – та опустилась к Гарри на плечо, сложила крылья и устало протянула лапку.
Гарри снял с лапки ответ Сириуса и предложил Хедвиге шкурку от бекона, которую она с благодарностью приняла. Затем, убедившись, что Фред с Джорджем погрузились в обсуждение Тремудрого Турнира, Гарри шепотом прочитал письмо Рону и Гермионе:
Зря старался, Гарри.
Я вернулся и нахожусь в надежном укрытии. Сообщай мне обо всем, что происходит в «Хогварце». Не посылай Хедвигу, меняй сов почаще, за меня не беспокойся, но сам будь осторожен. Не забывай, что я говорил о шраме.
– А зачем почаще менять сов? – тихо спросил Рон.
– Хедвига привлекает слишком много внимания, – тут же объяснила Гермиона, – она выделяется. Представьте, полярная сова то и дело появляется возле укрытия… Они же у нас не водятся, правильно?
Гарри скатал письмо и убрал во внутренний карман, не понимая, тревожнее ему теперь или спокойнее. Раз Сириусу удалось пробраться в страну и его не поймали, это уже что-то. И Гарри не мог не признать – мысль о том, что Сириус рядом, прибавляла уверенности; да и ответов на письма не придется ждать так долго.
– Спасибо, Хедвига, – он погладил сову. Та сонно ухнула, быстро сунула клюв в его кубок с соком и улетела, явно мечтая хорошенько отоспаться в совяльне.
В этот день воздух был пронизан предвкушением. На уроках никто ничего не слушал – все думали только о скором прибытии гостей. Даже зельеделие прошло легче обычного, поскольку его сократили на полчаса. Как только прозвонил колокол, Гарри, Рон и Гермиона помчались в гриффиндорскую башню, бросили там рюкзаки с учебниками, натянули плащи и кинулись вниз в вестибюль.
Кураторы колледжей построили своих подопечных в шеренги.
– Уизли, поправьте шляпу, – приказала профессор Макгонаголл. – Мисс Патил, снимите с волос эту дурацкую штуку.
Парвати надулась и сняла с косички большую узорчатую бабочку.
– Следуйте за мной, – сказала профессор Макгонаголл, – первоклассники первыми… не толкайтесь…
Они спустились по парадной лестнице и выстроились перед замком. Вечер был ясный и холодный; сгущались сумерки, бледная прозрачная луна уже сияла над Запретным лесом. Гарри стоял между Роном и Гермионой в четвертом ряду и смотрел на Денниса Криви в шеренге первоклашек – от нетерпения тот весь дрожал.
– Почти шесть. – Рон посмотрел на часы и воззрился на дорогу к воротам. – На чем они приедут, как думаете? На поезде?
– Сомневаюсь, – мотнула головой Гермиона.
– А как же тогда? На метлах? – спросил Гарри, поглядев на звездное небо.
– Не думаю… им слишком далеко…
– Портшлюс? – гадал Рон. – Или аппарируют – может, у них в стране это разрешается, даже если тебе нет семнадцати?
– На территорию «Хогварца» аппарировать нельзя – сколько раз можно повторять! – раздраженно бросила Гермиона.
Они живо водили глазами по темнеющему двору, но нигде не замечали никакого движения; кругом было тихо, спокойно и безмолвно, как обычно. Гарри начал замерзать. Скорее бы уж… Может, иностранные гости подготовили торжественный выход?.. Ему припомнились слова мистера Уизли в лагере перед финалом кубка: «Мы не меняемся, как соберемся вместе, не можем друг перед другом не бахвалиться»…
И тут послышался голос Думбльдора из заднего ряда, где он стоял вместе с остальными учителями:
– Ага! Если не ошибаюсь, приближается делегация «Бэльстэка»!
– Где? – переспросили многие, и все завертели головами.
– Вон там! – заорал какой-то шестиклассник, показывая на лес.
Нечто огромное, гораздо больше метлы – и даже ста метел, – неслось по темно-синему небу к замку, с каждой секундой увеличиваясь.
– Это дракон! – закричал один первоклассник, совершенно потеряв голову.
– Да ты что!.. Это летающий дом! – возразил Деннис Криви.
Догадка Денниса была ближе к истине… Гигантский черный силуэт попал в лучи света из окон замка, и все увидели, что на них, задевая верхушки деревьев, несется огромная, бледно-голубая, величиной с дом, карета, запряженная дюжиной крылатых коней. Все кони были соловой масти и размером со слона.
При виде кареты, все быстрее мчащейся к земле, первые три ряда учащихся отшатнулись. Со страшным грохотом, от которого Невилл отпрыгнул назад, отдавив ногу пятикласснику-слизеринцу, копыта коней, огромные как обеденные тарелки, ударились о землю. Через секунду, подпрыгнув на невероятных колесах, приземлилась и сама карета. Золотые кони поводили гигантскими головами и выкатывали большие, свирепые красные глазищи.
Гарри успел только заметить, что на двери кареты имеется герб (две перекрещенные золотые палочки, и каждая испускает по три звездочки), и тут дверь распахнулась.