Людо Шульман – Упивающийся Смертью?
– Только одно, – промямлил Людо, неловко улыбаясь, – ну… я знаю, что был полным идиотом…
Пара колдунов и ведьм снисходительно заулыбались. Но мистер Сгорбс их чувств не разделял. Он глядел на Людо Шульмана сурово, со свирепой неприязнью.
– Да, парень, это ты прямо в точку, редкий случай, – сухо проворчал кто-то Думбльдору. Гарри оглянулся и вновь увидел Хмури. – Если б я не знал, что он с детства тупица, решил бы, что его долбануло Нападалой по мозгам…
– Людовик Шульман, вас застали при передаче информации одному из сторонников Лорда Вольдеморта, – продолжал мистер Сгорбс. – За это я рекомендую заключение в Азкабан сроком не менее…
Но отовсюду понеслись возмущенные крики. Кое-кто вскочил на ноги и, глядя на мистера Сгорбса, затряс головой и даже кулаком.
– Но я же говорю, я понятия не имел! – поверх гомона толпы очень искренне воскликнул Шульман, округляя невинные голубые глаза. – Ни малейшего! Старина Гадвуд – давний друг моего отца… мне и в голову не приходило, что он продался Сами-Знаете-Кому! Я думал, я собираю информацию для наших! А Гадвуд мне еще обещал должность в министерстве… ну, когда я уйду из квидиша… не век же по мне Нападалами будут лупить, правда?
В зале кто-то прыснул.
– Ставим вопрос на голосование, – невозмутимо объявил мистер Сгорбс. Он повернулся к правой стороне аудитории. – Присяжные, будьте добры, поднимите руки… кто за тюремное заключение?..
Гарри посмотрел на правую часть зала. Руки не поднял никто. Зато многие зааплодировали. Одна из присяжных поднялась.
– Да? – гаркнул Сгорбс.
– Мы хотели бы поздравить мистера Шульмана с великолепным выступлением в прошлую субботу на матче против Турции, – задохнувшись от волнения, выговорила та.
Мистер Сгорбс вскипел. Подземелье зазвенело от дружных рукоплесканий. Шульман встал и, сияя, раскланялся.
– Нет слов, – прошипел Сгорбс Думбльдору, затем сел, а Шульман вышел из зала. – Гадвуд, видите ли, обещал ему должность… День, когда к нам присоединится Людо Шульман, станет одним из самых печальных дней в истории министерства…
И подземелье снова растворилось. Когда оно возникло опять, Гарри огляделся. Они с Думбльдором по-прежнему сидели около Сгорбса, но атмосфера в зале изменилась до неузнаваемости. Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь бесслезными всхлипами очень хрупкой дамы подле мистера Сгорбса. Она дрожащими пальцами прижимала ко рту носовой платок. Гарри внимательно посмотрел на Сгорбса. Тот еще больше осунулся и поседел. На виске у него билась жилка.
– Введите, – приказал он, и его голос эхом отозвался в абсолютной тишине подземелья.
Дверь снова открылась. На сей раз вошли шестеро дементоров – они сопровождали четверых. Многие зрители поворачивались и смотрели на Сгорбса. Некоторые зашептались.
Дементоры усадили пленников в кресла с цепями. Пред судом предстали коренастый мужчина, пустыми глазами уставившийся вверх на Сгорбса, еще один мужчина, худой и дерганый, женщина с густыми и блестящими темными волосами и тяжелыми веками, восседавшая в страшном кресле как на троне, и юноша, почти подросток, от ужаса попросту окаменевший. Юноша дрожал, соломенные волосы падали на веснушчатое лицо, побледневшее до молочной белизны. Хрупкая маленькая ведьма подле Сгорбса закачалась взад и вперед, подвывая в носовой платок.
Сгорбс встал. Он посмотрел на четверых подсудимых с неприкрытой ненавистью.
– Вы предстали перед Верховным колдовским судом, – четко произнес он, – по обвинению в чудовищном преступлении…
– Отец, – сказал мальчик с соломенными волосами, – отец… прошу тебя…
– …и в этих стенах нам еще не доводилось слышать ничего чудовищнее, – повысив голос и заглушая слова сына, продолжал Сгорбс. – Мы выслушали обвинение. Вас четверых обвиняют в том, что вы схватили аврора – Фрэнка Лонгботтома – и подвергли его пыточному проклятию на основании подозрения, что ему известно местонахождение вашего изгнанного господина, Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут…
– Папа, я этого не делал! – закричал внизу мальчик в цепях. – Не делал, клянусь! Папа, не отсылай меня обратно к дементорам…
– Далее, вы обвиняетесь, – взревел мистер Сгорбс, – в том, что, не получив желаемых сведений от Фрэнка Лонгботтома, пытали его жену. Вы организовали заговор с целью возвращения Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут к власти, дабы продолжать вершить те злодеяния, которые вы предположительно вершили в дни его могущества. И сейчас я прошу присяжных…
– Мама! – отчаянно вскричал мальчик, и маленькая ведьма рядом со Сгорбсом, не переставая раскачиваться, громко зарыдала. – Мама, мамочка, не дай ему, я не виноват, это не я!
– Я прошу, – загрохотал мистер Сгорбс, – поднять руки тех присяжных, которые, как и я, считают, что за подобные преступления обвиняемые заслуживают пожизненного заключения в Азкабане.
Колдуны и ведьмы справа в едином порыве подняли руки. Публика зааплодировала, как аплодировала Шульману, но на сей раз лица горели кровожадным торжеством. Мальчик истошно завопил:
– Нет! Мамочка, нет! Я этого не делал, не делал, я не знал! Не отсылайте меня туда, не дай ему!..
В зал заскользили дементоры. Трое других подсудимых поднялись; женщина с тяжелыми веками задрала голову и обратилась к Сгорбсу:
– Черный Лорд восстанет вновь! Брось нас в тюрьму – мы подождем! Он восстанет вновь и вознаградит нас, своих верных слуг, как никого другого! Мы одни храним ему верность! Мы одни пытались его разыскать!
Мальчик отчаянно рвался из лап дементоров, но Гарри видел, что их холодная, изнуряющая сила уже подавляет его сопротивление. Публика глумилась, кое-кто повскакал. Женщину с тяжелыми веками увели, а мальчик продолжал бороться.
– Я же твой сын! – взывал он к Сгорбсу. – Я твой сын!
– Ты мне не сын! – заорал мистер Сгорбс. – У меня больше нет сына!
Хрупкая женщина громко ахнула и сползла со скамьи. Она потеряла сознание. Сгорбс этого как будто не заметил.
– Уведите их! – брызгая слюной, взревел он, обращаясь к дементорам. – Заберите, и пусть сгниют в тюрьме!
– Папочка! Папочка, я тут ни при чем! Нет! Нет! Пожалуйста, папочка!
– Мне кажется, Гарри, пора вернуться в мой кабинет, – сказал тихий голос прямо Гарри в ухо.
Гарри вздрогнул. Повернул голову. Затем в другую сторону.
Альбус Думбльдор справа смотрел, как дементоры уволакивают сына Сгорбса; Альбус Думбльдор слева смотрел прямо на Гарри.
– Пойдем, – произнес левый Думбльдор и взял Гарри за локоть. Гарри почувствовал, что взлетает; подземелье растворилось; на мгновение вокруг воцарилась чернота, потом он вдруг исполнил как бы замедленное сальто, приземлился на ноги в кабинете Думбльдора и от солнечного света едва не ослеп. Перед ним в шкафчике блестела серебром каменная чаша, а рядом стоял Альбус Думбльдор.
– Профессор, – ахнул Гарри, – я знаю, это я зря… то есть… дверца была приоткрыта и…
– Прекрасно тебя понимаю, – кивнул Думбльдор. Он отнес чашу к столу, поставил на полированную столешницу, а сам сел в кресло. Жестом пригласил Гарри сесть напротив.
Гарри так и поступил. Он уставился на чашу. Содержимое стало прежним – серебристо-белым, кружилось и рябило.
– Что это? – дрожащим голосом спросил Гарри.
– Это? Это называется дубльдум, – ответил Думбльдор. – Иногда у меня возникает ощущение – которое, я уверен, знакомо и тебе, – что от переизбытка мыслей и воспоминаний у меня лопапется голова.
– Ммм, – промычал Гарри. Если по правде, он бы не сказал, что это ощущение ему знакомо.
– В подобные моменты, – продолжал Думбльдор, указывая на чашу, – мне на помощь приходит дубльдум. Просто выцеживаешь мысли из головы, переливаешь в чашу и возвращаешься к ним в свободное время. В такой форме легче прослеживаются связи, общий узор.
– То есть… эта штука – это ваши мысли? – Гарри недоверчиво уставился на бурлящее белое вещество.
– Разумеется, – подтвердил Думбльдор. – Позволь, я тебе покажу.
Он достал из-под мантии волшебную палочку и кончиком прикоснулся к седому виску. Когда он отстранил палочку, Гарри показалось, что на нее налипли волосы, – но потом он разглядел, что на самом деле это блестящая ниточка того же странного серебристо-белого вещества. Думбльдор добавил новую мысль к уже имеющимся, и Гарри с изумлением увидел, как в чаше закружилось его собственное лицо.
Думбльдор обеими руками приподнял дубльдум, взболтал, точно золотоискатель, промывающий песок… и лицо Гарри плавно превратилось в лицо Злея – оно открыло рот и гулко промолвило в потолок:
– Он возвращается… и у Каркарова тоже… четче, сильнее прежнего…
– Связь, которую я мог бы проследить и самостоятельно, – вздохнул Думбльдор, – ну да ладно. – Он поверх очков посмотрел на Гарри – тот глазел на Злея, чье лицо кружилось на поверхности. – Я как раз был занят, когда приехал мистер Фудж, и, боюсь, я убрал дубльдум на место чересчур поспешно. Естественно, он привлек твое внимание.
– Извините, – промямлил Гарри.
Думбльдор покачал головой.
– Любопытство не порок, – изрек он, – но к своему любопытству нужно подходить крайне осторожно… да уж…
Легонько хмурясь, он волшебной палочкой потыкал мысли в чаше. Оттуда мгновенно поднялась толстая насупленная девочка лет шестнадцати. Стоя в чаше ногами, она стала медленно вращаться, не замечая ни Гарри, ни профессора Думбльдора. Потом заговорила – гулко, как и Злей, словно из каменных глубин:
– Он навел на меня порчу, профессор Думбльдор, а я же его просто дразнила, сэр, я только сказала, что видела, как он в четверг целовался с Флоренс за теплицами…
– Но зачем, Берта, – грустно проговорил Думбльдор, глядя на вращающуюся девочку, – зачем тебе вообще понадобилось его выслеживать?
– Берта? – шепотом переспросил Гарри, глядя на нее. – Это… это была Берта Джоркинс?
– Да, – кивнул Думбльдор, снова потыкав мысли палочкой. Берта растворилась в них, и они снова засеребрились и помутнели. – Берта Джоркинс, какой я ее помню по школе.