Золотая нить, соединяющая Гарри и Вольдеморта, расщепилась: палочки оставались соединены, но нить превратилась в тысячи нитей, и они взмыли тонкими золотыми арками. Они перекрещивались, и скоро соперники оказались под золотым паутинчатым куполом, в световой клетке, а снаружи шакалами кружили Упивающиеся Смертью… но их вопли теперь доносились как сквозь вату…
– Ничего не делайте! – закричал Вольдеморт своим приспешникам. Гарри видел, что тот ошарашен происходящим – красные глаза округлились в изумлении, – и старается разорвать нить между палочками… Гарри вцепился в свою крепче, обеими руками, и золотая нить осталась невредима. – Ничего не делайте, пока я не прикажу! – снова крикнул Вольдеморт.
И тут в воздухе зазвучало неземное прекрасное пение… пела каждая нить золотого купола. Гарри узнал эти звуки, хотя слышал их всего раз в жизни… то была песнь феникса…
Песнь дарила Гарри надежду… он в жизни не слышал ничего прекраснее и желаннее… ему казалось, песнь звучит не вне, а внутри его… чудесные звуки будто соединили его с Думбльдором, он словно услышал дружеский шепот…
Не разрывай связь.
Я знаю, ответил Гарри музыке, я знаю, что нельзя… но стоило так подумать – и держать палочку стало в тысячу раз тяжелее. Она заходила ходуном… луч, соединявший их с Вольдемортом, изменился… по нему покатились огромные световые бусины – они подкатывали все ближе, и Гарри почувствовал, что палочка вырывается из рук… луч теперь как будто исходил от Вольдеморта, и палочка Гарри упиралась, сердилась…
Когда ближайшая световая бусина придвинулась почти к самому кончику палочки, древесина так раскалилась, что, казалось, вот-вот загорится. Чем ближе была бусина, тем сильнее вибрировала палочка; кажется, соприкосновения она не выдержит, вот-вот разлетится в щепу…
Изо всех оставшихся сил Гарри мысленно принялся толкать бусину назад к Вольдеморту… в ушах звучала песнь феникса, в глазах горела сосредоточенная ярость… это длилось долго, ужасно долго… наконец бусины, подрожав, остановились… а потом, очень-очень медленно, двинулись в другую сторону… и теперь затряслась палочка Вольдеморта… Тот смотрел ошеломленно и даже испуганно…
Крайняя бусина задрожала в паре дюймов от палочки Вольдеморта. Гарри не понимал, что делает и чего хочет достичь… но, собрав всю волю, сконцентрировавшись как никогда в жизни, толкал бусину, загоняя ее обратно в палочку… и она медленно… очень-очень медленно… поползла по золотой нити… вздрогнула… и влилась в палочку Вольдеморта…
Та разразилась воплями страха, боли… а потом – красные глаза в ужасе расширились – из палочки Вольдеморта вылетела полупрозрачная дымчатая рука… она растворилась в воздухе… призрак руки, подаренной Червехвосту… снова крики боли… из палочки постепенно вырастало нечто большое… огромное сероватое нечто, все как будто из густого дыма… голова… грудь и руки… торс Седрика Диггори.
Если Гарри и мог в шоке выронить палочку, это должно было произойти сейчас, но инстинкт его уберег, и золотая нить осталась цела, а густо-серый призрак Седрика (но призрак ли? он такой плотный), словно выдавив сам себя из очень узкого тоннеля, вырвался из палочки Вольдеморта, поднялся в полный рост, внимательно оглядел золотую нить и заговорил.
– Держись, Гарри, – сказал он.
Голос прозвучал словно издалека, отдаваясь эхом. Гарри посмотрел на Вольдеморта. В красных глазах по-прежнему читалось потрясенное изумление. Как и Гарри, он не ожидал ничего подобного… еле слышно доносились панические вопли Упивающихся Смертью – те бродили вокруг золотого купола…
Из палочки зазвучали новые крики боли и ужаса… что-то еще вырывалось оттуда… еще одна плотная тень… голова, следом руки, торс… старик, однажды виденный Гарри во сне, выбирался, как Седрик, выталкивал сам себя из палочки… Призрак, или тень, или что там это было, вывалился рядом с Седриком, встал и, опираясь на палку, в легком недоумении обозрел Гарри, Вольдеморта, золотой купол, сцепившиеся палочки…
– Стало быть, он и вправду колдун? – произнес старик, глядя на Вольдеморта. – Это он меня убил, вот этот вот… Ты уж ему задай, парень…
А из палочки уже лезла следующая голова… женская, словно из дымчатого серого мрамора… Гарри изо всех сил старался удержать палочку – от напряжения у него отчаянно дрожали руки. Женщина упала на землю, выпрямилась, встала рядом с остальными и воззрилась на происходящее…
Круглыми от удивления глазами тень Берты Джоркинс следила за сражением.
– Не отпускай, не отпускай! – выкрикнула она, и ее голос, как и у Седрика, отдавался эхом, будто издалека. – Не сдавайся, Гарри, – не отпускай!
Она и два других призрака принялись расхаживать вдоль стен золотой клетки; снаружи мелькали тени Упивающихся Смертью… мертвые жертвы Вольдеморта ходили вокруг противников кругами, шепотом подбадривали Гарри и с шипением бросали в лицо своему погубителю слова, которых Гарри слышать не мог.
Вот и еще одна голова стала рваться наружу… и Гарри, заметив ее, догадался, кто это… будто знал с самого начала, как только увидел Седрика… знал, потому что именно ее он столько раз вспоминал сегодня…
Дымчатая тень молодой длинноволосой женщины повторила движения Берты: упала, выпрямилась и посмотрела на Гарри… и тот поглядел в призрачное лицо своей матери; руки у него уже ходили ходуном.
– Папа сейчас будет, – тихо проговорила она. – Он хочет тебя увидеть… все будет хорошо… держись…
И он появился… сначала голова, потом тело… высокий мужчина со встрепанными волосами, как у Гарри, дымчатая тень Джеймса Поттера расцвела на кончике палочки Вольдеморта, упала на землю и выпрямилась рядом с женой. Он подошел к Гарри очень близко, поглядел на него и заговорил, тоже издалека и гулко, но тихо, чтобы не услышал Вольдеморт, чье лицо от страха стало сизым:
– Когда связь прервется, мы сможем остаться лишь на несколько мгновений… но мы дадим тебе время… доберись до портшлюса, он возвратит тебя в «Хогварц»… ты понял, Гарри?
– Да, – через силу выговорил тот, сражаясь с палочкой, которая вырывалась, выскальзывала из пальцев.
– Гарри, – прошептала тень Седрика, – отнеси мое тело назад, ладно? К родителям…
– Обязательно, – пообещал Гарри, морщась от напряжения.
– Давай, – шепнул голос отца, – приготовься сразу бежать… давай…
– Да! – заорал Гарри, чувствуя, что все равно больше не продержится ни секунды. Он рванул палочку вверх, и золотая нить порвалась; световой купол исчез, песнь феникса смолкла, не исчезли только тени – они обступили Вольдеморта, преграждая ему путь к Гарри…
И Гарри бросился бежать, как никогда еще не бегал в своей жизни. Отшвырнув по дороге двух ошалелых Упивающихся Смертью, он зигзагами понесся меж могил, зная, что вслед бьют проклятия, слыша, как они крошат памятники; он вилял, петлял между надгробьями, он мчался к телу Седрика, забыв о больной ноге, помня только о своей цели…
– Сшибить! – донесся вопль Вольдеморта.
До Седрика оставалось десять футов. Гарри нырнул за мраморного ангела. Мимо просвистел красный световой заряд, и у ангела откололся кончик крыла. Гарри крепче сжал палочку и выпрыгнул из-за ангела…
– Импедимента! – взревел он и через плечо ткнул палочкой в Упивающихся Смертью.
По приглушенному воплю он понял, что попал по крайней мере в одного, но времени оборачиваться не было; он перепрыгнул Тремудрый Приз и пригнулся, услышав сзади залпы; над головой пронеслись новые световые заряды. Гарри упал, потянулся к руке Седрика…
– Отойдите! Я убью его! Он мой! – завизжал Вольдеморт.
Гарри схватил Седрика за запястье; от Вольдеморта их отделяет могильный камень, но Седрик такой тяжелый, а до Приза отсюда не дотянуться…
В темноте блеснули красные глаза. Гарри увидел, как рот Вольдеморта кривится в улыбке, как Вольдеморт поднимает палочку.
– Акцио! – заорал Гарри, указав палочкой на Тремудрый Приз.
Кубок взмыл в воздух и прыгнул к нему – Гарри схватился за ручку…
Он одновременно услышал разъяренный вопль Вольдеморта и почувствовал, как что-то дернуло его за пупок, а это означало, что портшлюс сработал, – в вихре ветра и цветовых пятен их с Седриком уносило назад… они возвращались…
Глава тридцать пятаяПризнавалиум
Гарри всем телом рухнул на землю, лицом в траву – ее запах наполнил ноздри. В полете он закрыл глаза и сейчас не открывал. Он не шевелился. У него не было сил даже дышать, голова сильно кружилась, его словно качало на палубе корабля. Чтобы хоть как-то остановить эту качку, он крепче вцепился в два предмета, которые так и не выпустил, – гладкую, прохладную ручку призового кубка и тело Седрика. Стоит их выпустить, казалось Гарри, он провалится в черноту, что сгущалась по краям сознания. Крайнее изнеможение и шок не давали подняться; он лежал, вдыхая запах травы, и ждал… ждал, пока кто-нибудь что-нибудь сделает… пока что-нибудь произойдет… а шрам все саднил и саднил…
Оглушив и сбив с толку, на него вдруг обрушился ураган звуков – голоса, топот, крики… он оставался недвижим, но лицо мучительно исказилось – грохот причинял страдания, и Гарри терпеливо ждал, пока этот кошмар закончится.
Затем его жестко схватили и перевернули навзничь.
– Гарри! Гарри!
Он открыл глаза.
И неподвижно уставился в звездное небо. Над ним склонялся Альбус Думбльдор. Вокруг, надвигаясь, теснились черные тени – Гарри ощущал, как от их шагов дрожит под затылком земля.
Он лежал у границы лабиринта. Ввысь уходят трибуны, на них шевелятся силуэты, вверху звезды…
Гарри выпустил Приз, но еще крепче вцепился в Седрика. Свободной рукой впился в запястье Думбльдору. Лицо директора пульсировало перед глазами, то расплываясь, то становясь четче.
– Он вернулся, – прошептал Гарри. – Он вернулся. Вольдеморт.
– Что такое? Что случилось?
Над Гарри появилось перевернутое лицо Корнелиуса Фуджа – белое, смятенное.
– Святое небо… Диггори! – зашевелило губами оно. – Думбльдор!.. Он мертв!