– Черному Лорду не удалось тебя прикончить, а он этого так хотел, – прошептал Хмури. – Только представь, как он вознаградит меня, когда узнает, что я сделал это за него. Сначала я дал ему тебя – чтобы возродиться, в тебе он нуждался больше всего, – а теперь я тебя убью. Меня вознесут надо всеми Упивающимися Смертью. Я буду самый близкий, самый дорогой ему человек… я стану ему роднее сына…
Нормальный глаз Хмури выкатился из орбиты, а волшебный по-прежнему сверлил Гарри. Дверь заперта. Гарри понимал, что выхватить палочку не успеет…
– У нас с Черным Лордом, – выкрикнул Хмури, окончательно, видимо, обезумев, – много общего! Например, у нас обоих в жизни не задалось с отцами… не задалось. И мы оба вынуждены вечно страдать от того, что нас назвали в их честь. И оба имели удовольствие… огромное удовольствие… прикончить их во имя Черного Порядка!
– Вы псих, – не удержался Гарри, – настоящий псих!
– Это я-то псих? – не контролируя себя, взревел Хмури. – Это мы еще посмотрим, кто псих! Посмотрим, кто псих, теперь, когда Черный Лорд вернулся, а я подле него! Он вернулся, Гарри Поттер, ты его не одолел… зато сейчас – я одолею тебя!
Хмури поднял палочку, открыл рот, Гарри быстро сунул руку в карман за своей палочкой…
– Обомри!
С ослепительной красной вспышкой, с грохотом и треском дверь кабинета взорвалась…
Хмури отшвырнуло назад, он упал на пол. Гарри, не отведя взгляда оттуда, где только что был Хмури, смотрел теперь в Зеркало Заклятых на Альбуса Думбльдора, профессора Злея и профессора Макгонаголл. Затем обернулся и увидел их же в дверном проеме. Первым, выставив вперед волшебную палочку, стоял Думбльдор.
И в этот момент Гарри постиг, почему про Думбльдора говорят, что он единственный колдун, которого боится Вольдеморт. Невозможно было вообразить взгляда страшнее того, которым Думбльдор пронзал лежащего на полу без сознания Шизоглаза Хмури. Ни следа доброжелательной улыбки, в глазах за очками не посверкивали лукавые огоньки… каждая черточка этого древнего лица горела холодной яростью… от Думбльдора исходила властная сила, он как будто источал жар…
Он шагнул в кабинет и ногой перекатил Хмури на спину, чтобы видно было лицо. Злей вошел следом и посмотрел в Зеркало Заклятых, где его отражение еще свирепо взирало в комнату с порога.
Профессор Макгонаголл кинулась прямо к Гарри.
– Пойдемте, Поттер, – прошептала она. Тонкие губы кривились, будто она вот-вот расплачется. – Пойдемте… в лазарет…
– Нет, – резко возразил Думбльдор.
– Думбльдор, это необходимо – посмотрите на него – он столько пережил…
– Он останется, Минерва, потому что он должен понять, – отрезал Думбльдор. – Понять – значит принять, а только приняв, он сможет оправиться от пережитого. Он должен знать, кто и почему подверг его чудовищным испытаниям.
– Хмури, – оторопело произнес Гарри. Мозг все еще отказывался верить. – Как это мог быть Хмури?
– Это не Аластор Хмури, – тихо сказал Думбльдор. – Ты никогда не встречал настоящего Аластора Хмури. Настоящий Хмури не увел бы тебя от меня после того, что случилось сегодня. Как только он тебя забрал, я все понял – и пошел следом.
Думбльдор склонился над безжизненным телом и запустил руку под мантию. Он достал фляжку и связку ключей. Затем повернулся к Злею и Макгонаголл:
– Злотеус, пожалуйста, принесите мне самое сильное исповедальное зелье, какое только у вас есть, а затем пойдите на кухню и приведите эльфа по имени Винки. Минерва, прошу вас, сходите к Огриду, у него там на тыквенном огороде вы найдете большую черную собаку. Отведите ее в мой кабинет и скажите ей, что я скоро буду, а потом возвращайтесь сюда.
Если Макгонаголл и Злей и сочли эти распоряжения странными, то не подали виду. Оба развернулись и покинули кабинет. Думбльдор подошел к сундуку с семью замками, вставил первый ключ в замок и поднял крышку. Под ней лежала груда книг. Думбльдор опустил крышку, вставил в замок второй ключ и снова открыл сундук. Книги исчезли, на этот раз внутри оказались сломанные горескопы, перья, пергамент и нечто похожее на серебристый плащ-невидимку. Гарри изумленно наблюдал, как Думбльдор вставляет в замки третий, четвертый, пятый и шестой ключи, и всякий раз в сундуке обнаруживалось что-то новенькое. Наконец он вставил в замок седьмой ключ, и когда откинулась крышка, Гарри ахнул.
Внутри оказалась десятифутовой глубины яма, что-то вроде подземной комнаты, а на полу спал худой и, похоже, долго голодавший настоящий Шизоглаз Хмури. Деревянной ноги не было, вместо волшебного глаза – пустая глазница, несколько прядей спутанных седеющих волос неровно об-стрижены. Гарри ошеломленно переводил взгляд с одного Хмури, спящего в сундуке, на другого, без сознания лежащего на полу в кабинете.
Думбльдор забрался в сундук, опустился внутрь и легко спрыгнул на пол возле спящего Хмури. Склонился над ним.
– Сшиблен – под проклятием подвластия – очень слаб, – констатировал он. – Естественно, он был нужен им живым. Гарри, брось сюда плащ самозванца. Аластор совсем замерз. Его нужно будет сразу же показать мадам Помфри, но его жизнь, похоже, вне опасности.
Гарри сделал то, о чем его попросили. Думбльдор укрыл Хмури, тщательно подоткнул вокруг него плащ и выбрался из сундука. Затем взял со стола фляжку, отвинтил крышку и перевернул. На пол плюхнулись капли густой вязкой жижи.
– Это всеэссенция, Гарри, – сказал Думбльдор. – Видишь, как просто – и как гениально. Хмури пьет только из своей фляжки, это всем известно. Самозванцу, разумеется, нужно было держать настоящего Хмури под рукой, чтобы изготавливать новые порции зелья. Волосы, да? – Думбльдор бросил взгляд на дно сундука. – Самозванец обстригал их весь год – видишь, неровные? Но, кажется, сегодня вечером наш мнимый Хмури увлекся и забыл, что зелье нужно принимать регулярно… по часам… каждый час… скоро увидим.
Думбльдор отодвинул кресло от стола и сел, устремив взгляд на неподвижную фигуру на полу. Гарри тоже уставился на лже-Хмури. Минуты проходили в молчании…
Затем прямо на глазах лицо лежащего на полу человека стало меняться. Исчезали шрамы, разглаживалась кожа, поврежденный нос сделался целым и начал уменьшаться. Длинные седые волосы втянулись в голову и стали соломенными. С громким «щелк» неожиданно отвалилась деревянная нога, уступив место выросшей нормальной; через мгновение из глазницы выскочил волшебный глаз, и его заменил обычный. Волшебный глаз покатился по полу, продолжая зыркать во все стороны.
Перед Гарри лежал светловолосый человек с бледными веснушками на бледном лице. Гарри его узнал. Он видел этого человека в дубльдуме, видел, как дементоры уводили его из зала суда, видел, как он убеждал мистера Сгорбса, что невиновен… только теперь вокруг глаз у него появились морщины, и выглядел он много старше…
В коридоре послышались торопливые шаги. Вернулся Злей и привел с собой Винки. Следом тотчас вошла профессор Макгонаголл.
– Сгорбс! – Злей как вкопанный остановился в дверях. – Барти Сгорбс!
– Святое небо, – профессор Макгонаголл тоже замерла и уставилась на неподвижное тело.
Из-за ноги Злея выглянула грязная, растрепанная Винки. Она широко раскрыла рот и пронзительно завопила:
– Господин Барти, господин Барти, что вы тут делаете?
И бросилась на грудь молодому человеку.
– Вы его убили! Вы его убили! Вы убили хозяйского сына!
– Его всего лишь сшибли, Винки, – проговорил Думбльдор. – Будь добра, отойди в сторонку. Злотеус, вы принесли зелье?
Тот предъявил стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью – тот самый признавалиум, которым он недавно угрожал Гарри. Думбльдор встал из-за стола, наклонился над лежащим и усадил его, привалив к стене под Зеркалом Заклятых, откуда на присутствующих по-прежнему сурово взирали отражения Думбльдора, Злея и Макгонаголл. Винки осталась стоять на коленях – она дрожала и закрывала руками личико. Думбльдор силой открыл молодому человеку рот и влил туда три капли зелья. Затем палочкой указал на его грудь и велел:
– Воспрянь.
Сын Сгорбса открыл глаза. Взгляд его был бессмыслен, глаза пусты. Думбльдор опустился перед ним, чтобы говорить ему прямо в лицо.
– Ты меня слышишь? – тихо спросил Думбльдор. Веки молодого человека задрожали.
– Да, – еле слышно пробормотал он.
– Расскажи нам, пожалуйста, – мягко начал Думбльдор, – как ты здесь оказался. Как ты сбежал из Азкабана?
Сгорбс сделал долгий, судорожный вдох и заговорил ровно и безжизненно:
– Меня спасла мать. Она знала, что умирает. И уговорила отца выполнить ее последнюю просьбу – спасти сына. Он любил ее так, как никогда не любил меня. И согласился. Они пришли меня навестить. Дали мне всеэссенцию с волосом моей матери. А она выпила всеэссенцию с моим волосом. Мы поменялись обличиями.
Дрожащая с головы до ног Винки затрясла головой:
– Молчите, господин Барти, молчите, не говорите больше ничего, вы сделаете плохо вашему отцу!
Но Сгорбс лишь снова глубоко вдохнул и продолжал все так же сухо:
– Дементоры слепые. Они почуяли, что в Азкабан вошел один здоровый и один умирающий. А потом почуяли, что из Азкабана выходит один здоровый и один умирающий. Отец вынес меня, переодетого в одежду матери, на случай, если заключенные увидят нас сквозь решетку… Мама вскоре умерла в Азкабане. До самого конца она старательно принимала всеэссенцию. Ее похоронили в моем обличии и под моим именем. Все считали, что она – это я.
Веки молодого человека дрогнули.
– А что сделал с тобой отец, когда ты снова оказался дома? – тихо спросил Думбльдор.
– Инсценировал мамину смерть. Тихие похороны, пустая могила. Наш домовый эльф, Винки, выходила меня, вернула к жизни. После этого я должен был скрываться от людей. Меня нужно было держать под контролем. Отец заклинаниями подавлял мою волю. Когда ко мне вернулись силы, я мечтал только об одном – найти моего господина… вернуться к нему и служить ему.
– Как отец подавлял твою волю? – спросил Думбльдор.