На лице Риты не отразилось и тени смущения.
— Я лишь подчеркнула, что некоторые ваши взгляды немного устарели, Думбльдор, и что многие колдуны-обыватели…
— Я был бы счастлив узнать, Рита, что за грубостью тона кроется определенная логика, — Думбльдор, улыбаясь, любезно поклонился, — но, боюсь, нам придется обсудить этот вопрос позднее. Вот-вот начнется взвешивание палочек, а эта церемония не может быть открыта, если один из чемпионов прячется в чуланчике для метел.
С огромным удовольствием избавившись от Риты Вритер, Гарри поспешил обратно в класс. Остальные чемпионы уже сидели на стульях возле двери, и Гарри поскорей юркнул на место рядом с Седриком и стал смотреть на покрытый бархатом стол. Там находились четверо из пяти судей: профессор Каркаров, мадам Максим, мистер Сгорбс и Людо Шульман. Рита Вритер пристроилась в углу. Гарри видел, как она незаметно вытащила из сумочки пергамент, расправила его на колене, пососала принципиарное перо и снова установила его на пергаменте.
— Позвольте вам представить мистера Олливандера, — заговорил Думбльдор, занимая место за судейским столом и обращаясь к чемпионам. — Он прибыл проверить ваши волшебные палочки. Перед началом Турнира мы должны убедиться, что они находятся в безупречном рабочем состоянии.
Гарри обвел глазами комнату и с изумлением заметил у окна старого колдуна с большими бледными глазами. С мистером Олливандером они уже встречались-это был тот самый изготовитель волшебных палочек, у которого они с Огридом в магазине на Диагон-аллее три года назад приобрели палочку для Гарри.
— Мадемуазель Делакер, не возражаете, если мы начнем с вас? — выйдя на середину комнаты, обратился мистер Олливандер к Флер.
Флер Делакер стремительно подошла к мистеру Олливандеру и протянула ему палочку.
— Хм-м-м… — промычал он.
Потом спирально крутанул палочкой меж длинных пальцев, и та выпустила сноп розовых и золотых искр. Мистер Олливандер поднес палочку к глазам и внимательно изучил ее.
— Так, — произнес он тихо, — девять с половиной дюймов… жесткая… розовое дерево… и содержит… пресвятое небо…
— Волос с голови вейли, — опередила его Флер, — это одна из моих бабушек.
Значит, Флер действительно частично вейла, подумал Гарри, надо не забыть сказать об этом Рону… и сразу вспомнил, что Рон с ним не разговаривает.
— Разумеется, — кивнул мистер Олливандер, — разумеется. Сам я никогда не использую волосы вейл. Я нахожу, что от них палочки становятся чересчур своенравными… Впрочем, каждому свое, и если вам это подходит…
Он пробежал пальцами по палочке, видимо, проверяя, нет ли на ней царапин или выпуклостей, затем пробормотал: «Орхидеос!», и на кончике палочки распустился букет цветов.
— Очень хорошо, очень хорошо, она в прекрасной рабочей форме, — мистер Олливандер ловко ухватил букет и вместе с палочкой преподнес его Флер. — Мистер Диггори, вы следующий.
Флер скользнула на свое место и улыбнулась Седрику, когда тот проходил мимо.
— Так-так, а это уже мое произведение, не так ли? — в голосе мистера Олливандера зазвучал куда больший энтузиазм. — Да, я ее прекрасно помню. Содержит хвостовой волос редкостного экземпляра самца единорога… ладоней семнадцать в холке, не меньше… чуть не проткнул меня насквозь, после того как я дернул его за хвост. Двенадцать дюймов с четвертью… ясень… приятная упругость. В превосходном состоянии… Ухаживаешь за ней регулярно?
— Только вчера полировал, — просиял Седрик.
Гарри поглядел на собственную палочку. Она была вся захватана. Он сгреб в кулак ткань своей робы и постарался незаметно оттереть палочку. Но Флер бросила на него очень покровительственный взгляд, и он тут же прекратил.
Мистер Олливандер пустил через всю комнату цепочку дымных колец, объявил, что он удовлетворен, а затем пригласил:
— Мистер Крум, прошу вас.
Виктор Крум поднялся и побрел, сутулясь и загребая ногами. Он пхнул мистеру Олливандеру свою палочку, надулся и встал, погрузив руки в карманы робы.
— Хм-м-м… — протянул мистер Олливандер, — если не ошибаюсь, это создание Грегоровича? Прекрасный изготовитель, хотя стиль его и не таков, каким я… но тем не менее…
Он поднял палочку повыше и, вращая ее перед глазами, изучил миллиметр за миллиметром.
— Так… граб и струны души дракона? — выпалил он, и Крум кивнул. — Толще обычного… весьма жесткая… десять дюймов с четвертью… Авис!
Грабовая палочка выстрелила как пушка, из ее кончика вылетела стайка крохотных, щебечущих птичек и скрылась за окном в неярком солнечном свете.
— Отлично, — сказал мистер Олливандер, возвращая палочку Круму, — у нас остается… мистер Поттер.
Гарри встал, прошел мимо Крума к мистеру Олливандеру и протянул палочку.
— А-а-а-ах, разумеется, — бледные глаза старика вдруг засияли. — Да, да, да. Как прекрасно я это помню.
Гарри тоже все помнил. Помнил так хорошо, словно это случилось вчера…
Четыре года назад, в его одиннадцатый день рождения, Огрид привел Гарри в магазин мистера Олливандера, чтобы купить волшебную палочку. Мистер Олливандер снял с него всевозможные мерки, а потом начал выдавать палочки на пробу. Гарри тогда переразмахивал, наверное, миллионами палочек, пока наконец не нашлась та единственная, которая подошла ему — вот эта самая, сделанная из остролиста, одиннадцатидюймовая, содержащая хвостовое перо феникса. Мистер Олливандер был потрясен, что ему подошла именно эта палочка. «Любопытно», — забормотал он тогда, — «любопытно», и только когда Гарри спросил, что же, собственно, любопытно, объяснил, что перо в палочке Гарри взято от того же феникса, чье перо составляло сердцевину и палочки Лорда Вольдеморта.
Гарри никогда и никому не рассказывал об этом. Он очень любил свою палочку и относился к ее родству с палочкой Вольдеморта, как к чему-то такому, чего он не в силах изменить — примерно так же, как он не мог изменить факта своего родства с тетей Петунией. Однако, сейчас он очень бы не хотел, чтобы мистер Олливандер обнародовал эту информацию. Его не оставляло странное предчувствие, что, если такое случится, принципиарное перо Риты Вритер взорвется от радости.
За изучением волшебной палочки Гарри мистер Олливандер провел гораздо больше времени. В конце концов он выпустил из нее фонтан вина, а после возвратил Гарри, объявив, что палочка в идеальном состоянии.
— Благодарю вас всех, — сказал Думбльдор, вставая из-за судейского стола, — вы можете возвращаться на уроки — хотя, возможно, разумнее отправиться сразу на обед, потому что колокол вот-вот прозвонит…
У Гарри возникло приятное чувство, что дела наконец-то пошли так, как надо. Он приготовился уйти, но тут откуда ни возьмись выскочил человек с камерой и многозначительно прокашлялся.
— Фотографироваться, Думбльдор, фотографироваться! — радостно закричал Шульман. — Судьи и чемпионы, все вместе! Как считаешь, Рита?
— Э-м-м… да, пожалуй, сначала так, — Рита снова не спускала глаз с Гарри, — а потом, возможно, имеет смысл сделать индивидуальные снимки.
Съемки заняли много времени. Куда бы не встала мадам Максим, тень от нее закрывала всех остальных, кроме того, фотограф не мог отойти настолько далеко, чтобы она вместилась в кадр; кончилось тем, что она села, а все прочие встали вокруг нее. Каркаров бесконечно завивал пальцами бородку; Крум, который, казалось бы, должен был давно привыкнуть к такого рода вещам, прятался за чужими спинами. Фотограф все норовил поставить впереди всех Флер, а Рита Вритер постоянно выбегала и вытаскивала в центр Гарри. Потом она настояла на том, чтобы каждого чемпиона сняли отдельно. Прошла вечность, прежде чем им разрешили уйти.
Гарри спустился на обед. Гермионы не было — видимо, она еще не вернулась из больницы, где ей исправляли зубы. Гарри поел один, а потом отправился в гриффиндорскую башню, с неохотой думая о дополнительной работе по Призывному заклятию. В спальне он наткнулся на Рона.
— Тебе сова, — грубо бросил Рон, как только Гарри вошел. Он показал на Гаррину кровать. На подушке его дожидалась школьная амбарная сова.
— О! Отлично, — кивнул Гарри.
— А завтра вечером мы должны отбывать наказание в подземелье Злея, — сказал Рон.
После этого он, не глядя на Гарри, быстро вышел из спальни. На мгновение Гарри захотелось пойти за ним — причем он не понимал, зачем, чтобы поговорить с Роном или чтобы дать ему по шее, и то, и другое казалось одинаково привлекательным — но желание прочитать письмо Сириуса оказалось сильнее. Гарри подошел к сове, снял с ее лапки письмо и развернул его.
Не могу рассказать тебе в письме обо всем, о чем хотелось бы рассказать, это слишком рискованно, вдруг письмо будет перехвачено — нам нужно поговорить с глазу на глаз. Сможешь ли ты быть один у камина в гриффиндорской башне 22 ноября в час ночи?
Я лучше кого-либо другого знаю, что ты вполне способен сам о себе позаботиться, кроме того, пока рядом с тобой Думбльдор и Хмури, вряд ли кто-то сможет причинить тебе вред. Однако, некто, очевидно, пытается это сделать, и довольно успешно. Было очень рискованно добиваться твоего участия в Турнире, особенно прямо под носом у Думбльдора.
Будь крайне осторожен, Гарри. И сообщай мне обо всем, что покажется тебе необычным. По поводу 22 ноября дай знать как можно скорее.
Сириус
Глава 19.ВЕНГЕРСКИЙ ШИПОХВОСТ
В течение следующих двух недель только надежда встретиться с Сириусом с глазу на глаз поддерживала Гарри, была единственным светлым пятном на горизонте, никогда еще не казавшемся столь безрадостным. Шок, испытанный, когда его объявили чемпионом школы, постепенно проходил, а на его место просачивался страх перед грядущими испытаниями. Первое состязание неуклонно приближалось. Гарри казалось, что оно нависает над ним словно внезапно выросший на пути чудовищный монстр. Раньше ничто и никогда, ни один квидишный матч (даже последний, со «Слизерином», решавший, кому достанется квидишный кубок) не заставлял его так нервничать. Гарри не мог даже заставить себя думать о том, что его ждет; ему казалось, что не только смысл всей его предыдущей жизни, но и ее завершение — в первом испытании…