— Они так и так вымирали, а потом еще многих поубивали авроры. Впрочем, считается, что за границей они еще есть… скрываются в горах…
— Не знаю в таком случае, кого хочет обмануть Максим, — Гарри посмотрел на печальную мадам Максим, сидящую за судейским столом. — Если Огрид полугигант, то она уж точно. Широкая кость… шире кости только у динозавра.
Остаток бала Гарри с Роном, не имея ни малейшего желания танцевать, провели в уголке за обсуждением гигантов. Гарри старался не замечать Чу и Седрика. Когда он их видел, у него появлялось желание хорошенько что-нибудь пнуть.
В полночь Чертовы Сестрички прекратили играть, и их проводили очень громкими аплодисментами. Потом все двинулись к вестибюлю. Многие выражали сожаление, что бал не продлился дольше, но Гарри с радостью думал о том, чтобы пойти спать, на его взгляд, вечер был не такой уж замечательный.
В вестибюле Гарри с Роном увидели Гермиону, прощавшуюся с Крумом, который должен был возвращаться на дурмштранговский корабль. Она очень холодно посмотрела на Рона и молча прошла мимо него к мраморной лестнице. Гарри и Рон направились следом, но на полдороге кто-то вдруг окликнул:
— Эй! Гарри!
Это был Седрик Диггори. Чу ждала его внизу, в вестибюле.
— Да? — холодно ответил Гарри, а Седрик уже взбегал к нему по лестнице.
По виду Седрика было ясно, что он не хочет говорить в присутствии Рона. Тот недовольно пожал плечами и продолжил подниматься.
— Слушай, — Рон уже отошел, но Седрик все равно понизил голос. — Я перед тобой в долгу за подсказку про драконов. Так вот, про золотое яйцо… Твое вопит, когда его открываешь?
— Да, — кивнул Гарри.
— Так… прими ванну, ладно?
— Что?
— Прими ванну и возьми… м-м-м… яйцо с собой и… м-м-м… хорошенько все обдумай в горячей воде. Это поможет тебе… сосредоточиться. Поверь мне.
Гарри молча смотрел на него.
— И знаешь что? — добавил Седрик, — пойди в ванную комнату для старост. На пятом этаже, четвертая дверь налево от статуи Бориса Бессмысленного. Пароль «хвойный освежающий». Ну все, мне надо идти… хочу попрощаться…
Он еще раз улыбнулся Гарри и помчался вниз по лестнице к Чу.
Гарри одиноко отправился в гриффиндорскую башню. Очень странный совет. Как ванна может помочь ему разгадать загадку воплей яйца? Может, Седрик старается ему помешать? Или хочет выставить его дураком, чтобы в сравнении с ним понравится Чу еще больше?
Толстая Тетя и ее приятельница Ви клевали носом. Гарри пришлось громко проорать: «Китайские фонарики!», иначе они никак не хотели просыпаться, но, когда он наконец разбудил их своим криком, обе были жутко недовольны. Он вскарабкался в общую гостиную и обнаружил там жуткую сцену. Рон и Гермиона, стоя на расстоянии десяти футов друг от друга с багровыми от крика лицами, страшно скандалили.
— Знаешь что? Знаешь что? Раз тебе все это так не нравится, ты же знаешь, что нужно делать? Знаешь? — орала Гермиона. Ее элегантный пучок растрепался, лицо перекосило от злости.
— Ах, вот как? — орал в ответ Рон. — И что же это такое мне надо делать?
— Когда в следующий раз будет бал, пригласить меня раньше других и не в качестве спасительной соломинки!
Пока Рон, наподобие золотой рыбки, вынутой из аквариума, открывал и закрывал рот, Гермиона развернулась на каблуках и бросилась к спальням девочек. Рон обернулся к Гарри.
— Это, — потрясенно захлебнувшись, начал он, — это… лишний раз доказывает… она ничего не понимает…
Гарри ничего не сказал. Он слишком ценил их с Роном примерение, чтобы высказывать сейчас свое мнение — но ему почему-то показалось, что в данном случае Гермиона поняла все куда лучше Рона.
Глава 24.СЕНСАЦИЯ РИТЫ ВРИТЕР
На второй день Рождества все встали поздно. В гриффиндорской гостиной было необычно тихо, ленивые разговоры то и дело прерывались зевками. Густые волосы Гермионы снова распушились. Она призналась Гарри, что, причесываясь на бал, использовала невероятное количество Гладкукладкеровского прилизелья для волос. «Но уж слишком много возни, чтобы делать это каждый день», — сказала она как бы между прочим, почесывая громко урчащего Косолапсуса за ушами.
С Роном они, казалось, пришли к молчаливому соглашению больше не обсуждать свои разногласия и общались очень доброжелательно, но как-то формально. Гарри с Роном, разумеется, при первой же возможности доложили Гермионе о подслушанном ими разговоре Огрида с мадам Максим, но на Гермиону новость о том, что Огрид является полугигантом, подействовала совсем не так сильно, как на Рона.
— Я, в общем-то, так и думала, — пожала плечами она. — Понятно, что чистокровным гигантом он быть не может, тогда он был бы футов двадцать ростом. Но, честно сказать, все эти вопли насчет гигантов — самая настоящая истерия. Не могут же все они быть такими уж страшными… Это такие же предрассудки, как и по отношению к оборотням… расизм, больше ничего.
Рон собрался было сказать что-то ядовитое, но, видимо, не захотел снова ссориться, и поэтому только неверяще покачал головой, когда Гермиона отвернулась.
Между тем, пришло время заняться домашними заданиями, о которых они начисто забыли в первую неделю каникул. После празднеств все ходили какие-то обессилевшие — за исключением Гарри, который понемногу начинал ощущать легкое беспокойство.
Оказалось почему-то, что по эту сторону Рождества двадцать четвертое февраля стало гораздо ближе, а он еще даже не пробовал разгадать загадку золотого яйца. Поэтому теперь всякий раз, заходя в спальню, Гарри доставал яйцо из сундука, открывал его и внимательно вслушивался в заунывный вой — вдруг в нем отыщется какой-нибудь тайный смысл. Напрягаясь изо всех сил, он старался понять, что (кроме музыкальных пил) ему напоминает этот ужасный звук, но… нет, он никогда не слышал ничего подобного. Тогда он закрывал яйцо, интенсивно его тряс и снова открывал — вдруг звуки переменятся — но они оставались точно такими же. Он пробовал задавать яйцу вопросы, перекрикивая вой, но это не действовало. Однажды он даже швырнул зловредный предмет в другой конец комнаты — не очень, впрочем, надеясь, что это поможет.
Гарри не забыл про намек Диггори, но, к сожалению, те далекие от дружеских чувства, которые он испытывал сейчас к Седрику, не позволяли принять от него помощь, по крайней мере, до тех пор, пока оставалась надежда, что удастся обойтись без нее. В любом случае, Гарри считал, что, если бы Седрик и в самом деле хотел помочь, он мог бы выразиться и пояснее. Вот он, Гарри, прямо сказал Седрику, что их ждет на первом состязании — а тот советует принять ванну! Разве это по-честному? Нет уж, не надо ему такой дурацкой помощи — тем более от того, кто расхаживает по коридорам за ручку с Чу.
А тем временем наступил первый день нового семестра, и Гарри отправился на уроки, нагруженный, как всегда, книжками, перьями и пергаментом. Сосущее беспокойство по поводу неразгаданной загадки висело на нем дополнительной тяжестью, как будто он и яйцо повсюду таскал с собой.
Школьный двор по-прежнему был завален снегом, а окна теплиц так запотели, что на гербологии сквозь них ничего не было видно. В такую погоду никому не хотелось идти на уход за магическими существами, правда, как справедливо заметил Рон, уж драклы их точно согреют: либо будут за ними гоняться, либо подожгут домик Огрида своими взрывами.
Однако, приблизившись к хижине, ребята увидели возле нее пожилую ведьму с коротко стриженными седыми волосами и сильно выдающимся вперед подбородком.
— Поторопитесь, поторопитесь, колокол прозвенел пять минут назад, — рявкнула она на медленно бредущих по снегу учеников.
— А вы кто? — не очень-то вежливо уставился на нее Рон. — И где Огрид?
— Я — профессор Гниллер-Планк, — светским тоном ответила дама, — временный преподаватель ухода за магическими существами.
— Где Огрид? — громко повторил Гарри.
— Его отстранили, — не вдаваясь в подробности, сообщила профессор Гниллер-Планк.
До Гарри донесся тихий противный смех. Гарри обернулся — подошли слизеринцы, возглавляемые Драко Малфоем. У всех был довольный вид, новой преподавательнице никто не удивился.
— Сюда, пожалуйста, — пригласила профессор Гниллер-Планк и направилась к загону, где тряслись от холода огромные бэльстэковские кони. Гарри, Рон и Гермиона пошли за ней, на ходу оглядываясь на хижину. Занавески на окнах были задернуты. Где же Огрид? Там, внутри, больной и одинокий?
— А что с Огридом? — спросил Гарри, нагнав профессора Гниллер-Планк.
— Тебя это не касается, — ответила она так, как будто он спросил о чем-то неприличном.
— Нет, касается, — с горячностью возразил Гарри. — Что с ним такое?
Профессор Гниллер-Планк словно не услышала. Вдоль загона с зябко съежившимися бэльстэковскими конями она провела класс к дереву на опушке Запретного леса. К нему был привязан большой красивый единорог.
Девочки заохали от восторга.
— О-о-о, какой он красивый! — прошептала Лаванда Браун. — Откуда она его взяла? Их ведь так трудно поймать!
По сравнению с ослепительно-белым единорогом снег казался серым. Животное нервно било золотыми копытами и запрокидывало назад рогатую голову.
— Мальчикам — отойти назад! — приказала профессор Гниллер-Планк. Она запрещающе выбросила назад руку, при этом больно ткнув Гарри в грудь. — Единороги предпочитают женщин. Девочки — выйдите вперед. Приближайтесь осторожно… Тихо, тихо, не торопитесь…
Она и девочки медленными шагами направились к единорогу. Мальчики остались стоять у изгороди.
Как только профессор Гниллер-Планк оказалась вне зоны слышимости, Гарри повернулся к Рону:
— Что же с ним случилось? Как ты думаешь, это не дракл?…
— Нет, Поттер, дракл на него не нападал, если ты этого боишься, — раздался вкрадчивый шепот Малфоя. — Нет. Просто он стыдится показать людям свою громадную противную рожу.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Гарри.
Малфой сунул руку во внутренний карман робы и достал свернутый газетный лист.