На Гарри начали нападать привычные уже приступы паники, на уроках стало трудно сосредоточиться. Стоило подойти к окну, и озеро, привычная до неприметности часть пейзажа, сразу же привлекало к себе его взгляд — огромная, холодная, серо-стальная водная масса, неведомые ледяные глубины которой казались теперь дальше луны.
Как и в прошлый раз перед встречей с шипохвостом, время ускользало так стремительно, словно кто-то заколдовал часы, чтобы они шли с удвоенной скоростью. Только что до двадцать четвертого февраля оставалась неделя (еще есть время)… но вот уже остается пять дней (скоро я непременно что-нибудь найду)… три дня (пожалуйста, пусть я что-нибудь найду, ну, пожалуйста)…
Когда осталось два дня, у Гарри опять начисто пропал аппетит. Единственно приятным, что принес завтрак в понедельник, оказалось возвращение совы, которую он посылал к Сириусу. Гарри взял принесенный ответ, развернул его и прочитал, пожалуй, самое коротенькое письмецо из всех, когда-либо написанных ему Сириусом:
Срочно пришли дату следующего похода в Хогсмед.
Гарри повернул пергамент другой стороной, надеясь увидеть еще что-нибудь, но больше ничего не было.
— Через выходные, — прошептала Гермиона, читавшая записку из-за плеча Гарри. — Вот — возьми мое перо и пошли ответ прямо сейчас.
Гарри нацарапал дату на обороте записки Сириуса, привязал пергамент к лапке совы и проследил, как она улетает. А чего он, собственно, ожидал? Совета, как продержаться под водой? Но ведь он так зациклился на рассказе про Злея и Хмури, что даже не упомянул о загадке в яйце.
— А зачем ему знать про следующий Хогсмед? — спросил Рон.
— Откуда я знаю, — скучно пробормотал Гарри. Радость, мимолетно посетившая его при виде письма, умерла. — Пошли… на уход за магическими существами.
С тех пор как Огрид вернулся к работе, он — то ли в виде компенсации за неприятности, доставленные драклами, то ли потому, что драклов осталось всего два, а может быть, потому, что он хотел показать, что знает не меньше профессора Гниллер-Планк — продолжал занятия с единорогами. Выяснилось, что о единорогах Огрид знает столько же, сколько и о всяких чудищах — хотя он явно находил огорчительным отсутствие у единорогов ядовитых зубов.
К сегодняшнему уроку он умудрился изловить двух жеребят единорога. В отличие от взрослых животных, жеребята были чисто-золотого цвета. При виде них у Парватти с Лавандой от восторга едва не случились колики, и даже Панси Паркинсон пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы скрыть, как они ей нравятся.
— Их легче заметить, чем взрослых, — рассказывал Огрид. — Серебряные они становятся года в два, а рожки отрастают примерно в четыре. А чисто-белые они не станут, пока полностью не повзрослеют, это примерно в семь. Детеныши, они подоверчивей… и против мальчиков не так… идите сюда поближе, можете их погладить… дайте-ка вот им сахарку…
— Ты как, Гарри, нормально? — уголком рта спросил Огрид, отодвинувшись немного в сторону от учеников, в большинстве своем столпившихся возле малышей-единорогов.
— Да, — ответил Гарри.
— Боишься?
— Немного, — сказал Гарри.
— Гарри, — Огрид положил ему на плечо массивную ладонь, и под ее тяжестью у Гарри подогнулись колени, — я тоже боялся, пока не увидал тебя с шипохвостом, зато теперь знаю: ежели захочешь, ты все сможешь. Я больше совсем не боюсь. У тебя все будет путем. Ты ж загадку-то разгадал, верно?
Гарри кивнул. При этом его одолевало жгучее желание признаться, что он понятия не имеет, как целый час продержаться на дне озера. Он поднял глаза на Огрида — может, тому иногда требуется спускаться под воду, общаться каким-нибудь образом с тамошними обитателями? В конце концов, он ведь присматривает за всем остальным на школьной территории…
— Ты обязательно победишь, — рокочущим басом заверил Огрид и похлопал Гарри по плечу. Тот почувствовал, как ноги уходят в слякотную землю. — Я точно знаю. Я чую. Ты обязательно победишь, Гарри.
На лице Огрида сияла такая счастливая, уверенная улыбка, что Гарри не смог, не захотел его разочаровывать. Он улыбнулся в ответ, притворился, что ужасно интересуется молодыми единорожками и пошел их гладить вместе с остальными.
Перед вторым состязанием, к вечеру, Гарри почувствовал себя как в кошмаре, от которого он никак не может очнуться. Было абсолютно ясно, что, даже если он и найдет подходящее заклинание, ему будет крайне трудно освоить его за ночь. Как же он мог до такого довести? Почему не взялся за загадку раньше? Почему он вечно ничего не слушает на уроках — вдруг кто-то из учителей рассказывал про то, как дышать под водой?
За окном садилось солнце, а они с Роном и Гермионой, разделенные грудами книг, сидели в библиотеке и лихорадочно перелистывали страницы. Всякий раз, когда Гарри видел слово «вода», у него от волнения случались перебои в сердце, но чаще всего это оказывалось что-нибудь вроде «возьмите две пинты воды, полфунта нашинкованых листьев мандрагоры и одного тритона…»
— По-моему, ничего не получится, — донесся бесцветный голос Рона с другой стороны стола. — Здесь ничего нет. Ничегошеньки. Единственное хоть на что-то похожее — это Засушное заклятие, чтобы высушивать пруды и лужи, но для озера в нем не хватит мощности.
— Должно же быть что-то… — пробормотала Гермиона, ближе придвигая свечку. У нее так устали глаза, что она водила ими по меленьким строчкам манускрипта «Старинныя и забытыя чаровства», почти уткнувшись носом в страницу. — Они никогда не ставят невыполнимых задач.
— Ну вот же, поставили, — сказал Рон. — Гарри, в общем, так. Завтра пойдешь к озеру, сунешь голову под воду, наорешь на русалидов, чтобы отдавали то, чего они там сперли, и посмотришь, что будет дальше. Это все, что ты можешь.
— Должен, обязательно должен быть способ! — сердито оборвала его Гермиона — Обязан быть!
Отсутствие в библиотеке нужной информации она, похоже, воспринимала как личное оскорбление; раньше книги никогда ее не подводили.
— Я знаю, что мне надо было сделать, — пробурчал Гарри, уронив лицо на «Хитрые трюки для каждой хитрюги». — Нужно было стать анимагом, как Сириус.
— Точно, и ты бы мог в любое время превращаться в золотую рыбку! — поддержал Рон.
— Или в лягушку, — зевнул Гарри. Он смертельно устал.
— На то, чтобы стать анимагом, уходят годы, к тому же надо регистрироваться и все такое, — рассеянно забормотала Гермиона, проглядывая, прищурившись, оглавление «Критических колдовских ситуаций и способов их разрешения». — Помните, профессор МакГонаголл рассказывала… нужно зарегистрироваться в отделе не правомочного использования колдовства… указать, в какое животное ты можешь превращаться, сообщить свои особые приметы, чтобы не нарушать положения…
— Гермиона, я пошутил, — устало остановил ее Гарри. — Я знаю, что не смогу к утру научиться превращаться в лягушку…
— О, это все бесполезно, — Гермиона захлопнула «Критические колдовские ситуации». — На кой черт выращивать в носу локоны? Кому это надо?
— А я бы вот не возражал, — раздался вдруг голос Фреда Уэсли. — А что, всегда была бы тема для разговора.
Гарри, Рон и Гермиона подняли глаза. Из-за книжных полок появились близнецы.
— Что это вы двое тут делаете? — спросил Рон.
— Ищем тебя, — ответил Джордж. — Тебя МакГонаголл зовет, Рон. И тебя, Гермиона, тоже.
— Зачем? — удивилась Гермиона.
— Вот уж не знаю… но вид у нее был мрачный, — доложил Фред.
Рон с Гермионой посмотрели на Гарри, у которого что-то оборвалось в животе. Неужели профессор МакГонаголл хочет отругать его друзей? Наверное, она обратила внимание, как много они ему помогают, а он же должен разбираться сам…
— Встретимся в общей гостиной, — сказала Гарри Гермиона. Они с Роном поднялись — оба с очень озабоченным видом. — Возьми с собой книжек, сколько сможешь унести, ладно?
— Ладно, — с тревогой в голосе пообещал Гарри.
В восемь часов мадам Щипц погасила все лампы и пришла выгонять Гарри из библиотеки. Шатаясь под тяжестью набранных книг, Гарри возвратился в гриффиндорскую башню, оттащил в угол один из столиков и продолжил поиски. Но не нашел ничего ни в «Экстремальной магии для эксцентричных ведунов», ни в «Руководстве по средневековому волшебству»… Пребывание под водой не упоминалось ни в «Антологии заклинаний восемнадцатого столетия», ни в сочинении «Обитатели гадких глубин, или внутренние силы, о существовании которых вы не подозревали раньше, и не знаете, что с ними делать теперь, после того как вы прозрели».
На колени к Гарри забрался Косолапсус, свернулся клубочком и громко замурлыкал. Общая гостиная понемногу пустела. Все, так же как и Огрид, желали ему удачи веселыми, бодрыми голосами, видимо, не сомневаясь, что его выступление пройдет легко и гладко, как и в прошлый раз. Гарри был не в силах отвечать, он только кивал, чувствуя, что в горле застрял мяч для гольфа. До полуночи оставалось десять минут, и они с Косолапсусом остались в комнате одни. Гарри перерыл уже все книги, а Рон с Гермионой не возвращались.
Все кончено, сказал он сам себе. Ты не справился. Завтра утром пойдешь к озеру и скажешь об этом судьям…
Он представил, как объясняет жюри, что не сможет выполнить задание. Отчетливо увидел перед собой круглые, удивленные глаза Шульмана, удовлетворенную желтозубую улыбку Каркарова. Он почти что слышал слова Флер Делакер: «я так и знала… он есче слишком мальенький». Увидел, как Малфой демонстрирует публике значок «ПОТТЕР — ВОНЮЧКА», увидел убитое, неверящее лицо Огрида…
Забыв, что у него на коленях расположился Косолапсус, Гарри вскочил; кот, свалившись на пол, сердито зашипел, с брезгливым недоумением поглядел на Гарри и удалился, задрав хвост. Но Гарри не видел этого, он уже бежал по винтовой лестнице наверх, в спальню… Он возьмет плащ-невидимку и отправится назад в библиотеку, если нужно, он будет сидеть там всю ночь…
— Люмос, — прошептал Гарри четверть часа спустя, открывая дверь в библиотеку.