Гарри перевел взгляд с Седрика на Кубок. На один-единственный лучезарный миг он представил, как появляется из лабиринта, держа его в руках, и поднимает над головой. Услышал восторженный рев толпы, увидел восхищенное лицо Чу, увидел так ясно, как никогда прежде… потом прекрасная картина исчезла, и он снова посмотрел в скрытое тенью, упрямое лицо Седрика.
— Вместе, — сказал Гарри.
— Что?
— Возьмем его одновременно. Все равно это будет победа «Хогварца». Победим вместе.
Седрик поглядел на Гарри. Расцепил руки.
— Ты… уверен?
— Да, — ответил Гарри. — Абсолютно… Мы же помогли друг другу, правда? И оба добрались сюда. Давай возьмем его вместе.
Седрик постоял с таким видом, словно не верил своим ушам. А затем расплылся в широкой улыбке.
— Идет, — согласился он. — Давай сюда.
Он подхватил Гарри под руку и помог ему допрыгать до постамента, на котором стоял Кубок. Оказавшись рядом, каждый протянул ладонь к одной из сияющих ручек.
— На счет три, хорошо? — предложил Гарри. — Раз… два… три…
Они с Седриком схватились за ручки одновременно.
В ту же секунду Гарри почувствовал, как что-то с силой дернуло его за пупок. Ноги оторвались от земли. Он не мог расжать пальцы, державшие Кубок, тот тянул его ввысь, в водоворот ветра и цветовых пятен — и Седрика вместе с ним.
Глава 32.ПЛОТЬ, КРОВЬ И КОСТЬ
Гарри почувствовал, как его ступни с силой ударились о землю; поврежденная нога подогнулась, он упал лицом вперед, ладонь разжалась, и он выпустил наконец Тремудрый кубок. Гарри поднял голову.
— Где это мы? — проговорил он.
Седрик помотал головой. Он встал и помог Гарри подняться. Они стали осматриваться.
Определенно, это не территория «Хогварца». Они, видимо, пролетели многие мили — а может быть, сотни миль — не видно даже гор, окружающих замок. Ребята стояли на мрачном заброшенном кладбище; справа, за тиссом, вырисовывался черный силуэт небольшой церквушки. Слева возвышался холм. Наверху можно было различить очертания красивого старого особняка.
Седрик посмотрел на Тремудрый кубок, потом на Гарри.
— Кто-нибудь предупреждал тебя, что Кубок — это портшлюс? — спросил он.
— Нет, — ответил Гарри. Он беспокойно осматривал кладбище. Вокруг царило зловещее безмолвие. — Это что, часть испытания?
— Не знаю, — пожал плечами Седрик. Он немного нервничал. — Надо бы достать палочки, как ты считаешь?
— Да, — согласился Гарри, радуясь, что предложение исходит от Седрика, а не от него.
Они вытащили палочки. Гарри постоянно оглядывался. Опять это странное чувство, что за ними следят…
— Кто-то идет, — вдруг увидел он.
Напряженно вглядываясь в темноту, они следили, как к ним тяжелым шагом, уверенно пробираясь между могил, приближается какая-то фигура. Лица было не различить, но по походке, по тому, как этот человек держал руки, Гарри догадался, что тот что-то несет. Кто этот человек, понять было невозможно, лицо скрывалось под капюшоном плаща, но он был невысокого роста. Потом — еще несколько шагов по направлению к ним, расстояние между идущим и мальчиками неуклонно сокращалось — Гарри увидел, что человек несет на руках… ребенка?… или это какой-то сверток?
Гарри чуть-чуть опустил палочку и покосился на Седрика. Седрик ответил недоумевающим взглядом. И они снова стали следить за приближающимся человеком.
Тот остановился возле высокого мраморного надгробия, примерно в шести футах от них. В течение секунды Гарри, Седрик и невысокий человек просто смотрели друг на друга.
И вдруг, совершенно неожиданно, шрам Гарри взорвался невыносимой болью. Подобных мук он не испытывал никогда в жизни. Он схватился руками за лицо, и палочка выскользнула из ослабевших пальцев, колени подогнулись — Гарри упал на землю, ослепнув от боли, голова грозила вот-вот расколоться пополам.
Где-то далеко, над головой, послышался высокий, холодный голос, равнодушно сказавший:
— Лишнего убей.
Свистящий шелест и второй голос, визгливо выкрикнувший в ночь:
— Авада Кедавра!
Под веками Гарри ослепительно полыхнуло зеленым, и он услышал, как что-то тяжелое упало рядом с ним на землю; боль в шраме достигла такой силы, что его вырвало — и тогда стало легче. В смертельном ужасе от того, что он сейчас может увидеть, Гарри раскрыл слезящиеся от боли глаза.
Рядом, раскинув руки и ноги, лежал Седрик. Он был мертв.
В течение секунды, вместившей в себя вечность, Гарри смотрел ему в лицо, в открытые серые глаза, пустые, лишенные выражения, как окна дома, откуда выехали обитатели, смотрел на полуоткрытый, словно в легком недоумении, рот. И тогда, раньше, чем сознание Гарри сумело принять увиденное, раньше, чем он успел почувствовать что-то еще, кроме оцепенелого неверия в происходящее, его самого с силой подняли на ноги.
Низенький человечек в плаще, положив на землю свой сверток, засветил палочку и поволок Гарри к мраморному надгробию. Прежде, чем его грубо развернули кругом и швырнули к подножию памятника, Гарри успел различить на мгновение высветившуюся надпись:
ТОМ РЕДДЛЬ
Человечек в плаще наколдовал путы, от шеи до лодыжек примотавшие Гарри к мраморной плите. Из-под капюшона до Гарри доносилось прерывистое, частое дыхание. Он стал вырываться, и человечек ударил его — на руке не было пальца. И тогда Гарри понял, кто скрывается под капюшоном. Червехвост!
— Ты?! — выдохнул он.
Но Червехвост, закончивший наколдовывать веревки, промолчал; водя по узлам неподчиняющимися, скачущими пальцами, он проверял, крепки ли путы. Убедившись, что Гарри привязан к плите так крепко, что при всем желании не сможет переместиться ни на дюйм, Червехвост достал из-под плаща черную ленту и грубо затолкал ее Гарри в рот; затем, не произнося ни слова, отвернулся и поспешил прочь. Гарри не мог издать ни звука, не мог понять, куда ушел Червехвост — невозможно было повернуть голову, чтобы заглянуть за камень, он мог смотреть только прямо перед собой.
Футах в двадцати лежало тело Седрика. Позади него, поблескивая в свете звезд, валялся Тремудрый кубок. Палочка Гарри находилась совсем рядом, на земле возле ног. Сверток, который Гарри принял за ребенка, тоже был рядом, у подножия могилы. Он беспокойно шевелился. Гарри посмотрел на него, и лоб снова пронзила дикая боль… и тогда он вдруг понял, что не желает знать, что там, внутри… не хочет, чтобы этот сверток развернули…
Возле его ног раздались какие-то звуки. Он опустил глаза, и увидел в траве подползающую гигантскую змею. Она широким кольцом обвилась вокруг могилы. Опять послышалось частое, свистящее дыхание Червехвоста, оно становилось все громче. Судя по звукам, он тащил что-то тяжелое. Скоро Червехвост появился в поле зрения — оказалось, что он толкает к подножию могилы каменный котел, доверху наполненный водой или другой жидкостью — до Гарри доносились всплески — и этот котел был больше, чем любой из котлов, которыми когда-либо пользовался Гарри; огромное каменное… брюхо, такое, что в нем вполне мог поместиться взрослый человек.
Существо в свертке завозилось сильнее, словно пытаясь высвободиться. Червехвост с палочкой в руках суетился возле днища котла. Внезапно под днищем, потрескивая, заплясал огонь. Гигантская змея уползла в темноту.
Жидкость в котле нагревалась очень быстро. На поверхности не только забурлили пузыри, но и начали вылетать бешеные искры, как будто сама жидкость горела. Пар становился все гуще, постепенно скрывая очертания Червехвоста, следившего за огнем. Шевеление свертка стало еще сильнее. И Гарри опять услышал высокий, холодный голос:
— Поторопись!
Жидкость в котле сделалась живой от пляшущих искр. Она словно была инкрустирована алмазами.
— Все готово, господин.
— Скорей… — приказал ледяной голос.
Червехвост размотал сверток, обнажив то, что лежало внутри, и Гарри издал страшный, заглушенный кляпом, вопль.
Червехвост как будто перевернул камень, под которым обнаружилось нечто омерзительное, слепое, склизкое — но это было в тысячу раз хуже. То, к чему потянулся Червехвост, имело очертания сжавшегося в комок ребенка, только трудно было себе представить что-нибудь меньше похожее на ребенка. Это было сырого красно-черного цвета, безволосое, покрытое какой-то чешуей… Тонкие руки и ноги поражали беспомощностью, а лицо — ни у какого ребенка не могло быть такого ужасного лица! — плоское, змееподобное, с горящими красными глазами.
Существо казалось совсем слабым; оно протянуло тонкие ручки, обвив Червехвоста за шею, и тот поднял его. В этот момент с него соскользнул капюшон, и, когда Червехвост поднес существо к краю котла, Гарри в свете огня разглядел на трусливом, белом от ужаса лице выражение крайнего омерзения. На какое-то мгновение перед Гарри мелькнуло злое плоское лицо, подсвеченное искрами, пляшущими над поверхностью зелья. Затем Червехвост опустил существо в котел, раздалось шипение, и оно ушло под воду; Гарри слышал, как слабое тельце мягко ударилось о дно.
Пусть оно утонет, молился про себя Гарри. Шрам разрывало от боли… Пожалуйста… Пусть оно утонет…
Червехвост заговорил. Казалось, он испуган до полной потери рассудка, его голос очень сильно дрожал. Он воздел палочку, закрыл глаза и заговорил, обращаясь к ночи:
— Кость отца, без ведома данная, возроди своего сына!
Могильный холм под ногами у Гарри дал трещину. Замерев от ужаса, Гарри следил, как, повинуясь заклинанию Червехвоста, в воздух взвилось, а потом мягко просыпалось в котел легкое облачко пыли. Алмазная поверхность, зашипев, взбурлила. Во все стороны полетели искры. Жидкость приобрела яркий, ядовито-голубой цвет.
Червехвост почему-то принялся всхлипывать. Он достал из-под робы длинный, тонкий, сверкающий серебряный клинок. Голос его сорвался на отчаянные всхлипы:
— Плоть — слуги — с ж-желанием данная — оживи — своего господина!
Он вытянул перед собой правую руку — ту, на которой не было пальца. Потом крепко сжал левой рукой кинжал и широко замахнулся.