- Не переношу эти ее выходки, - встав из-за стола, проворчал Рон и вместе с Гарри неспешно направился к выходу из Большого зала. - Развалится она что ли, если хоть раз по-человечески объяснит, что у нее на уме? Потратила бы на это каких-нибудь лишних десять секунд... Здорово, Хагрид!
Хагрид стоял у входа в Большой зал, пропуская группу учеников Рэйвенкло; он был по-прежнему весь в синяках, как и в день возвращения из лагеря великанов, только на этот раз теперь еще и на его переносице была заметна свежая рана.
- Все путем? - приветствовал он ребят и попытался улыбнуться, но на его лице нарисовалась лишь гримаса боли.
- А ты в порядке, Хагрид? - бросил Гарри вслед лесничему, удаляющемуся за воспитанниками Рэйвенкло.
- Порядок, порядок, - ответил Хагрид с малоубедительным оптимизмом. Махнув Гарри здоровенной ручищей, он напугал и едва не послал в нокдаун профессора Вектор, проходившую мимо. - Больно занят, знаешь ли, все дела да дела... к урокам готовиться надобно... а тут у пары саламандр чешуя подгнила... а еще меня отправили на испытательный срок, - пробурчал он.
- На испытательный срок? - вырвалось у Рона так громко, что многие из проходивших мимо учеников начали с любопытством оглядываться. - Извини... я хотел сказать... тебя отправили на испытательный срок? - уже шепотом повторил он вопрос.
- Угу, - кивнул Хагрид. - Ежели честно, так я и не удивился вовсе. Вы, может, и не сообразили, а только инспекцию-то я провалил... так-то... - он тяжело вздохнул. - Пойти, что ли, натереть этих саламандр жгучим перцем, не то совсем без хвостов отстаться могут. Увидимся, Гарри... Рон...
Он вышел из замка и тяжело зашагал по каменным ступеням вниз, к отсыревшему лугу. Гарри глядел ему вслед, задаваясь вопросом, сколько еще напастей он сможет выдержать.
* * *
За считанные дни новость об испытательном сроке Хагрида разлетелась по всей школе, но, к недовольству Гарри, это известие никого, похоже, не огорчило, а отдельных личностей, в первую очередь, Драко Малфоя, определенно порадовало. Что же касается нелепой смерти скромного сотрудника Канцелярии мистерий в больнице Св. Мунго, то только Гарри, Рон и Гермиона знали об этом, и только их это взволновало. А в школьных коридорах теперь обсуждали лишь одну тему: побег десяти Смертеглодов. История эта получила гласность усилиями тех немногих, кто выписывал газеты. В воздухе носились слухи о том, что беглых заключенных видели в Кабаньх Лужках, что они нашли укрытие в Хохочущей хижине и намерены проникнуть в Хогвартс, как в свое время поступил Сириус Блэк.
Всем тем, кто вырос в семьях магов, с детства приходилось слышать имена этих Смертеглодов, и произносили их почти с тем же ужасом, что и имя самого Волдеморта; преступления, совершенные ими в жестокие времена господства Волдеморта, вошли в историю. Кое-кто из воспитанников Хогвартса состоял в родстве с их жертвами, и теперь, вопреки своей воле, они стали теми горемыками, на кого падали отраженные лучи темной славы. У Сюзанны Боунз от руки одного из сбежавших Смертеглодов погибли дядя, тетя и двоюродные братья, и как-то раз на уроке травологии она с горечью заметила, что только теперь до конца поняла, что значит быть Гарри Поттером.
- И как только ты с этим справляешься, это же просто кошмар! - в сердцах воскликнула она и слишком щедро сдобрила драконьим навозом саженцы Хрипохлюпа, отчего те стали недовольно подергиваться и повизгивать.
Что до Гарри, то перешептывания и перемигивания на его счет возобновились, однако, как он заметил, некоторым образом изменилась тональность пересудов, и теперь в них явно было больше любопытства, чем враждебности. Из обрывков случайно подслушанных разговоров Гарри уловил, что многие уже не довольствовались предложенной «Прорицателем» версией о причинах и обстоятельствах побега десяти Смертеглодов из крепости Азкабан. В смятении, страхе, а также под гнетом сомнений они теперь были более склонны поверить единственному альтернативному объяснению - тому, на котором еще с прошлого года настаивали Гарри и Дамблдор.
Но изменения произошли не только в настроении учеников. Теперь обычным делом было встретить где-нибудь в коридоре возбужденно перешептывающихся преподавателей, которые тотчас замолкали при приближении учеников.
- Ясно, что в преподавательской они уже не могут что-либо открыто обсуждать, - шепнула Гермиона, проходя как-то раз вместе с Гарри и Роном мимо стоявших тесным кружком у кабинета заклинаний троих профессоров: МакГонагалл, Флитвика и Спраут. - Раз там теперь Амбридж.
- Полагаете, они узнали что-то новое? - спросил Рон, украдкой глядя через плечо на троих профессоров.
- Если и узнали, то с нами уж точно не поделятся, - угрюмо пробурчал Гарри. - Исключено, после этого Декрета номер... как его...
Гарри имел в виду указ, который появился на доске объявлений на следующее утро после публикации сообщения о побеге из Азкабана:
УКАЗ
ВЕРХОВНОГО РЕВИЗОРА ХОГВАРТСА
Настоящим указом преподавателям запрещается доводить до сведения учащихся любую информацию, не имеющую прямого касательства к предмету, за преподавание которого им выплачивается жалованье.
Данный указ издан на основании
Декрета об образовании № 26
Подписано: Долорес Джейн Амбридж, Верховный Ревизор
Этот последний декрет стал излюбленным объектом для насмешек среди учеников. Например, Ли Джордан как-то попенял Амбридж, что в соответствии с правилами, прописанными в новом декрете, ей запрещено выговаривать Фреду и Джорджу за то, что они играли во Взрывающиеся карты, устроившись в последнем ряду класса.
- Взрывающиеся карты никак не соотносятся с защитой от Темных Искусств, профессор! Это не та информация, которая имеет прямое касательство к вашему предмету!
При следующей встрече с Ли Гарри заметил, что тыльная сторона его ладони истекала кровью. Гарри посоветовал ему микстуру из мурлапки.
Гарри надеялся, что побег из Азкабана несколько укоротит Амбридж, что она будет сконфужена из-за того, что подобный казус случился прямо под носом ее драгоценного Фаджа. Однако это, наоборот, лишь усилило ее иступленное желание персонально контролировать абсолютно все мелочи жизни Хогвартса. Самым меньшим, на что она явно нацелилась, было немедленное увольнение одного из преподавателей, и оставалось лишь решить, кто станет первым: Трелони или Хагрид.
Теперь все без исключения уроки по прорицаниям и по уходу за магическими существами проходили под наблюдением Амбридж и ее блокнота. Устроившись возле камина в башенной комнате, наполненной удушающими ароматами, она беспрестанно прерывала объяснения профессора Трелони, становившиеся все более истеричными, и атаковала ее каверзными вопросами из области орнитомантики и гептомологии. При этом она настаивала на том, чтобы Трелони предсказывала ответы учеников прежде, чем те дадут их сами, и требовала, чтобы она поочередно демонстрировала свои навыки в работе с хрустальным шаром, чайными листьями и руническими камнями. Гарри опасался, что выдержка профессора Трелони рухнет под таким напором; он не раз встречал ее в коридорах замка (уже сам этот факт вызывал удивление, поскольку она крайне редко покидала башню) - она с безумным видом что-то приговаривала себе под нос, заламывала руки и затравленно озиралась по сторонам, распространяя вокруг себя запах хереса. Гарри непременно проникся бы к ней состраданием, не тревожься он так сильно за Хагрида, но если уж кому-то из них и предстояло покинуть школу, то вопрос о том, кому следует остаться, для Гарри был однозначно решен.
К сожалению, Гарри было ясно, что и Хагриду никак не удается произвести хорошее впечатление. Хагрид прислушался к совету Гермионы, и теперь на его уроках не появлялся никто страшнее фуфлера - существа, которое легко можно было бы спутать с терьером, если бы не раздвоенный хвост, - и все же еще до наступления Рождества он явно пал духом. На занятиях он был сам на себя не похож: не мог сосредоточиться, нервничал, терял нить урока, неверно отвечал на вопросы и все время воровато поглядывал на Амбридж. Он заметно отдалился от Гарри, Рона и Гермионы и категорически запретил им приходить к нему после наступления темноты.
- Поймай она вас, так и всем нам не поздоровится, - решительно заявил он, и ребята, не желая ставить под угрозу его дальнейшее пребывание на должности преподавателя, теперь остерегались навещать его по вечерам.
Гарри не покидало ощущение, что Амбридж намеренно лишает его всего, что скрашивало его жизнь в Хогвартсе: походов к Хагриду, переписки с Сириусом, его «Огненной стрелы» и квиддича. Нанести ответный удар он мог только одним способом: с удвоенной энергией отдаться работе в ДД.
Известие о побеге еще десяти Смертеглодов подстегнуло членов ДД, включая также и Захариуса Смита, к более упорной работе, что не могло не радовать Гарри. Самого заметного прогресса добился Невилл. Весть о том, что мучители его родителей разгуливают на воле, произвела в нем удивительную перемену, которая порой вызывала беспокойство. За все время он ни разу и словом не обмолвился с Гарри, Роном и Гермионой о встрече в изоляторе больницы Св. Мунго, и они, приняв этот условный сигнал, также обходили эту тему стороной. Никак Невилл не прокомментировал и побег Беллатриссы с ее кровожадными подельниками. По существу, теперь на собраниях ДД он больше молчал, неустанно работая над новыми порчами и контрзаклятьями, которым их обучал Гарри. Напряженно хмуря круглое лицо, он выкладывался, как никто другой, невзирая на неудачи и синяки. Скорость, с которой он двигался вперед, была обескураживающей. Когда Гарри объяснил суть чар Невидимой ширмы, способной отражать и перенаправлять мелкие порчи на самого атакующего, одна лишь Гермиона сумела освоить их скорее, чем Невилл.
Гарри многим бы пожертвовал ради того, чтобы его достижения в окклюменции были такими же впечатляющими, как и успехи Невилла на занятиях ДД. Между тем сеансы со Снэйпом, столь скверно начавшиеся, ничуть не становились лучше; наоборот, Гарри не покидало ощущение, что с каждым новым уроком дела его идут все хуже.