Рон застонал и для чего-то воздел глаза к потолку.
- Да еще, похоже, скоро дождь начнется.
- А как дождь связан с домашней работой? – удивленно приподняла брови Гермиона.
- Никак, - тотчас ответил Рон, и уши его заалели.
Без пяти минут пять Гарри махнул друзьям на прощание и направился в кабинет Амбридж на третьем этаже. Постучав в дверь, он услышал в ответ сладкоголосое «Войдите». Гарри с опаской вошел внутрь и огляделся по сторонам.
Он помнил, как выглядел этот кабинет при трех его прежних обитателях. В те времена, когда кабинет занимал Гилдерой Локхарт, стены были увешаны плакатами, с которых игриво улыбался сам хозяин. При Люпине у посетителей были все шансы увидеть какое-нибудь удивительное существо из Темного мира в клетке или аквариуме. В дни лже-Смура кабинет был до отказа заполнен самыми разнообразными магическими вещицами для распознавания тайных умыслов и интриг.
Теперь же кабинет был практически неузнаваем. Все вокруг было задрапировано кружевными тканями, и повсюду лежали такие же салфеточки. На отдельных салфеточках стояли вазы с засушенными цветами, а одну из стен украшала коллекция декоративных тарелочек с цветными изображениями котят, на шейках которых были повязаны разноцветные бантики. От этих котят веяло такой пошлостью, что Гарри застыл на месте и стоял в совершенном оцепенении до тех пор, пока вновь не раздался голос профессора Амбридж.
- Добрый вечер, мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и оглянулся. Он сразу ее и не увидел из-за того, что на ней была мантия кричаще-цветочной расцветки, практически сливавшаяся со скатертью на столе, перед которым она стояла.
- Добрый, - сказал Гарри, чувствуя себя крайне скованно.
- Ну, присаживайтесь, - пригласила она его сесть за небольшой, задрапированный кружевом стол, к которому она придвинула стул с прямой спинкой. На столе лежал свиток чистого пергамента, видимо, именно ему и предназначенного.
- Э-э… - начал Гарри, так и не двинувшись с места. – Профессор Амбридж… прежде чем мы начнем, я… я хотел бы кое о чем вас попросить.
Набрякшие глаза сузились.
- Неужели?
- Дело в том, что… я вхожу в состав сборной Гриффиндора по квиддичу, и в пятницу, ровно в пять часов, я должен присутствовать на испытании претендентов на место хранителя ворот, и вот я… я подумал, что вместо пятницы я мог бы отработать наказание… в какой-нибудь другой день…
Еще задолго до окончания своего монолога Гарри понял, что все было зря.
- Ах, нет, - сказала Амбридж с такой безбрежной улыбкой, будто только что полакомилась исключительно сочной мухой. – Нет, нет и нет. Вы, мистер Поттер, наказаны за распространение гнусных, зловредных слухов – и все из-за жажды внимания к себе; между тем наказание, как известно, назначают не для того, чтобы провинившемуся было удобно и комфортно. Нет уж, вы придете сюда ровно в пять и завтра, и послезавтра, и в пятницу и отработаете все наказания в соответствии с графиком. И это правильно, что вы пропустите важное для вас мероприятие. Это станет дополнительным аргументом к тому уроку, который я собираюсь вам преподать.
Гарри почувствовал, как кровь ударила ему в голову и застучала в ушах. Значит, он распространял гнусные, зловредные слухи из-за жажды внимания?
Она наблюдала за ним все с той же улыбкой во весь рот, слегка наклонив голову, словно точно знала, какие мысли роятся в его голове, и только ждала, чтобы он снова потерял контроль. Сделав над собой неимоверное усилие, Гарри отвел взгляд в сторону, бросил портфель на пол около стула с прямой спинкой и сел.
- Вот и хорошо, - сладко проговорила профессор Амбридж, - потихоньку учимся управлять своим характером, не так ли? А сейчас, мистер Поттер, вы напишете для меня несколько строчек. Нет, не своим пером, - остановила она его, увидев, что он наклоняется к портфелю. – Вы будете писать одним из моих перьев - они у меня особенные. Держите.
И она протянула ему длинное тонкое черное перо, невероятно остро очиненное.
- Я прошу вас написать фразу «Я не должен лгать», - нежно проворковала она.
- Сколько раз? – спросил Гарри, весьма успешно имитируя вежливый тон.
- О, столько, сколько потребуется, пока суть не проникнет в ваше сознание достаточно глубоко, - пояснила она сладким голосом. – Приступайте.
Она вернулась к своему столу, уселась за него и склонила голову над кипой пергаментных свитков, которые, по-видимому, были письменными работами, требовавшими проверки. Гарри приготовился было писать, но тут сообразил, что кое-чего недостает.
- Вы не дали мне чернил, - сказал он.
- О, чернила вам не понадобятся, - проговорила профессор Амбридж с едва уловимым смешком.
Гарри приложил кончик пера к пергаменту и написал: Я не должен лгать.
И в тот же миг едва не задохнулся от боли. На пергаменте появились слова, и написаны они были, казалось, глянцевыми красными чернилами. Одновременно те же слова, словно высеченные скальпелем, появились и на тыльной стороне его ладони, однако прямо на глазах рана затянулась, и кожа снова стала гладкой и лишь немного покрасневшей.
Гарри обернулся и посмотрел на Амбридж. Та наблюдала за ним, до предела растянув в улыбке жабоподобный рот.
- Что-то не так?
- Нет, ничего, - тихо ответил Гарри.
Он вновь перевел взгляд на пергамент, повторно приложил перо к пергаменту и снова написал: Я не должен лгать. Руку опять пронзила острая боль, и на тыльной стороне ладони вновь оказались высеченными те же слова, которые и на этот раз исчезли спустя несколько секунд.
И подобное повторялось всякий раз, как Гарри выводил на пергаменте одну и ту же фразу – и не чернилами, как он достаточно скоро понял, а собственной кровью. Снова и снова слова болезненно врезались в его руку, а затем рана затягивалась, чтобы снова появиться при очередном соприкосновении пера с пергаментом.
За окном кабинета Амбридж стемнело. Гарри не спрашивал, когда наказание закончится. Он даже ни разу не глянул на часы. Он прекрасно понимал, что она следит за ним и ждет, когда он даст слабину, но он не собирался давать ей в руки этот козырь, даже если ему придется просидеть тут до утра, рассекая пером собственную руку…
- Подойдите ко мне, - сказала Амбридж по прошествии, казалось, нескольких часов.
Гарри поднялся из-за стола, испытывая острую боль в руке. Опустив глаза, он увидел, что рана затянулась, но кожа по-прежнему была покрасневшей и воспаленной.
- Руку, - распорядилась Амбридж.
Гарри протянул ей руку, и она схватила ее своими толстыми короткими пальцами, унизанными безобразными допотопными кольцами. Гарри передернуло от ее прикосновения.
- Ай-ай-ай, мой урок, похоже, недостаточно глубоко запечатлелся в вашем сознании, - сказала она, улыбаясь. – Попробуем снова завтра вечером. А сейчас можете быть свободны. Гарри молча вышел из кабинета. Школа совсем опустела; несомненно, было уже далеко за полночь. Он медленно дошел до конца коридора, но, повернув за угол, сорвался на бег, понимая, что здесь она его уже не услышит.
* * *
Он не успел отработать Чары исчезновения, не записал в дневник свои сны, не завершил рисунок древошнырика и не написал ни одного эссе. Утром он пропустил завтрак, чтобы наспех записать в дневник пару придуманных снов для урока прорицаний, с которого по расписанию начинался день. К своему удивлению, в гостиной он застал встрепанного Рона, занятого ровно тем же.
- А ты-то почему не сделал всего этого вечером? – спросил Гарри у Рона, который судорожно озирался по сторонам в надежде найти вдохновение. Рон, который спал как убитый, когда Гарри вернулся в спальню, буркнул нечто неразборчивое, похожее на «занят был», затем склонился над пергаментом и впопыхах записал туда несколько слов.
- Этого будет достаточно, - решительно заявил он и захлопнул дневник. – Я тут написал, будто пару новых ботинок во сне покупал; надеюсь, никакого криминала она в этом не углядит.
Они вместе отправились в Северную башню.
- Кстати, как ты отработал наказание у Амбридж? Чем она тебя нагрузила?
Гарри секунду поколебался, прежде чем ответить.
- Строчки писал.
- Ну, не так уж и плохо, - сказал Рон.
- Ну, да, - согласился Гарри.
- Да, чуть не забыл… она отпустит тебя в пятницу?
- Нет, - ответил Гарри.
Рон сочувствующе промычал.
Это был еще один паршивый день для Гарри. На трансфигурации он оказался едва ли не хуже всех, поскольку совсем не работал над Чарами исчезновения, а вместо обеда пришлось заканчивать рисунок древошнырика. Тем временем профессор МакГонагалл, профессор Труххль-Дуб и профессор Синистра завалили их новыми домашними заданиями, выполнить которые вечером не было никакой возможности из-за предстоящего второго наказания у Амбридж. А тут еще Анджелина Джонсон снова подошла к нему во время ужина и, узнав, что он все-таки не сможет присутствовать на пятничных испытаниях, заявила, что крайне разочарована его безответственным отношением, и что игроки, рассчитывающие остаться в команде, обязаны ставить тренировки превыше прочих своих обязательств.
- Я отрабатываю наказание! – выкрикнул Гарри ей вслед. – Ты что, всерьез считаешь, что маяться в кабинете у этой старой жабы лучше, чем играть в квиддич?
- По крайней мере, это всего лишь строчки, - стала успокаивать его Гермиона, когда Гарри снова сел за стол и уже безо всякого энтузиазма уставился на пирог с говядиной и почками. – В самом деле, не бог весть какое наказание…
Открыв было рот, Гарри тут же его закрыл и молча кивнул. Он и сам толком не понимал, почему скрыл от друзей все то, что произошло в кабинете у Амбридж, но ему однозначно не хотелось видеть шок на их лицах, поскольку от этого все стало бы представляться ему в еще более ужасном свете, и было бы еще труднее принимать сложившееся положение вещей. К тому же в глубине души он осознавал, что это было исключительно между ним и Амбридж; это была битва характеров, и он не собирался радовать ее известием о том, что кому-то нажаловался.