Из уст миссис Уизли исторгся полувопль-полурык, не предвещавший ничего хорошего. Люпин переместился к койке, на которой лежал оборотень, уныло глядевший на гостей Уизли, поскольку самого его никто не пришел проведать. Билл изъявил желание выпить чаю, а Фред с Джорджем с большой готовностью вызвались составить ему компанию.
- Должна ли я понимать это так, - начала миссис Уизли, с каждым словом все громче и громче, по всей видимости, не замечая того, что все пришедшие навестить мистера Уизли бросились врассыпную, - что ты затеял игры с маггловским лечением?
- Вовсе нет, Молли, дорогая, - с мольбой в голосе принялся разубеждать ее мистер Уизли. – Просто… просто мы с Пи решили проверить… только, к сожалению… как раз на раны подобного типа… это лечение действует не так эффективно, как мы ожидали…
- Ну и?
- Ну… не знаю, слышала ли ты когда-нибудь о том, что такое… швы?
- Звучит так, будто ты кожу пытался зашить прямо на себе, - презрительно фыркнула миссис Уизли, - но даже ты, Артур, не способен на подобную глупость…
- Что-то мне тоже чаю захотелось, - сказал Гарри, вскакивая с места.
Вслед за ним и остальная компания в составе Гермионы, Рона и Джинни кинулась к выходу. Из-за захлопнувшейся двери до них донесся истошный крик миссис Уизли:
- ЧТО ЗНАЧИТ «ХОТЕЛОСЬ ПРОВЕРИТЬ»?
- Как это похоже на папу, - покачала головой Джинни, шагая вместе с остальными по коридору. – Швы… только представьте…
- Вообще-то, знаете, они очень неплохо способствуют заживлению маггловских ран, - резонно заметила Гермиона. – Скорее всего, яд той змеи содержал нечто такое, что растворяет швы или действует на них как-то иначе… А где тут, интересно, кафе-чайная?
- На шестом этаже, - сказал Гарри, припомнив поэтажную схему, висевшую над столом Дежурной ведьмы.
Они дошли до конца коридора и за двойными дверями увидели лестницу с покосившимися ступеньками. По стенам были развешены уже другие портреты целителей со строгими лицами, и на всем пути вверх по лестнице целители с портретов то и дело останавливали ребят, ставили им нелепые диагнозы и предлагали убийственные способы лечения. Рон был страшно оскорблен, когда некий средневековый маг заявил, что у него ярко выраженная и крайне запущенная форма брызгопупырницы.
- И что это должно означать? – с досадой спросил Рон, увидев, что маг-диагност неотступно следует за ним, перескакивая из портрета в портрет и расталкивая локтями законных обитателей. Перескочив в шестой по счету портрет, он выпалил:
- Это, юный господин, крайне тяжелая хворь, из-за которой ваш лик покроется пупырями и станет еще более отвратительным, чем теперь…
- «Отвратительным»? Последи-ка лучше за своим языком! – выкрикнул Рон, и уши его заалели.
- Единственный способ излечиться состоит в том, чтобы туго привязать к горлу печень жабы и в полнолуние встать нагишом в бочку, наполненную глазами угрей…
- Не страдаю я никакой брызгопупырницей!
- А как же эти безобразные пятна, юный господин…
- Это веснушки! – взорвался Рон. – Отправляйся обратно на свой холст и отстань от меня!
Он повернулся к друзьям, которые с трудом удерживались от смеха.
- Какой это этаж?
- Кажется, шестой, - сказала Гермиона.
- Да нет, только пятый, - поправил ее Гарри. – Нам еще выше…
Однако выйдя на лестничную площадку, где за двойной дверью с маленьким окошком начинался коридор, который, как гласила вывеска, вел в Отделение порчетравм, он замер на месте. С противоположной стороны двери, прижав нос к стеклу, выглядывал некий субъект со светлыми волнистыми волосами и блестящими голубыми глазами. На его лице застыла рассеянная улыбка во весь рот, открывавшая ослепительно белые зубы.
- Ну и ну! – изумился Рон, глядя на голубоглазого субъекта.
- Глазам своим не верю! – ахнула Гермиона. – Это же профессор Локхарт!
Решительно распахнув дверь, бывший преподаватель по защите от Темных Искусств вышел им навстречу. Он был одет в длиннополый лиловый халат.
- Мое почтение! – приветствовал он ребят. – Вы, конечно же, явились сюда за моими автографами?
- Похоже, никаких перемен не наблюдается, - шепнул Гарри на ухо Джинни, и она улыбнулась.
- Э-э… как здоровье, профессор? – немного сконфуженно спросил Рон, испытывая вину из-за того, что именно его подпорченная палочка повредила профессорскую память так основательно, что это привело его в больничное отделение. Что касается Гарри, то муки совести терзали его в куда более ограниченной степени, поскольку казус с памятью Локхарта случился как раз в тот момент, когда сам он вознамерился полностью стереть память Гарри и Рона.
- Превосходно, благодарю! – в упоении воскликнул Локхарт, вынимая из кармана крайне потрепанное павлинье перо. – Так сколько автографов вы желаете получить? Я, да будет вам известно, овладел скоростным письмом!
- Э-э… спасибо, конечно, но не сейчас, - сказал Рон, бросив на Гарри многозначительный взгляд.
- Профессор, - подхватил инициативу Гарри, - а вам не вредно бродить по коридорам? Не лучше ли будет вернуться в палату?
Улыбка сбежала с лица Локхарта. Пару мгновений он присматривался к Гарри, а потом спросил:
- Мы с вами раньше не встречались?
- Вообще-то встречались, - признался Гарри. – Вы преподавали в Хогвартсе, припоминаете?
- Преподавал? – повторил Локхарт в некотором замешательстве. – Я? Так-таки и преподавал?
Улыбка вновь выскочила на лицо Локхарта, как черт из табакерки, и всем от этого стало как-то не по себе.
- Стало быть, всеми своими знаниями вы обязаны мне? Но вернемся к автографам. Думаю, дюжины будет достаточно – вы сможете поделиться с друзьями, и тогда никто не будет в обиде!
Едва он произнес эти слова, как из двери в дальнем конце коридора показалась чья-то голова и послышался голос:
- Гилдероюшка, негодник ты этакий, куда это тебя занесло?
По коридору, тепло улыбаясь Гарри и остальным, торопливо шагала исполненная материнской заботы целительница с украшением из елочной мишуры в волосах.
- Ах, Гилдероюшка, у тебя гости! И как раз на Рождество – ну не чудесно ли? Вы знаете, ведь никто никогда не приходит его, голубчика, проведать! Отчего это так, я прямо в толк не возьму, ведь он у нас такой касатик!
- У нас автографы на повестке дня! – сообщил целительнице Гилдерой, одарив ее лучистой улыбкой. – Они хотят их ужас сколько и не принимают никаких отказов! Вот только хватит ли фотографий?
- Только послушайте, что он говорит, - сказала целительница, взяв Локхарта за руку и умильно улыбаясь ему так, словно перед ней был не по летам развитой двухгодовалый мальчуган. – Всего пару лет назад он был весьма известным человеком, и мы очень надеемся, что его желание всем раздавать автографы говорит об одном: к нему понемногу возвращается память. Прошу вас, следуйте за нами. Он, видите ли, помещен в больничный изолятор и наверняка ускользнул в тот момент, когда я вносила в палату рождественские подарки, потому что во всех остальных случаях дверь заперта… И вовсе не потому, что он опасен! Если он и может кому навредить, - тут она понизила голос до шепота, - то лишь самому себе, будь он благословен… Он ведь себя совсем не помнит, и если куда забредет, то не может отыскать дорогу назад… Как это чудесно, что вы пришли его навестить…
- Э-э… - начал Рон, растерянно махнув рукой в сторону верхнего этажа, - честно говоря, мы собирались…
Однако улыбка целительницы была полна надежды, и вялое бормотание Рона о том, что они «собирались выпить чаю», улетучилось в никуда. Понуро переглянувшись, ребята с обреченным видом двинулись по коридору вслед за целительницей и Локхартом.
- Давайте поскорее с этим разделаемся, - процедил Рон сквозь зубы.
Целительница направила волшебную палочку на дверь палаты Януса Твердолоба и шепнула: «Алогомора!». Дверь распахнулась, и она ввела всю компанию внутрь, не отпуская руку Гилдероя до тех пор, пока не усадила его в кресло рядом с кроватью.
- Это палата для больных, которые проходят длительный курс лечения, - пояснила она вполголоса. – Для тех, кому нанесен необратимый ущерб, сами понимаете. Разумеется, при удачном стечении обстоятельств использование сильнодействующих зелий и чар может привести к некоторым улучшениям… Гилдерой, кажется, постепенно начинает осознавать, кто он такой, а вот мистер Боуд делает прямо-таки заметные успехи: у него явно идет активный процесс восстановления речевых навыков, хотя мы пока не можем распознать язык, на котором он разговаривает… Ну, мне еще нужно остальным раздать рождественские подарки, так что я вас оставлю, а вы пока тут пообщайтесь…
Гарри огляделся по сторонам. В палате наблюдались несомненные признаки того, что для ее обитателей она стала настоящим домом. Вокруг кроватей было несравнимо больше личных вещей, чем в той палате, где лежал мистер Уизли. Например, всю стену у изголовья кровати Гилдероя занимали изображения его самого, улыбающегося во весь рот и изящным жестом приветствующего посетителей. Многие из них он подписал кривоватыми детскими каракулями. Едва оказавшись в кресле, куда его усадила целительница, он пододвинул к себе стопку фотографий, схватил перо и принялся с азартом ставить на них автографы.
- Можете разложить их по конвертам, - сказал он Джинни, по одной кидая уже подписанные фотографии ей на колени. – Как видите, обо мне еще помнят, я по-прежнему получаю огромное количество писем от поклонников… Глэдис Гаджеон каждую неделю присылает по письму… только вот непонятно, по какой причине. – Он умолк в легкой растерянности, но уже через мгновение его лицо вновь осветилось улыбкой, и он засучив рукава продолжил подписывать свои портреты. – Видимо, все дело в моей неотразимой внешности…
Койку напротив занимал маг со скорбным болезненным лицом. Неотрывно глядя в потолок, он бормотал себе под нос что-то невнятное, не замечая ничего вокруг. Чуть поодаль располагалась кровать, на которой лежала колдунья с обросшей шерстью головой. Гарри