После побега Упивающихся Смертью все его ученики, даже Захария Смит, стали заниматься усерднее прежнего, что несказанно радовало Гарри. Особенно заметных успехов достиг Невилл. Известие о том, что преступники, замучившие его родителей, находятся на свободе, произвело в нем странную, жутковатую даже перемену. Он ни разу не заговаривал с Гарри, Роном и Гермионой о встрече в больнице, и они, подстроившись, тоже молчали. Ни слова не было сказано и о побеге Беллатрикс Лестранж и ее сообщников. Собственно, на собраниях Д. А. Невилл теперь вообще толком не открывал рта, но без устали тренировался, овладевая каждым новым контрзаклятием или порчей. Сосредоточенно хмуря пухлое лицо и не замечая ни боли, ни неудач, он трудился старательнее всех и добился такого прогресса, что это просто пугало. Когда Гарри стал учить группу заградительному заклятию, которое отражает несильное колдовство так, что оно бумерангом возвращается к нападающему, одна Гермиона сумела овладеть им раньше Невилла.
Гарри многое бы отдал за подобные успехи в окклуменции. Занятия со Злеем, начавшись не самым удачным образом, точно так же и продолжались. Более того: Гарри казалось, что с каждым уроком становится хуже.
Раньше шрам саднил нечасто, обычно по ночам, иногда – от случайно пойманных мыслей или настроений Вольдеморта. Теперь лоб болел почти не переставая, и в Гарри часто вспыхивали злость или веселье, которые не имели ничего общего с его собственным настроением, зато всегда сопровождались особо резкой болью. У него создавалось кошмарное впечатление, будто он превращается в антенну, улавливающую малейшие колебания Вольдемортова настроения, и столь необыкновенная чувствительность появилась после первого же урока окклуменции. Хуже того, сны о коридоре и двери он теперь видел каждую ночь, и они неизменно заканчивались тем, что он стоял перед черной дверью, страстно мечтая проникнуть в департамент тайн.
– Может, это как болезнь, – озабоченно предположила Гермиона, когда Гарри пожаловался ей и Рону. – Горячка, например. Перед улучшением обязательно бывает ухудшение.
– От занятий со Злеем становится хуже, – твердо сказал Гарри. – Шрам болит – нет сил, и вообще, меня достало разгуливать по этому коридору. – Он сердито потер лоб. – Хоть бы дверь наконец открылась, обрыдло уже – стоишь и пялишься на нее как дурак…
– Не смешно, – строго оборвала Гермиона. – Думбльдор считает, что ты не должен видеть сны про коридор, иначе он не попросил бы Злея учить тебя окклуменции. Надо постараться…
– Я стараюсь! – раздраженно закричал Гарри. – Сама бы попробовала! Представь, что Злей лезет тебе в голову – каково?
– Может… – задумчиво проговорил Рон.
– Может, что? – довольно резко спросила Гермиона.
– Может, Гарри не виноват, что у него не получается блокировать сознание, – мрачно закончил Рон.
– Что ты хочешь сказать? – не поняла Гермиона.
– А то! Вдруг Злей на самом деле вовсе не помогает Гарри…
Гарри и Гермиона воззрились на Рона. Тот ответил тяжелым многозначительным взглядом и очень тихо продолжил:
– Что, если он, наоборот, хочет пошире приоткрыть ему сознание… чтобы Сами-Знаете-Кому было легче…
– Замолчи, Рон, – гневно перебила Гермиона. – Ох уж эти твои подозрения! Они ведь ни разу не оправдались! Думбльдор Злею доверяет, Злей работает в Ордене – чего еще нужно?
– Он был Упивающимся Смертью, – упрямо сказал Рон. – И у нас нет ни одного реального доказательства, что он теперь за нас.
– Думбльдор ему доверяет, – повторила Гермиона. – А если не верить Думбльдору – значит, верить совсем некому.
Тревоги не отпускали, дел навалилась целая куча – домашние задания, над которыми нередко приходилось засиживаться далеко за полночь, тайные встречи Д. А., занятия со Злеем, – и январь пролетел пугающе незаметно. Не успел Гарри оглянуться, как настал февраль, сырой, но уже не такой холодный. Надвигался второй поход в Хогсмед. Гарри, с тех пор как они с Чо договорились пойти туда вместе, толком с ней не разговаривал – и вдруг выяснилось, что День святого Валентина уже настал и его предстоит целиком провести в ее обществе.
Утром четырнадцатого числа Гарри оделся с особенной тщательностью. Они с Роном пришли на завтрак к утренней почте. Хедвиги не было, да Гарри ее и не ждал. Зато Гермиона как раз отнимала письмо у незнакомой неясыти.
– Наконец-то! Если бы не пришло сегодня… – Гермиона нетерпеливо разорвала конверт, достала листочек пергамента и быстро пробежала его глазами; губы ее растянула улыбка угрюмого удовлетворения. – Гарри, – сказала она, – это очень важно. Можешь около полудня прийти в «Три метлы»?
– Ну… не знаю, – неуверенно протянул Гарри. – Чо, наверно, рассчитывает, что я весь день буду с ней. Мы не обсуждали, что станем делать, но…
– Значит, приводи ее с собой, – не отступала Гермиона. – Придешь?
– Ну… ладно. А зачем?
– Сейчас некогда объяснять, надо срочно написать ответ.
И Гермиона убежала из Большого зала с письмом в одной руке и гренком в другой.
– А ты придешь? – спросил Гарри у Рона.
Тот мрачно покачал головой:
– Я вообще в Хогсмед не пойду. Ангелина хочет, чтобы мы весь день тренировались. Как будто это поможет! Мы – худшая команда в мире. Видел бы ты Слопера и Кёрка – сплошные слезы, даже хуже, чем я. – Рон тяжело вздохнул. – Не знаю, почему Ангелина не дает мне уйти.
– Потому что ты, когда в форме, играешь очень даже хорошо, – с раздражением бросил Гарри.
Сочувствовать Рону было трудно – сам Гарри отдал бы что угодно за возможность участвовать в матче против «Хуффльпуффа». Рон по тону Гарри, похоже, догадался и до конца завтрака о квидише не говорил. Попрощались они прохладно; Рон отправился на стадион, а Гарри, глядясь в чайную ложку, кое-как пригладил волосы и вышел в вестибюль, чтобы там встретиться с Чо. Он не знал, о чем с ней говорить, и вообще ужасно нервничал.
Она стояла чуть в стороне от парадных дверей, очень красивая – волосы она завязала в хвост. Гарри пошел к ней, с ужасом ощущая, какие огромные у него ноги, а уж руки… почему он раньше не замечал, до чего они дурацкие и как глупо болтаются при ходьбе?
– Привет, – сказала Чо.
– Привет, – ответил Гарри.
Они молча посмотрели друг на друга, а потом Гарри произнес:
– Ну что… пошли?
– А… да…
Они встали в очередь к Филчу, который по списку проверял уходивших. Оба переглядывались, смущенно улыбались друг другу, но молчали. Потом наконец оказались на улице, и Гарри обрадовался: молча идти рядом все-таки проще, чем просто стоять с глупым видом. Было свежо и немного ветрено. Проходя мимо стадиона, Гарри заметил, как над трибунами проносятся Рон и Джинни, и у него защемило сердце – как жаль, что он не с ними!
– Скучаешь без квидиша, да? – спросила Чо.
Он повернулся к ней и понял, что она внимательно за ним наблюдает.
– Да, – вздохнул Гарри, – очень.
– Помнишь, как мы первый раз играли друг против друга, в третьем классе? – спросила Чо.
– Конечно, – усмехнулся Гарри. – Ты все время меня блокировала.
– А Древ сказал: «Не время строить из себя джентльмена, скинь ее с метлы, если надо», – ностальгически улыбнулась Чо. – Я слышала, его взяли в «Младость Мимолеттона»?
– Нет, в «Малолетстон Юнайтед»; в прошлом году я видел его на кубке мира.
– Ой, мы же с тобой там встречались, помнишь? Мы жили в одном лагере. Здорово было, да?
Бесед о мировом чемпионате хватило до ворот и еще чуть-чуть. Гарри поражался, до чего легко разговаривать с Чо, – не труднее, чем с Роном или Гермионой. Но не успел он расслабиться и повеселеть, как мимо прошла стайка девиц из «Слизерина», в том числе Панси Паркинсон.
– Поттер и Чан! – скрипуче взвизгнула Панси, и ее слова потонули во взрыве презрительного хохота. – Ну и вкус у тебя, Чан! Диггори по крайней мере был красавчик!
Девицы быстро ушли вперед, вопя, хохоча и демонстративно оборачиваясь на Гарри и Чо. Те смущенно молчали. Гарри не знал, что еще сказать про квидиш, а покрасневшая Чо сосредоточенно смотрела себе под ноги.
– Ну… куда пойдем? – спросил Гарри, когда они вошли в Хогсмед. На Высокой улице было полно школьников: они лениво гуляли, глазели на витрины, группками стояли на тротуаре, оживленно болтали.
– Ой… мне все равно, – пожала плечами она. – Может… походим по магазинам?
Они медленно направились к «Дервишу и Гашишу». В витрине висело большое объявление; возле него стояли несколько деревенских жителей. Когда подошли Гарри с Чо, люди чуть отодвинулись, и Гарри опять увидел фотографии десяти беглецов. В объявлении, «по приказу министерства магии», предлагалось вознаграждение в тысячу галлеонов за любую информацию, которая поможет поймать преступников.
– Странно, – тихо сказала Чо, глядя на Упивающихся Смертью, – помнишь, когда бежал Сириус Блэк, повсюду было полно дементоров? Сейчас бежали десять человек – а дементоров нет…
– Да, – ответил Гарри, оторвал взгляд от Беллатрикс Лестранж и из конца в конец осмотрел Высокую улицу. – И правда странно.
Он ничуть не жалел об отсутствии дементоров, но, если подумать, оно говорило само за себя. Дементоры не только позволили приспешникам Вольдеморта сбежать, но даже не пытаются их разыскивать… Видно, они и впрямь больше не подчиняются министерству.
Десять беглецов смотрели на Гарри и Чо со всех витрин. Когда они проходили мимо магазина Шкрябенштюка, пошел дождь; холодные тяжелые капли били Гарри по лицу и падали за воротник.
– А не хочешь… выпить кофе? – потупив глаза, спросила Чо. Дождь усилился.
– Давай, – Гарри завертел головой. – А где?
– Там, дальше, есть замечательное место! Был когда-нибудь у мадам Пуднафут? – оживленно спросила Чо и повела Гарри в переулок к маленькому кафе, которого он никогда раньше не замечал. В тесном зальчике было очень жарко и абсолютно все украшено кружевами и бантиками. Гарри вспомнил кабинет Кхембридж, и ему стало неприятно.
– Миленько, правда? – с воодушевлением сказала Чо.