Позвольте напомнить, Думбльдор, что, согласно указу об образовании за номером двадцать два…
– Министерство имеет право самостоятельно назначать педагогов в том – и только в том – случае, если директор не в состоянии найти подходящей кандидатуры, – сказал Думбльдор. – Однако счастлив сообщить, что в данном случае мне это удалось. Позвольте представить…
Он повернулся к парадной двери, в которую вползал ночной туман. Гарри услышал стук копыт. По вестибюлю пробежал взволнованный ропот. Школьники у дверей, в спешке спотыкаясь, попятились, давая дорогу пришельцу.
Сначала из тумана возникло лицо – Гарри оно было знакомо, однажды он видел его страшной ночью в Запретном лесу. Потом появились светлые волосы, поразительные голубые глаза – мужская голова и торс, крепко сидящий на соловом конском теле.
– Фиренце! – радостно объявил Думбльдор потрясенной Кхембридж. – Надеюсь, вы его полюбите.
Глава двадцать седьмаяКентавр и гнида
– Ну, Гермиона, жалеешь теперь, что бросила прорицание? – с улыбкой спросила Парвати.
Это было за завтраком, через два дня после увольнения профессора Трелони. Собираясь на первое занятие к Фиренце, Парвати гляделась в обратную сторону ложки и подкручивала ресницы волшебной палочкой.
– Не особенно, – равнодушно ответила Гермиона, не отрываясь от «Оракула». – Никогда не любила лошадей.
Она перевернула страницу и стала бегло просматривать заголовки.
– Он не лошадь, он кентавр! – возмутилась Лаванда.
– Роскошный кентавр… – вздохнула Парвати.
– Так или иначе, у него четыре ноги, – отрезала Гермиона. – Но вы же вроде бы страшно переживали за Трелони?
– Мы и сейчас переживаем! – заверила Лаванда. – Мы ее навещали! Отнесли нарциссы – не хрюкающие, которые у Спарж, а нормальные.
– Как она? – поинтересовался Гарри.
– Так себе, – сочувственно ответила Лаванда. – Бедняжка – все плачет, плачет… Говорит, готова уехать куда глаза глядят, лишь бы подальше от Кхембридж. Еще бы! Кхембридж обошлась с ней ужасно, просто ужасно.
– И это только начало, – мрачно изрекла Гермиона.
– Ерунда, – сказал Рон, любовно склоняясь над огромной тарелкой яичницы с беконом. – Ужаснее, чем сейчас, быть не может.
– Помяни мое слово: она еще отомстит Думбльдору за то, что назначил нового учителя, не посоветовавшись с ней. – Гермиона сложила газету. – К тому же полукровку. Ты же видел, как она смотрела на Фиренце.
После завтрака Гермиона пошла на арифмантику, а Гарри и Рон вместе с Лавандой и Парвати отправились на прорицание.
– Нам разве не в Северную башню? – удивился Рон, когда Парвати прошла мимо мраморной лестницы.
Парвати презрительно глянула на него через плечо:
– Что, по-твоему, Фиренце должен карабкаться через люк? Мы теперь в аудитории одиннадцать, вчера на доске было объявление.
Одиннадцатая аудитория располагалась на первом этаже, и к ней из вестибюля вел коридор напротив Большого зала. Там находились классы, где занимались чрезвычайно редко; в них царило запустение, и они больше напоминали кладовки. Поэтому, войдя в дверь вслед за Роном и неожиданно очутившись на лесной поляне, Гарри от удивления застыл.
– Что это?..
Пол порос упругим мхом; деревья покачивали густыми кронами, которые закрывали потолок и окна, и вся комната была исчерчена косыми потоками мутно-зеленого пятнистого света. Те, кто уже пришел на урок, сидели на земле, прислонясь спинами к стволам или валунам, обхватив колени либо скрестив руки на груди. Все явно нервничали. На полянке, где не было деревьев, стоял Фиренце.
– Гарри Поттер, – сказал он и протянул руку.
– Эмм… здравствуйте. – Гарри обменялся рукопожатиями с кентавром, который, не улыбаясь, не моргая, пристально посмотрел на него удивительными сапфировыми глазами. – Э-э… рад вас видеть.
– Взаимно, – откликнулся кентавр, наклоняя белокурую голову. – Мы встретились вновь – как и было предсказано.
На груди Фиренце виднелся еле заметный синяк в форме копыта. Гарри повернулся к одноклассникам, выискивая, где бы сесть; все смотрели на него в восхищении, очевидно, потрясенные их с Фиренце знакомством. Похоже, кентавр наводил на всех благоговейный ужас.
Наконец дверь закрылась; последний ученик уселся на пенек возле корзины для бумаг, и Фиренце широким жестом обвел помещение.
– Профессор Думбльдор любезно обустроил этот кабинет, – начал кентавр, когда все затихли, – в соответствии с естественной средой моего обитания. Разумеется, я бы предпочел давать уроки в Запретном лесу, который до прошлого понедельника был моим домом… но, увы, это невозможно.
– Простите, э-э… сэр, – еле слышно выдохнула Парвати, поднимая руку, – но почему? Мы были там с Огридом, мы не боимся!
– Дело не в вашей храбрости, – пояснил Фиренце, – а в моем положении. Я не могу вернуться в лес. Табун изгнал меня.
– Табун? – озадаченно переспросила Лаванда, и Гарри догадался, что она воображает мустангов. – Какой та… А! – На ее лице забрезжило понимание. – Так вас много?! – изумилась она.
– Вас что, Огрид выращивает, как тестралей? – оживился Дин.
Фиренце очень медленно повернул к нему голову, и Дин сразу смекнул, что ляпнул нечто оскорбительное.
– Я не… не то хотел… простите, – хрипло промямлил он.
– Кентавры – не скот и не домашние животные, – промолвил Фиренце.
Последовала пауза, а затем Парвати вновь подняла руку:
– Скажите, сэр… а почему вас изгнали другие кентавры?
– Потому что я дал согласие работать у профессора Думбльдора, – ответил Фиренце. – Они расценили это как предательство.
Гарри вспомнил, как почти четыре года назад кентавр Бейн ругал Фиренце, когда тот на собственной спине вывез Гарри в безопасное место. Бейн тогда сказал, что Фиренце «уподобился мулу»… Интересно, это Бейн ударил Фиренце в грудь?
– Начнем урок, – произнес Фиренце. Он взмахнул длинным серебристым хвостом, поднял руку к зеленому шатру над головой, потом медленно ее опустил – и свет померк. Над поляной сгустились сумерки, в небе зажглись звезды. Все заахали. Рон громко вскрикнул: «Ни фига себе!»
– Лягте на спину, – спокойно велел Фиренце, – и обратите взоры к небесам. Там, среди звезд, начертаны судьбы наших рас. Способные Видеть прочтут их.
Гарри растянулся на спине и уставился в потолок. Мерцающая красная звезда подмигнула ему с вышины.
– Мне известно, что на астрономии вы изучали названия планет и их спутников, – продолжал невозмутимый голос кентавра, – и отмечали на картах пути движения звезд. За много веков кентавры сумели раскрыть тайный смысл этих перемещений. Наши исследования говорят о том, что, поглядев в небеса, можно разгадать будущее…
– Мы с профессором Трелони проходили астрологию! – взволнованно перебила Парвати, лежа на спине и смешно выбрасывая руку вверх. – Марс вызывает несчастные случаи, ожоги и всякие такие вещи, а когда он находится в оппозиции к Сатурну, как сейчас, – Парвати нарисовала в воздухе прямой угол, – надо осторожнее обращаться с горячими предметами…
– Все это, – безмятежно сказал Фиренце, – глупые людские выдумки.
Парвати беспомощно уронила руку.
– Незначительные происшествия, крошечные человечьи события, – Фиренце переступил копытами на мшистом полу, – для Вселенной – лишь жалкое муравьиное копошение. Движение планет на них не влияет.
– Но профессор Трелони… – начала Парвати с обидой в голосе.
– Тоже человек, – чуть пожал плечами Фиренце. – А посему слепа и опутана предрассудками, как и вся ваша порода.
Гарри, слегка повернув голову, взглянул на Парвати. Ее лицо горело оскорбленным возмущением – как, впрочем, и лица некоторых других учеников.
– Возможно, Сибилла Трелони способна Видеть, я не знаю, – продолжал Фиренце, прохаживаясь по полянке (Гарри слышал, как он хлещет хвостом), – но в целом она зря тратит время на чепуху, которую люди называют гаданием и которой сами себе льстят. Я же намерен поделиться с вами великим знанием – непредвзятым и беспристрастным. Взгляд кентавров устремлен в небеса. Иногда там появляются знаки – вестники беды или перемен. Но порой проходит десять лет, прежде чем мы поймем, что увидели.
Фиренце показал на красную звезду, висящую прямо над Гарри.
– Согласно знакам, последнее десятилетие в жизни колдовской расы – лишь краткое перемирие между двумя войнами. Марс, вдохновитель сражений, сияет ярко, а это означает, что скоро, очень скоро вновь грянет буря. Когда? Иногда кентаврам удается это узнать, сжигая определенные травы и листья, по форме дыма и пламени…
Это был самый необычный урок в жизни Гарри. Ребята жгли шалфей и медовую мальву на полу и старались разглядеть в едком дыму некие формы и символы, которых велел ждать Фиренце. То, что никто ничего не увидел, кентавра нисколько не смутило. Он сказал, что люди вообще плохо в этом разбираются, да и кентаврам требуются годы, чтобы хоть чему-то научиться, а напоследок сообщил, что глупо слишком уж доверять знакам, ибо даже кентавры иногда трактуют их неверно. Такого учителя у Гарри еще не бывало. Казалось, главная задача Фиренце – не передать знания, а внушить ученикам, что никакое знание, даже знание кентавров, не является непреложным.
– Как-то у него все размыто, да? – шепнул Рон, когда они с Гарри тушили костер. – Я бы вот не отказался побольше узнать об этой войне, которая у нас тут будет.
Прямо за дверью громко зазвонил колокол, и все вздрогнули; Гарри совсем забыл, что они в замке, а не в лесу. Несколько озадаченные, ребята побрели из класса.
Гарри и Рон тоже хотели идти, но Фиренце сказал:
– Гарри Поттер, прошу на пару слов.
Гарри обернулся. Кентавр шагнул к нему. Рон замер в нерешительности.
– Можешь остаться, – разрешил Фиренце. – Но закрой, пожалуйста, дверь.
Рон торопливо выполнил просьбу.
– Гарри Поттер, ты – друг Огрида, верно? – начал кентавр.
– Да, – подтвердил Гарри.
– Тогда, будь добр, передай ему мое предупреждение. Попытки не увенчаются успехом. Лучше их оставить.