Пятница выдалась такой же угрюмой и промокшей, как и остальная часть недели. Хотя Гарри автоматически бросал взгляд на преподавательский стол когда входил в Большой Зал, не было никакой реальной надежды на то, чтобы увидеть Хагрида и его разум немедленно возвращался к его большему количеству неотложных проблем, таких как, огромная куча домашнего задания, которую надо было сделать и перспектива ещё одного наказания с Умбридж.
Две вещи поддерживали Гарри в этот день. Одна мысль была, что скоро уже выходные; друга — что будет ужасное, но последнее наказание с Умбридж. Он имел отдаленный вид на Квиддичное поле из её окна и возможность, если повезёт, увидеть тренировку Рона. Это были скорее слабые лучи света, по правде говоря, но Гарри был счастлив всему, что освещало постоянную темноту; в Хогвартсе первой недели, хуже, чем эта, у Гарри ещё не было.
В пять часов этим вечером он постучал в дверь профессора Умбридж, что, как он искрение надеялся, было в последний раз, и был приглашён войти. Бланк пергамента лежал готовый для него на покрытом кружевами, столе, чёрное перо лежало рядом.
— Вы знаете, что делать мистер Поттер, — сказала Умбридж, сладко улыбаясь ему.
Гарри поднял перо и глянул в окно. Если он передвинет своё кресло хотя бы на дюйм или больше вправо: и, как будто пододвигаясь ближе к столу, он ухитрился сделать делать это. Теперь у него был отдалённый вид на Гриффиндорскую Квиддичную команду парящие вверх и вниз, в то время, как половина дюжины чёрных фигур стояла у подножья трёх высоких колец-ворот, очевидно, дожидаясь своей очереди в роли Вратаря. С такого расстояния было невозможно сказать, был ли среди них Рон.
"Не должен говорить неправду", написал Гарри. Рана на задней стороне руки открылась и начала кровоточить.
"Не должен говорить неправду". Рана врезалась глубже, больше жгла и болела.
"Не должен говорить неправду". Кровь стекала по его запястью.
Он ещё раз, случайно посмотрел в окно. Кто бы ни защищал сейчас кольца, получалось это в самом деле плохо. В те секунды, когда Гарри осмелился посмотреть в окно, Кетти Бэлл дважды сделала отметки "не защитано". Сильно надеясь, что этим Вратарём был не Рон, он опустил глаза на пергамент, светящийся от крови.
"Не должен говорить неправду".
"Не должен говорить неправду". Он смотрел всякий раз, хотя и знал, что это рискованно; когда он слышал скрип пера Умбридж или звук открывающегося выдвижного ящика стола. Попытка третьего претендента была довольно хорошей, четвёртого — ужасной, пятый исключительно хорошо увёртывался от Бладжера, но затем пропустил лёгкую подачу. Небо темнело, и Гарри усомнился, что увидит шестого или седьмого претендента.
"Не должен говорить неправду".
"Не должен говорить неправду".
Пергамент теперь был уже весь обкапанный кровью с задней стороны руки Гарри, которая горела от боли. Когда он снова посмотрел в окно, уже настала ночь и Квиддичное поле скрылось из виду.
— Ну давай посмотрим, закончил ли ты послание? — сказал мягкий голос Умбридж, спустя полтора часа.
Она пододвинулась к нему, протягивая свои короткие пальцы, к его руке. И затем, когда она схватила его, чтобы проверить слова, вырезанные теперь на его коже, его обожгла боль, но не на задней стороне руки, а на шраме, у него на лбу. В это же самое время, у него появилось очень странное чувство где-то внутри. Он выдернул руку из её хватки и вскочил на ноги, уставившись на неё. В ответ она смотрела на него, растягивая свой широкий, слабый рот в улыбке.
— Да, это больно, правда? — мягко спросила она.
Гарри не ответил. Его сердце колотилось тяжело и быстро. Говорила она о его руке или она знала, что только он почувствовал у себя на лбу?
— Ну, я думаю, я сделала своё дело. Ты можешь идти.
Он подхватил свой рюкзак и покинул кабинет на столько быстро, на сколько мог.
"Оставайся спокойным", сказал он себе, когда он бежал вверх по лестнице. "Оставайся спокойным, это не обязательно значит, то о чём ты подумал, это значит…
— Мамбулус Мимбл! — задыхаясь сказал он, Толстой Тёте, которая сразу открылась. Его поприветствовал рёв. Сияющий во всё лицо, к нему на встречу бежал Рон, расплёскивая перед собой усладэль из кубка, который сжимал в руке.
— Гари, я сделал это! Я в команде! Я Вратарь!
— Что? О, великолепно! — сказал Гарри, пытаясь улыбаться естественно, когда его сердце продолжало вырываться из груди, а его рука пульсировала и кровоточила.
— На, выпей усадэля! — впихнул Рон ему бутылку.
— Я не могу поверить в это… куда исчезла Гермиона?
— Она там, — сказал Фред, который был тоже обляпанный усладэлем, и указал на кресло у огня. Гермиона дремала в нём, её напиток случайно вылился ей на руку.
— Ну, она сказала, что ей приятно, когда я сообщил ей, — сказал Рон, выглядя слегка раздражённым.
— Пусть она спит, — торопливо сказал Джордж. Прошло несколько секунд, пока Гарри не заметил нескольких первокурсников, которые собрались вокруг близнецов, подавая безошибочные знаки покупки Кровоточащих Пилюль.
— Иди сюда, Рон, и посмотри, подойдут ли тебе старые робы Оливера, — позвала Кэтти Бэлл, — мы можем стереть его имя и вместо него написать твоё:
Как только Рон отошёл, Ангелина подошла к Гарри, крупно шагая.
— Извини, что я раньше я была немного резкой с тобой, Поттер. — отрывисто произнесла она. — Считай, это была управляющая шутка, ты знаешь, я начинаю думать, что была немного суровой, как иногда Вуд. Она наблюдала за Роном над краем своего кубка, слегка нахмурившись.
— Слушай, я знаю, что он твой лучший друг, но он не подготовленный. Я думаю, немного тренировки, и он будет в порядке. Он вышел из семьи хороших Квиддичных игроков. Я полагаю, что у него окажется больше таланта, чем он показал сегодня, по правде говоря. Викки Фробишер и Джефри Хупер оба летали лучше этим вечером, но Хуппер настоящий нытик, он всё время стонал то об одном, то о другом и Викки включала в себя все виды общества. Она позволила себе, что если тренируясь, столкнётся с её Клубом Обаяния, то первой наложит Заклятье. Но как бы там не было, тренировка начинается завтра в два часа, так что убедись, что в это время ты там будешь. И сделай мне одолжение, помоги Рону как сможешь, ОК?
Он кивнул и Ангелина отошла к Алисии Спинет. Гарри подошёл и сел рядом с Гермионой, которая рывком проснулась, когда Гарри опустил свой рюкзак.
— А Гарри, это ты: неплохо на счёт Рона, не так ли? — туманно отозвалась она. — Я просто так… так-так-так устала. — зевнула она. — Я не ложилась вплоть до часа, изготавливала ещё шляпы. Они исчезают как сумасшедшие!
И только сейчас Гарри заметил, что по всей гостиной были спрятаны пушистые шляпы, которые неосторожные эльфы могли бы случайно поднять.
— Замечательно, — рассеяно сказал Гарри. Если он не поговорит с кем-то, то взорвётся.
— Слушай, Гермиона. Я только что вернулся из кабинета Умбридж и она прикоснулась к моей руке.
Гермиона внимательно слушала. Когда Гарри закончил, она медленно произнесла:
— Ты думаешь, что Сам-Знаешь-Кто контролирует её, как контролировал Квирела?
— Ну, — сказал Гарри, понижая свой голос, — это же возможно, да?
— Полагаю, что да. — сказала Гермиона, хотя её голос звучал неубедительно. — Но я не думаю, что он может владеть ею, как владел Квирелом, я имею в виду, что он абсолютно живой сейчас, это не он, у него своё собственное тело и ему не надо владеть кем-нибудь ещё. Он может держать её под Заклятием Империус…
Гарри немного посмотрел на Фреда, Джорджа и Ли Джордана, жонглирующие пустыми бутылками из под усладэля. Затем Гермиона сказала:
— Но в прошлом году твой шрам заболел, когда никто до него не дотрагивался и разве Дамблдор не говорил, что это связано с тем, что Сам-Знаешь-Кто чувствует в это время? Я хочу сказать, что может это никак не связано с Умбридж в конце концов, может это было просто совпадением, когда ты был у неё?
— Она злая, — скучно сказал Гарри, — кривая.
— Она ужасная, да, но… Гарри, я думаю, что тебе следует сказать Дамблдору, что твой шрам заболел.
Это было уже дважды за день, ему посоветовали посоветоваться с Дамблдором и его ответ Гермионе был таким же, какой он дал Рону.
— Я не буду беспокоить его этим. Как ты только что сказала, это не такое уж большое дело. Он всё лето то болел, то нет. Мне просто было плохо вечером, вот и всё:
— Гарри, я уверена, что Дамблдор захочет, чтобы его беспокоили этим.
— Мда, — сказал Гарри, прежде чем смог остановить себя, — это единственное во мне, про что Дамблдор беспокоится, не так ли, мой шрам?
— Не говори так, это не правда!
— Я думаю, я напишу и расскажу обо всём Сириусу, посмотрим, что он скажет:
— Гарри, ты не можешь писать такое в письме! — воскликнула Гермиона, выглядя встревоженной. — Ты что не помнишь, что говорил Грюм, чтобы мы были осторожными с тем, что мы пишем! Нет гарантий, что сов не перехватят[18].
— Хорошо, хорошо. Я не буду писать ему! — раздражённо сказал Гарри. Он поднялся на ноги. — Я иду спать. Скажешь Рону, ладно?
— О нет, — облегчённо сказала Гермиона, — если ты идёшь, то это значит, что и я иду тоже, чтобы не быть грубой. Я абсолютно истощена- сделаю ещё немного шляп завтра. Слушай, ты бы мог помочь мне, если хочешь, это успокаивает и, к тому же, забавно. Я справляюсь всё лучше и теперь у меня получаются модели и вышивки самых разных вещей. [19]
Гарри посмотрел ей в лицо, которое сияло от ликования, и попытался сделать вид, что соблазнился этим предложением.
— Эээ… Нет, я не думаю, что я справлюсь, спасибо, — сказал он. — Эээ… не завтра. Мне надо сделать кучу домашнего задания.
И он потащился в спальню мальчиков, оставив Гермиону слегка разочарованной.
— Глава 14: Перси и Мягколап —
Утром Гарри проснулся раньше своих соседей по комнате. Некоторое время он лежал, рассматривая, как кружится пыль в солнечных лучах, проникавших между занавесями кровати. Гарри наслаждался мыслью, что сегодня наконец-то наступила суббота. Первая неделя семестра, казалось, тянулась вечно — будто один гигантский урок Истории магии.