Он посмотрел на Дурслеев. Лицо дяди Вернона побагровело от крика, он все еще потрясал кулаками. Тетя Петуния обнимала Дадли, которого снова тошнило.
К потрясенному Гарри вновь начала возвращаться способность мыслить. "Представители Министерства вскоре прибудут к месту Вашего постоянного проживания, чтобы уничтожить Вашу волшебную палочку". Да, ничего другого ему не оставалось: он должен был бежать — прямо сейчас, немедленно. Гарри понятия не имел, куда он пойдет, но был уверен лишь в одном: в Хогвартсе или нет, без палочки ему не обойтись. В полуобморочном состоянии, слабо соображая, что делает, он вытащил палочку и развернулся — выйти из кухни.
— Куда пошел? — рявкнул дядя Вернон. Когда Гарри не ответил, он тяжело протопал через кухню, чтобы перекрыть ему путь в гостиную. — Я еще не закончил с тобой, парень!
— Пропустите меня, — негромко произнес Гарри.
— Тебе придется остаться здесь и объяснить, что с моим сыном…
— Если вы не отойдете, я… мне придется ударить вас заклятием! — Гарри достал палочку.
— Только попробуй! Живо убери эту штуку! — проревел дядя Вернон. — Я знаю, тебе запрещено пользоваться этим вне этого… твоего дурдома, который ты называешь школой!
— Из этого моего дурдома меня только что выгнали, — ответил Гарри, — так что теперь мне можно все. У вас есть три секунды. Раз… два…
В кухне раздался грохот. Тетя Петуния взвизгнула, дядя Вернон сдавленно завопил и пригнулся, и уже в третий раз за вечер Гарри ошеломленно принялся искать источник шума, виной которому вновь был уж точно не он. Нашел он его сразу: взъерошенная сова-сипуха, оглушенная столкновением с закрытым окном, сидела на подоконнике кухни.
Пропустив мимо ушей очередной истошный вопль дяди Вернона: "Совы!" — Гарри бегом пересек кухню и распахнул окно. Сова вытянула лапу, к которой был привязан маленький свиток пергамента, встряхнулась и, как только Гарри схватил послание, тут же улетела. Трясущимися руками Гарри развернул второе письмо, которое было просто испещрено чернильными кляксами и написано явно второпях.
"Гарри,
Дамблдор только что прибыл в Министерство и пытается все уладить. Не выходи из дома. Больше не применяй магию. Не отдавай палочку.
Артур Уизли".
Дамблдор пытается все уладить… что это значит? Неужели у Дамблдора достаточно влияния, чтобы противостоять Министерству Магии? Неужели есть шанс, что ему позволят вернуться назад в Хогвартс? Крошечный огонек надежды затеплился в груди Гарри, но тотчас же погас — Гарри захлестнула новая волна паники. Интересно, мистер Уизли полагает, что можно попробовать отказаться сдать палочку, не пользуясь магией? Нет, устроить прямо здесь дуэль с представителями Министерства, разумеется, можно… но сделай он так — исключение из школы покажется ему пустяком и мелочью по сравнению с Азкабаном, который будет ему грозить в этом случае.
Гарри мысленно заметался. Сбежать, конечно, можно — но что, если он попадется сотрудникам Министерства?… Запросто. А можно оставаться здесь, пока за ним не придут. Первый вариант привлекал его куда больше, но он прекрасно понимал: мистер Уизли всем сердцем желает ему добра… И, в конце концов, Дамблдору уже однажды удалось уладить куда более щекотливое дело.
— Ну ладно, — буркнул Гарри, — я передумал, я остаюсь.
Он подошел к кухонному столу и плюхнулся рядом с Дадли и тетей Петунией. Столь внезапная смена решения, похоже, застала Дурслеев врасплох. Тетя Петуния с отчаянием взглянула на дядю Вернона. Вздувшаяся фиолетовая вена на его виске билась еще сильнее, чем раньше.
— Откуда все эти чертовы совы? — прорычал он.
— Первая — от Министерства Магии, о моем исключении, — спокойно ответил Гарри. Он навострил уши, ловя каждый шорох, доносившийся с улицы: представители Министерства могли появиться в любую секунду. И, чтобы спокойно прислушиваться, лучше всего было просто тихо и вежливо отвечать на вопросы дяди Вернона, а не доводить его в очередной раз до бешенства. — Вторая — от папы моего друга Рона, который работает в Министерстве.
— В Министерстве Магии? — взревел дядя Вернон. — Такие, как ты, — в правительстве? О-о-о, это всё объясняет, всё… неудивительно, что страна катится к чертям собачьим!
Гарри промолчал. Дядя Вернон злобно уставился на него и, брызжа слюной, яростно рявкнул:
— И почему тебя исключили?
— Потому что я применил магию.
— Ага! — проревел дядя Вернон, треснув кулаком по холодильнику. Холодильник подпрыгнул, дверца распахнулась, и несколько упаковок диетических продуктов для Дадли вывалились на пол. — То есть ты все-таки признаешь это! Что ты сделал с Дадли?
— Ничего, — ответил Гарри, начиная терять терпение. — Это был не я…
— Он… — неожиданно пробормотал Дадли, и дядя Вернон с тетей Петунией тут же замахали руками на Гарри, чтобы тот замолчал, и склонились над сыном.
— Продолжай, сынок, — поторопил его дядя Вернон. — Что, что он сделал?
— Скажи нам, дорогой, — прошептала тетя Петуния.
— Наставил на меня палочку… — прохрипел Дадли.
— Да, наставил, но я же не… — сердито начал Гарри, но…
— Заткнись! — хором завопили дядя Вернон и тетя Петуния.
— Продолжай, сынок, — повторил дядя Вернон, бешено шевеля усами.
— Все стало такое темное, — дрожа всем телом, сипло произнес Дадли. — Все темное. И потом я услы… услышал… всякое. В… в г-голове…
Дядя Вернон и тетя Петуния в ужасе переглянулись. Если среди самых ненавистных вещей в мире на первом месте для них была магия, а за ней следовали соседи, жульничающие с поливкой газонов больше, чем они сами, — то люди, которым слышатся всяческие голоса, уж точно были в первой десятке. Вероятно, они решили, что Дадли спятил.
— Что «всякое» ты слышал, кисонька? — со слезами на глазах выдохнула побледневшая тетя Петуния.
Но Дадли, казалось, снова подавился словами. Он опять задрожал и затряс своей большой белобрысой головой. Хоть Гарри и почти оцепенел от ужаса, который охватил его, как только прилетела первая сова, он все же с любопытством покосился на Дадли. Дементоры заставляли людей заново переживать самые ужасные моменты жизни. Что же пришлось услышать испорченному, избалованному Дадли, любителю поизмываться над слабыми?
— Почему ты упал, сынок? — спросил дядя Вернон неестественно тихим голосом, как у постели тяжелобольного.
— Я с-споткнулся, — дрожа с головы до ног, ответил Дадли. — А потом…
Он схватился за жирную грудь. Гарри понял: Дадли вспомнил липкий холод, который заполняет легкие, когда дементоры высасывают надежду и радость.
— Ужасно… — пробормотал Дадли. — Холодно. Жутко холодно.
— Ясненько, — голос дяди Вернона был деланно тихим и ровным, тетя Петуния беспокойно щупала лоб Дадли, проверяя, нет ли у него температуры. — Что было потом, Дадлюшечка?
— Чувствовал… Чувствовал… Чувствовал… Как будто… Как будто…
— …как будто ты никогда больше не будешь счастлив, — рассеянно продолжил за него Гарри.
— Да, — прошептал Дадли. Его все еще трясло.
— Так! — сказал дядя Вернон своим обычным громким голосом. — Ты напустил на моего сына какой-то морок, так, чтобы он слышал всякие там голоса и верил, что он станет нищим, или что-то в этом роде, так?
— Да сколько раз вам повторять?! — Гарри почувствовал, что теряет самообладание, и повысил голос. — Это был не я! Это были дементоры! Их было двое!
— Двое… кого? Что за чушь?
— Де-мен-то-ров, — медленно, четко и раздельно произнес Гарри. — Двое.
— И что это за дьявольщина — дементоры?
— Они охраняют тюрьму для магов, Азкабан, — раздался голос тети Петунии.
Две секунды звонкой тишины последовали за этими словами — прежде, чем тетя Петуния хлопнула себя ладонью по рту, как если бы у нее вырвалось какое-нибудь гадкое ругательство. Дядя Вернон уставился на нее, а Гарри остолбенел, пытаясь собраться с мыслями. Ну, миссис Фигг — это ладно… но еще и тетя Петуния?
— Откуда… откуда вы это знаете? — запинаясь, потрясенно выговорил он.
Тетя Петуния, похоже, и сама от себя такого не ожидала. Она стыдливо и перепуганно взглянула на дядю Вернона, затем слегка отняла руку ото рта — так, что вновь стали видны ее лошадиные зубы.
— Я слышала… как тот ужасный мальчишка… говорил ей про них… много лет назад… — запинаясь, выдавила она.
— Если вы про моих маму и папу — то у них вообще-то были имена! — разозлился Гарри, но тетя Петуния не обратила на него ни малейшего внимания. Она казалась ужасно расстроенной.
Гарри был ошеломлен. Не считая одной вспышки ярости несколько лет назад, когда тетя Петуния кричала, что мать Гарри была ненормальной, он никогда не слышал, чтобы она говорила о своей сестре. Он был изумлен — неужели ей запомнились эти обрывки сведений о мире магов? Как она так долго держала их в памяти, изо всех сил притворяясь, будто и знать не хочет о существовании этого мира?
Дядя Вернон принялся судорожно хватать ртом воздух — вероятно, потеряв дар речи. Наконец он снова открыл рот и рявкнул:
— Так… так… они… э-э-э… они действительно существуют, эти… демен… как их там?
Тетя Петуния кивнула.
Дядя Вернон растерянно переводил взгляд с тети Петунии на Дадли и Гарри, словно в надежде, что кто-нибудь из них крикнет: "С первым апреля!". Не дождавшись, он снова приоткрыл рот, но необходимость подбирать слова отпала — в кухне появилась третья за вечер сова. Как пернатое пушечное ядро, она влетела в окно, которое все еще оставалось открытым, и с шумом уселась на кухонный стол, заставив всех троих Дурслеев подпрыгнуть от испуга. Гарри вынул из клюва совы второй конверт — похоже, это вновь было письмо из Министерства — и открыл его. Сова взмахнула крыльями и унеслась в ночь.
— Хватит с меня гадких сов… — пробормотал дядя Вернон, протопал к окну и снова его захлопнул.
"Дорогой мистер Поттер,
В дополнение к нашему письму, которое вы получили около двадцати двух минут назад, спешим сообщить, что Министерство Магии пересмотрело решение о немедленном уничтожении Вашей волшебной палочки. Вы можете сохранить палочку до дисциплинарного слушания, назначенного на двенадцатое августа, когда и будет принято официальное решение.