— Я видел Бода, — медленно произнес он. — Я видел его в Министерстве с твоим папой.
Рон открыл рот.
— Я помню, как папа рассказывал о нем дома! Он Затворник — он работал в Отделе Тайн.
Они посмотрели друг на друга, потом Гермиона потянула газету к себе, сложила ее, опять посмотрела на фотографии десятерых сбежавших Пожирателей Смерти и поднялась со скамьи.
— Куда ты? — поразился Рон.
— Отправить письмо, — Гермиона перекинула рюкзак через плечо. — Это… ну, в общем, я сама не знаю… но стоит попробовать… и я единственная, кто может это сделать.
— Терпеть не могу, когда она вот так себя ведет, — пробурчал Рон, когда он и Гарри встали из-за стола и не торопясь вышли из Большого Зала. — Она бы не переломилась, если бы сказала, что собирается делать? Это заняло бы десять секунд. Привет, Хагрид!
Хагрид стоял у дверей холла, ожидая, пока выйдет толпа учеников из Равенкло. Он все еще был в синяках, как в тот день, когда вернулся из своего путешествия к великанам, и новая царапина пересекала его нос
— Все в порядке? — попробовал он улыбнуться, но улыбка вышла вымученной.
— С тобой все нормально, Хагрид? — Гарри последовал за ним.
— Нормально, нормально, — произнес Хагрид, явно фальшивя. Он махнул рукой и едва не задел профессора Вектора, проходившего мимо. — Просто я занят, ну ты знаешь, обычные дела… надо готовить уроки… у пары саламандр гноится кожа… и к тому же, я на испытании, — пробормотал он
— Ты на испытании? — воскликнул Рон так громко, что несколько студентов с любопытством оглянулись. — Извини. Так ты на испытании? — прошептал он
— Ага, — сказал Хагрид. — Сказать по правде, этого нужно было ожидать. Проверка прошла не слишком хорошо…но так или иначе, — он глубоко вздохнул, — лучше я пойду разотру еще красного перца для саламандр, а то у них окончательно отпадут хвосты. Увидимся, Гарри! Рон!
Он с трудом двинулся в путь — к выходу и вниз по каменным ступеням и сырой земле. Гарри смотрел на него и задавался вопросом, сколько еще плохих новостей он сможет выдержать.
Новость, что Хагрид на испытании, стала общеизвестной в школе в течение следующих нескольких дней, но к негодованию Гарри, практически никто не был расстроен из-за этого; наоборот, некоторые студенты, естественно, Драко Малфой был среди них, ликовали. Что касается странной смерти работника Отдел Тайн в больнице Святого Мунго, то Гарри, Рон и Гермиона, судя по всему, были единственными людьми, которые знали или интересовались этим. В коридорах была одна тема для разговоров: десятеро сбежавших Пожирателей Смерти, чья история наконец-то проникла в школу не без помощи тех нескольких учеников, которые выписывали газеты. Ходили слухи, что преступников видели в Хогсмиде, что они наверняка прятались в Вопящей Лачуге и что собирались ворваться в Хогвартс, как однажды сделал Сириус Блэк.
Те, кто происходил из семей магов, чувствовали себя гораздо более значительными, слушая, как имена Пожирателей Смерти произносились с тем же страхом, что и имя Волдеморта; преступления, которые они совершили во время господства Волдеморта, стали легендарными. Среди Хогвартских студентов были родственники их жертв, которые оказались невольными объектами нездорового интереса, когда появлялись в коридорах. Сюзан Бонс, чьи дядя, тетя и кузины погибли от рук одного из этой десятки, на Травоведении грустно заметила, что она понимает, каково приходилось Гарри.
— Как ты такое выдерживаешь? Это ужасно! — заявила она прямо и высыпала слишком много драконьих удобрений на поднос с рассадой Визгливых Грохотунчиков, которые, почувствовав дискомфорт, стали извиваться и визжать.
Действительно, в эти дни Гарри снова стал предметом шушуканья в коридорах и тыканья пальцами, но он обнаружил и небольшое изменение в тоне шептавшихся голосов. Они были скорее любопытными, чем враждебными. Раз или два он расслышал обрывки разговора студентов, которые не доверяли версии «Оракула» о том, почему и как Пожиратели Смерти сбежали из крепости Азкабан. В страхе и замешательстве эти сомневающиеся могли принять только то объяснение, которое они знали, то, что Гарри и Дамблдор говорили еще в прошлом году — Волдерморт вернулся.
Не только у студентов изменилось настроение. Очень часто можно было встретить двоих или троих торопливо перешептывавшихся учителей, которые тут же замолкали, когда замечали приближение учеников.
— Очевидно, они не могут нормально разговаривать в учительской, — прошептала Гермиона, когда она, Гарри и Рон проходили мимо профессоров МакГоннагал, Флитвика и Спраут, собравшихся вместе вне кабинета Заклинаний. — Из-за этой Умбридж.
— Думаешь, у них есть новости? — Рон посмотрел через плечо на троих учителей.
— Даже если и так, нам же нельзя послушать, не так ли? — сердито произнес Гарри. — После этого Декрета… какой он уже по счету?
Новые постановления появились на досках объявлений на следующее утро после побега из Азкабана.
ПО ПРИКАЗУ ВЕРХОВНОГО НАДЗИРАТЕЛЯ ХОГВАРТСА
Учителям запрещено информировать студентов о том, что конкретно не относится к предмету, который они преподают.
В соответствии с Декретом об Образовании Номер Двадцать-Шесть.
Подписано: Долорес Джейн Умбридж, Верховный Надзиратель.
Последнее постановление стало предметом многочисленных шуток. Ли Джордан сделал вывод, что сама Умбридж теперь не сможет выговаривать Фреду и Джорджу за то, что они играют во Взрывные Хлопушки в конце класса:
— Но Взрывные Хлопки не имеют ничего общего с Защитой от Темных Сил, профессор! Это не касается вашего урока!
Когда Гарри увидел Ли в следующий раз, рука Джордана сильно кровоточила. Гарри посоветовал эликсир Мартлапа.
Он надеялся, что побег из Азкабана усмирит Умбридж, что она будет поставлена в щекотливое положение катастрофой, которая произошла прямо под носом ее обожаемого Фаджа. Однако, похоже, это только усилило ее страстное желание взять каждый аспект жизни Хогвартса под собственный контроль. Она явно мечтала побыстрее кого-нибудь уволить, и наиболее вероятными кандидатурами оставались профессор Трелони и Хагрид.
Каждый урок по Прорицанию и Заботе о Магических Существах проходил под бдительным оком Умбридж и ее записной книжки. Она сидела у огня в пропахшей благовониями комнате в башне, прерывая все более и более истеричные речи профессора Трелони сложными вопросами о гадании по птицам и гептомологии, настаивая на том, чтобы Трелони предсказывала ответы студентов, прежде чем они их произносили, и требуя, чтобы она продемонстрировала свое умение гадать при помощи магического шара, по чайным листьям и на древних камнях. Гарри подумал, что профессор Трелони скоро сломается от подобного напряжения. Несколько раз он проходил мимо нее по коридорам — что само по себе уже было необычно, так как Профессор Трелони предпочитала оставаться в своей комнате в башне, и она что-то неразборчиво бормотала себе под нос, заламывая руки и в ужасе оглядываясь по сторонам, и все время от нее исходил необычный аромат. Если бы он так не волновался за Хагрида, ему стало бы жаль и ее. Но если кто-то из них двоих должен быть уволен, то Гарри предпочитал, чтобы это была Трелони.
К сожалению, Гарри не мог не сознавать, что у Хагрида дела шли не лучше, чем у Трелони. Хотя он последовал совету Гермионы и с самого Рождества не показал им ничего страшнее Крапа — создание, которое невозможно было бы отличить от терьера Джека Рассела, если бы не его раздвоенный хвост, — но он тоже начал терять самообладание. Он был странно отвлечен от уроков и очень нервничал, постоянно забывая, о чем рассказывал классу минуту назад, неправильно отвечая на вопросы и все время с тревогой глядя на Умбридж. Он заметно отдалился от Гарри, Рона и Гермионы и запретил им посещать его после наступления темноты.
Гарри казалось, что Умбридж отняла у него все, что скрашивало его жизнь в Хогвартсе: визиты в домик Хагрида, письма от Сириуса, его Молнию и Квиддич. Он мстил доступными ему способами — удваивая свои усилия в ДА.
Гарри был доволен, увидев, что все, даже Захариас Смит, стали работать намного усерднее после новостей о десятерых сбежавших Пожирателях Смерти. Но никто не старался так, как Невилл. Сознание того, что фактически убийца его родителей на свободе, вызвало странные и даже слегка тревожные изменения в нем. Он не упоминал о встрече с тремя друзьями в закрытой палате больницы Святого Мунго, и следуя его примеру, они тоже хранили молчание. Он ничего не сказал также по поводу побега Беллатрикс и ее сообщников. Да, в общем-то, Невилл крайне редко говорил во время собраний АДа, но неуклонно работал над каждым новым заклинанием и контрзаклятием, которым Гарри их учил: его круглое лицо было сосредоточено, он не замечал травм и повреждений и трудился больше всех. Он так быстро совершенствовался, что когда Гарри обучил их Барьерному Заклинанию, с помощью которого можно отбивать почти все заклятия атакующего, Невилл смог его сотворить вторым после Гермионы.
Гарри хотел бы делать такие успехи в Очищении, как Невилл во время встреч АДа, но уроки со Снейпом, начавшись не совсем удачно, не двигались с мертвой точки. Наоборот, Гарри чувствовал, что с каждым занятием все только ухудшается.
Перед тем, как он начал заниматься Очищением, его шрам болел лишь иногда, как правило, ночью или тогда, когда он мог проникать в мысли и чувствовать настроение Волдеморта. Теперь его шрам болел, не переставая, и он часто испытывал раздражение или удовольствие, которые явно не соответствовали тому, что происходило с ним в данный момент. Боль преследовала его. Складывалось впечатление, будто он стал своеобразной антенной, которая поворачивалась, чутко улавливая небольшие изменения в настроении Волдеморта, и он был уверен, что дата повышения чувствительности совпадает с днем первого урока Очищения со Снейпом. Не говоря уже о том, что каждую ночь он продолжал видеть один и тот же сон: он идет по коридору к входу в Отдел Тайн. Но каждый раз сны обрывались на том, как он оказывался перед простой черной дверью.