— Прошу прощения? — вежливо произнес Почти Безголовый Ник.
Рон сглотнул и повторил:
— Откуда она может знать, что школа в опасности, она же шляпа?
— Без понятия, — ответил Почти Безголовый Ник. — Конечно, она живет в кабинете Думбльдора, так что я полагаю, она там нахваталась кучу всего.
— И она хочет, чтобы все колледжи дружили? — спросил Гарри, оглядываясь на стол Слизерена, за которым хозяйничал Драко Малфой. — Шансов — ноль.
— Ну, теперь, не надо вставать в позицию, — упрекнул его Ник. — Мирное сотрудничество, вот ключ. Мы духи, принадлежащие разным колледжам, поддерживаем дружественные связи. Несмотря на конкуренцию между Гриффиндором и Слизерином, я бы даже и не подумал ссориться с Кровавым Бароном.
— Только потому, что ты его боишься, — сказал Рон.
Почти Безголовый Ник принял оскорбленный вид.
— Боюсь? Я Николас де Мимзи-Порпингтон никогда в жизни не обвинялся в трусости! Благородная кровь, что течет в моих жилах…
— Какая кровь? — спросил Рон. — У тебя ж ее давно уже нет, или есть…?
— Это речевой оборот! — раздраженно воскликнул Почти Безголовый Ник, его голова опасно подрагивала на частично отрезанной шее. — Полагаю, мне позволяется пользоваться какими угодно словами, если уж в удовольствие еды и питья мне отказано! Но уверяю тебя, я не привык, чтобы студенты находят смешной мою смерть!
— Ник, он не смеялся над тобой! — сказала Гермиона, бросая взбешенный взгляд на Рона.
К сожалению, рот Рона был снова набит, и все, что он мог из себя выдавить, было: «Нешно ндума утина аой», что Ник никак не мог принять за глубокое раскаянье. Поднимаясь в воздух, он поправил шляпу с пером и отлетел на другой конец стола к братьям Криви, Колину и Деннису.
— Молодец, Рон, — зашипела Гермиона.
— Что? — негодующе воскликнул Рон, которому наконец-то удалось проглотить, то что было во рту. — Чё, нельзя задать простой вопрос?
— Ох, ладно, забудь, — раздраженно ответила Гермиона, и оба в полном обиды молчании занялись своей едой.
Гарри так привык к их препирательствам, что даже не попытался их помирить, вместо этого, он занялся бифштексом и пирожками с почками, плавно перейдя к огромной порции своего любимого пирога с патокой.
Когда все студенты закончили есть, и в Зале поднялся шум, Думбльдор вновь встал. Разговоры мгновенно прекратились, и все лица повернулись к Директору. Гарри почувствовал приятную сонливость. Его кровать, чудесно теплая и мягкая, ждала где-то наверху….
— Ну, а теперь, пока мы все перевариваем такой чудесный банкет, я хотел бы привлечь ваше внимание к обычным уведомлениям начала учебного года, — произнес Думбльдор. — Первогодки должны знать, что посещение Леса находится под строгим запретом…. И несколько наших старых студентов тоже не должны забывать об этом.
Гарри, Рон и Гермиона обменялись усмешками.
— Мистер Филч, наш смотритель, в четыреста шестьдесят второй раз попросил меня, напомнить вам, что магию не разрешается использовать в коридорах между уроками, как и множество других вещей, о которых вы сможете прочитать в обширном списке, вывешенном на двери кабинета мистера Филча.
— В этом году у нас две замены в коллективе. Мы рады вновь приветствовать профессора Гниллер-Планк, которая возьмет на себя Уход за Волшебными Существами, а так же с огромным удовольствием представляю вам профессора Умбридж, нашего нового учителя по Защите от Темных Сил.
Раздались вежливые, но жидкие аплодисменты, во время которых Гарри, Рон и Гермиона обменялись настороженными взглядами — Думбльдор не сказал, как долго останется преподавателем Гниллер-Планк.
Думбльдор продолжил:
— Отбор в Квидитчную команду состоятся в….
Он оборвал середину фразы и выжидающе посмотрел на профессора Умбридж. Так как она была немногим выше стоя, чем сидя, сначала никто не сообразил, почему замолчал Думбльдор, но тут профессор Умбридж откашлялась: «кхе, кхе», и стало ясно, что она поднялась, чтобы произнести речь.
Думбльдор выглядел ошеломленным всего секунду, но затем быстро сел, и так внимательно уставился на профессора Умбридж, будто для него не было на свете ничего приятнее, чем слышать ее речь. Остальные учителя даже не постарались скрыть свое удивление. Брови профессор Спаржеллы взметнулись вверх и скрылись под разлетающимися в разные стороны волосами, а губы профессора МакГонагол сжались так, что превратились в тонкую ниточку. Ни один новый преподаватель никогда прежде не прерывал Думбльдора. Многие студенты ухмыльнулись — эта тетка, очевидно, ничего не знала о вещах, позволительных в Хогвардсе.
— Спасибо, Директор, — жеманно произнесла профессор Умбридж. — За все теплые слова вашего приветствия.
Ее голос был по-девичьи высоким и с легким придыханием, а Гарри вновь почувствовал поднимающуюся в нем мощную волну ненависти, которую он не был в состоянии объяснить самому себе — все, что он знал, это то, что питает отвращение ко всему целиком — от ее дурацкого голоса до пушистого розового кардигана. Она снова прочистила горло (кхе, кхе) и продолжила.
— Должна сказать, как приятно вновь вернуться в Хогвардс! — она улыбнулась, демонстрируя очень острые зубы. — И увидеть обращенные ко мне такие счастливые маленькие лица!
Гарри оглянулся. Ничье лицо не выражало особого счастья, напротив, они скорее, выглядели ошеломленными тем, что к ним обращались, как к пятилетним детям.
— Я не могу дождаться, чтобы познакомиться со всеми вами, и уверена, мы станем лучшими друзьями!
Студенты вновь обменялись взглядами, некоторые с трудом подавили ухмылки.
— Я буду ее другом, пока она не предложит мне взаймы свой кардиган, — шепнула Парвати Лаванде, и обе тихонько захихикали.
Профессор Умбридж снова откашлялась (кхе, кхе), но когда она продолжила, из ее голоса совершенно исчезло легкое придыхание, она стала говорить более деловито и словно бы заученными наизусть фразами.
— Министерство Магии всегда рассматривало обучение молодых ведьм и волшебников, как дело первостепенной важности. Редкие дары, с которыми вы родились, могут сойти на нет, если их не лелеять и не оттачивать заботливым обучением. Древние навыки волшебного сообщества должны быть переданы следующему поколению, до того, как будут утеряны. Сокровища волшебного знания, накопленного нашими предками должны храниться, дополняться и совершенствоваться теми, кто избрал благородную профессию преподавателя.
Профессор Умбридж прервалась, чтобы слегка поклониться своим коллегам, но никто из них не ответил ей тем же. Темные брови профессора МакГонаголл так близко сошлись к переносице, что она стала похожей на ястреба, Гарри отчетливо увидел, как она обменялась многозначительным взглядом с профессором Спаржеллой. Умбридж вновь произвела свое «кхе, кхе» и вернулась к прерванной речи.
— Каждый директор и директрисса Хогвардса внесли что-то новое в трудную задачу управления этой исторической школой, так и должно было быть, потому что без прогресса будет лишь застой и распад. Но прогрессу во имя прогресса надо препятствовать, ибо наши испытанные и проверенные веками традиции не требуют значительных изменений. Баланс между новым и старым, между постоянством и переменами, между традициями и нововведениями…
Внимание Гарри угасло, словно его мозг незаметно выскользнул из настройки. Тишина, заполнявшая Зал всегда, когда говорил Думбльдор, разбилась студентами, склонившимися друг к другу, чтобы пошептаться и похихикать. За столом Равенкло Чу Чэн оживленно болтала со своими друзьями. Сидящая через несколько стульев от нее, Луна Лавгуд, вновь извлекла свой «Каламбурщик». Тем временем, за столом Хуффльпуффа, только Эрни МакМиллан все еще не отрываясь смотрел на профессора Умбридж, но такими стеклянными глазами, что Гарри понял — он просто притворяется, будто слушает, стараясь соответствовать новому значку старосты, блестевшему на его груди.
Профессора Умбриджа, однако, совершенно не смущала неугомонность ее аудитории. У Гарри сложилось впечатление, что если бы даже под ее носом вспыхнул бунт, она бы не на секунду не оторвалась от своей речи. Только учителя продолжали слушать ее очень внимательно, Гермиона тоже впитывала каждое слово, и, судя по выражению ее лица, все, что говорила Умбридж, пришлось ей не по вкусу.
— …потому что некоторые изменения будут очень хороши, а другие, с течением времени, будут признаны ошибочными. Тем не менее, некоторые старые привычки будут сохранены, тогда как другие, вышедшие из моды и устаревшие, должны быть искоренены. Давайте двигаться вперед, в новую эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что должно быть сохранено, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, и искореняя то, что путем проб мы признали запрещенным.
Она села, Думбльдор захлопал. Учителя неохотно присоединились к нему, но, как заметил Гарри, некоторые — лишь раз или два сложив ладони вместе. Несколько студентов последовали за ними не потому, что их так вдохновили произнесенные слова, а только затем, что так было положено в конце невыносимо длинной речи. Но прежде, чем их аплодисменты зазвучали должным образом, Думбльдор вновь поднялся.
— Огромное спасибо, профессор Умбридж, за такое подробное освещение темы, — поклонился он ей. — А сейчас, как я говорил, отбор в Квидитч состоится….
— Да, это уж точно было освещающе, — понизив голос, произнесла Гермиона.
— Ты же не скажешь, что получила от этого удовольствие? — тихо спросил Рон, повернув голову к Гермионе. — Это была самая занудная речь, которую я когда-либо слышал, а я ведь вырос с Перси.
— Я сказала освещающе, а не приятно, — ответила Гермиона. — Это многое объясняет.
— Серьезно? — удивился Гарри. — По мне, так это чистой воды пустозвонство.
— Но в этом пустозвонстве было многое скрыто, — мрачно ответила Гермиона.
— Как это? — беспомощно спросил Рон.
— Как насчет: «прогрессу во имя прогресса надо препятствовать»? И вот еще: «искореняя то, что путем проб мы признали запрещенным»?