— Ну, и что это значит? — нетерпеливо поинтересовался Рон.
— Я скажу, что это значит, — сжав зубы, ответила Гермиона. — Это означает вмешательство Министерства в дела Хогвардса.
Вокруг них все гремело и скрипело, Думбльдор только что отпустил школу, и все вставали, готовясь покинуть Зал.
— Рон, мы же должны показать первогодкам куда идти!
— Ой, да, — воскликнул Рон, совершенно об этом позабывший. — Эй….эй, вы! Карлики!
— Рон!
— Ну ведь они и вправду мелкие…
— Знаю, но все равно ты не должен называть их карликами!..Первогодки! — командным голосом закричала Гермиона. — Сюда, пожалуйста.
Группка новых студентов застенчиво протопала между столами Гриффиндора и Хуффльпуффа, изо всех сил стараясь не отбиться от группы. Они действительно оказались очень маленькими, Гарри был уверен, что когда приехал сюда, не выглядел таким же юным. Он усмехнулся. Следующий за Эваном Аберкромби светловолосый мальчик оцепенел, а затем толкнул локтем Эвана и что-то быстро зашептал ему на ухо. Эван Аберкромби такими испуганными глазами взглянул на Гарри, что усмешка, как Смердосок, медленно сползла с его лица.
— Увидимся позже, — понуро сказал он Рону и Гермионе, в полном одиночестве направляясь к выходу из Большого Зала, и делая все возможное, чтобы не обращать внимания на перешептывания за своей спиной.
Стараясь смотреть только вперед, он протолкался сквозь толпу в Вестибюле, и заторопился по мраморной лестнице, избирая кратчайший путь. Вскоре он оставил позади основные толпы народа. Чего же еще можно было ожидать, со злостью думал Гарри, шагая по почти пустым коридорам. Конечно же, все будут глазеть на него — ведь пару месяцев назад, он появился на Тримудром Турнире, сжимая в руках мертвое тело приятеля-студента, и заявил, что к лорду Вольдеморту вернулась вся его сила. Это был последний семестр, все разъезжались по домам, и у него просто не было времени детально объяснить всей школе, какие ужасные события произошли тогда на кладбище.
Гарри добрался до конца коридора, ведущего в комнату отдыха Гриффиндора, и застыл перед портретом Толстой Тети, только сейчас обнаружив, что совершенно не знает пароля.
— Эээ…. - сказал он, хмуро уставившись на Толстую Тетю, приглаживающую складки своего розового атласного платья и серьезно глядящую на него.
— Нет пароля, нет входа, — произнесла она надменно.
— Гарри, я знаю! — задыхаясь, произнес, подбежавший трусцой Невилл. — Угадаешь, что это? На самом деле, я только это и смогу запомнить… — он помахал чахлым кактусом. — Мимбулус мимблетония!
— Правильно, — согласилась толстая Тетя, и ее портрет плавно отъехал в сторону, обнажив круглую дыру в стене, сквозь которую и пролезли Гарри с Невиллом.
Комната отдыха гриффиндорцев, удобно расположившаяся в круглой башне, всегда выглядела очень приветливо — со всеми своими хрупкими старыми столиками и обветшалыми мягкими креслами. Огонь уютно потрескивал за каминной решеткой, несколько человек грели над ним руки, перед тем, как пойти спать, в другом конце комнаты Фред и Джордж Уизли прикалывали что-то на доску для объявлений. Гарри не очень-то был настроен болтать, поэтому он помахал всем рукой и отправился прямо к двери спальни для мальчиков. Нивилл пошел за ним.
Дин Томас и Симус Финниган, оказавшиеся в спальне первыми, были заняты приделыванием к стене над своими кроватями новых плакатов и фотографий. Мило разговаривая о чем-то, они мгновенно умолкли, как только Гарри распахнул дверь. Гарри задумался — либо он был темой их разговора, либо он уже стал параноиком.
— Привет, — поздоровался он, направляясь к своему сундуку.
— Приветик, Гарри, — сказал Дин, натягивая пижаму, цветов Уэст Хэмской команды. — Удачно провел каникулы?
— Не плохо, — пробормотал Гарри, потому что подробный отчет о его каникулах занял бы большую часть ночи, а к этому он совсем не был готов. — А ты?
— Да, было ничего, — хихикнул Дин. — По любому лучше, чем Симус. Он только что мне об этом рассказывал.
— Эй, что случилось, Симус? — спросил Невилл, с нежностью пристраивая свою Мимбулус Мемблетонию на прикроватную тумбочку.
Симус, занятый тем, чтобы постер Квидитчской комманды — Кенмарские Пустельги висел на стене как можно ровнее, ответил не сразу. Стоя спиной к Гарри, он произнес:
— Моя мама не хотела, чтобы я возвращался.
— Что? — удивился Гарри, стаскивая с себя мантию.
Симус отвернулся от постера, и все еще не глядя на Гарри, извлек из сундука свою пижаму.
— Но… почему? — пораженный, спросил Гарри.
Он знал, что мать Симуса ведьма, и не понимал, почему она могла поступать так по-Дурслеевски.
Симус ответил только после того, как застегнул на своей пижаме последнюю пуговицу.
— Ну, — сказал он упавшим голосом. — Я полагаю… из-за тебя.
— Что ты хочешь сказать? — быстро спросил Гарри.
Его сердце забилось быстрее, а в груди, словно, что-то оборвалось.
— Ну, — снова произнес Симус, все еще избегая встречаться с Гарри взглядом. — Она… эээ…это не только из-за тебя, но и из-за Думбльдора тоже…
— Она что, верит «Ежедневному Пророку»? — спросил Гарри. — Она думает, что я — лжец, а Думбльдор — старый дурак?
Симус поднял на него глаза.
— Ага, что-то вроде того.
Гарри ничего не сказал ему в ответ. Он бросил палочку на прикроватный столик, стянул с себя мантию, сердито затолкал ее в сундук и натянул свою пижаму. Он уже безумно устал от этого: устал быть человеком, на которого глазеют и все время тычут пальцем. Если бы кто-нибудь из них знал, если бы кто-нибудь имел хоть слабое представление, что значит быть человеком, с которым случаются подобные вещи… Миссис Финниган не имела понятия, глупая баба, жестоко подумал Гарри.
Он уже улегся в постель и собирался задернуть балдахин, но тут Симус произнес:
— Слушай… что случилось той ночью, когда… ну ты знаешь… с Седриком Диггори и вообще?
Голос Симуса звучал одновременно нервно и нетерпеливо. Дин, склонившийся над сундуком в поисках своих тапочек, замер, и Гарри понял, что он внимательно прислушивается.
— Зачем ты спрашиваешь меня? — возразил Гарри. — Почему бы тебе, как и твоей матушке, не почитать «Ежедневного Пророка»? Там тебе расскажут все, что ты должен знать.
— Не надо наезжать на мою мать, — бросил Симус.
— Я буду наезжать на всех, кто назовет меня лгуном, — ответил Гарри.
— Не говори со мной так!
— Говорю, как хочу, — раздражение в Гарри неумолимо росло, и он схватил со стола свою брошенную палочку. — Если у тебя проблемы из-за того, что ты делишь со мной спальню, иди и скажи МакГонаголл, тебя переселят… порадуй мамочку…
— Оставь мою мать в покое, Поттер!
— Что происходит?
В дверном проеме появился Рон. Его широко распахнутые глаза пробежали от Гарри, привставшему на коленях в кровати, с палочкой, направленной на Симуса, к Симусу, угрожающе поднявшему кулаки.
— Он наехал на мою мать! — завопил Симус.
— Что? — удивился Рон. — Гарри бы не стал… мы встречались с твоей матерью, и она нам понравилась…
— Это было до того, как она стала верить каждому слову вонючего «Ежедневного Пророка», написанному обо мне! — повысив голос, парировал Гарри.
— О, — сказал Рон, и по его веснушчатому лицу разлился свет понимания. — О… понятно.
— Знаешь что? — горячо воскликнул Симус, бросая на Гарри злобный взгляд. — Он прав, я не хочу больше делить с ним одну спальню, он совершенно безумен.
— Ты зарвался, Симус, — уши Рона пылали красным, что всегда было признаком опасности.
— Зарвался, я? — закричал сильно побледневший, в отличие от Рона, Симус. — Ты что веришь всему бреду, который он несет о Сам-знаешь-ком, да, ты считаешь, что он говорит правду?
— Да, я верю! — злобно воскликнул Рон.
— Тогда ты тоже безумен, — с отвращением произнес Симус.
— Да? Ну, к несчастью для тебя, чувак, я еще и староста! — сказал Рон, ткнув себя пальцем в грудь. — Так что, если не хочешь, чтобы я наложил на тебя наказание, следи за своим ртом!
Симус уставился на него, словно раздумывая, будет ли наказание справедливой ценой за возможность говорить все, что придет в голову, но только шумно повернулся на пятках, прыгнул на кровать, и с такой силой дернул балдахин, что тот оторвался от кровати и пыльной кучей упал на пол. Рон впился взглядом в Симуса, затем посмотрел на Дина и Невилла.
— У чьих-нибудь еще родителей есть проблемы с Гарри? — враждебно поинтересовался он.
— Мои родители магглы, приятель, — пожал плечами Дин. — Они ничего не знают о том, что в Хогвардсе кто-то умер, а я еще не полный идиот, чтобы рассказать им об этом.
— Ты не знаешь мою мать, она вытянет все из кого угодно! — огрызнулся Симус. — По любому, твои родители ведь не получают «Ежедневного пророка», и не знают, что нашего Директора поперли из Уизенгэмота и Международной Конфедерации Волшебников, потому что у него шарики за ролики заехали…
— Моя бабушка говорит, что все это вздор, — пропищал Невилл. — Она говорит, что это у «Ежедневного пророка» крышу снесло, а не у Думбльдора. Она даже прекратила подписку. Мы верим Гарри, — без затей сказал Невилл, забрался в кровать и, натянув одеяло до подбородка, взглянул на Симуса совиными глазами. — Моя бабушка всегда говорила, что Сам-знаешь-кто когда-нибудь вернется. Она говорит, что если Думбльдор сказал, что он вернулся, значит, он вернулся.
Гарри почувствовал прилив благодарности к Невиллу. Больше никто ничего не произнес. Симус, вытащив свою палочку, подчинил балдахин и скрылся за ним. Дин забрался в постель, отвернулся и затих. Невилл, которому больше нечего было сказать, нежно глядел на свой залитый лунным светом кактус.
Пока Рон суетился возле соседней кровати, разбирая свои вещи, Гарри опустился на подушку. Он был до глубины души потрясен спором с Симусом, который всегда ему очень нравился. Сколько еще людей думало, что он лжет или сорвался с катушек?
Как Думбльдор все лето выносил подобное отношение, лишенный своего звания сначала в Уизенгэмоте, а затем и в Международной Конфедерации Волшебников? Злился ли он на Гарри, и послужило ли это причиной тому, что он прекратил все связи с ним на несколько месяцев? В конце-концов, они оба завязли по уши — Думбльдор поверил Гарри, изложив его версию событий всей школе, а затем и более широкому сообществу волшебников. Все, кто считал, что Гарри — лжец, решили, что и Думбльдор — тоже, или, что Думбльдора просто одурачили…