— Я тоже не возражал бы насчет чашечки чаю, — прыжком поднимаясь на ноги, сообщил Гарри.
Гермиона, Рон и Джинни помчались за ним к выходу. Стоило двери закрыться за ними, как раздался вопль миссис Уизли:
— ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ ВВИДУ, ПОД ПОНЯТИЕМ — ЭТО ОБЩАЯ ИДЕЯ?
— Папа в своем репертуаре, — покачала головой Джинни. — Швы…. что тут скажешь….
— Ну, знаешь, они неплохо срабатывают на не-магических ранах, — беспристрастно сообщила Гермиона. — Полагаю, в этом змеином яде есть что-то, растворяющее их или типа того. Интересно, а где здесь буфет?
— На пятом этаже, — ответил Гарри, припомнив плакат, висящий в приемной.
Они прошли по коридору, сквозь несколько двойных дверей и вышли на лестницу, вдоль которой на стенах были развешаны портреты зверского вида Целителей. И пока они поднимались вверх, Целители окликали их, диагностируя всяческие заболевания и сразу же предлагая самые ужасающие способы их излечения. Рон от всей души оскорбился, когда какой-то средневековый волшебник обнаружил у него последнюю стадию брызгорылья.
— Ну, и что это вообще такое? — сердито спросил он, чтобы отвязаться от Целителя проскакавшего за ним уже шесть портретов, расталкивая со своего пути их обитателей.
— Это серьезное кожное заболевание, молодой господин, которое сделает тебя еще более рябым и отвратительным, чем ты есть сейчас…
— Ты кого это назвал отвратительным? — уши Рона покраснели.
— …единственное средство от этого недуга — это жабьи кишки, которые нужно обмотать вокруг шеи, и при полной луне встать голым в бочонок с глазами угрей…
— Нет у меня никакого брызгорылья!
— Но эти неприглядные пятна на твоем лице, молодой господин…
— Это веснушки! — злобно сообщил Рон. — А теперь вали назад на свою картину и оставь меня в покое!
Он оглянулся на своих друзей, те изо всех сил старались не расхохотаться.
— Ну… какой это этаж?
— Думаю, пятый, — ответила Гермиона.
— Не… это четвертый, — сказал Гарри. — Остался еще один…
Но, уже оказавшись на лестничной площадке, он резко затормозил, и уставился сквозь маленькое окошечко двойных дверей в коридор, над которым значилось «УРОН ОТ ЗАКЛИНАНИЙ». С той стороны двери, прижав к стеклу нос, на них таращился человек. У человека были волнистые светлые волосы, ярко-голубые глаза и широкая рассеянная улыбка, открывающая ослепительно белые зубы.
— Черт побери! — воскликнул Рон, широко раскрыв от удивления глаза.
— О, мой Бог, — задохнулась Гермиона. — Профессор Локхарт.
Их экс-преподаватель по Защите от Темных Сил распахнул дверь и вышел к ним в длинном сиреневом халате.
— Ну, здравствуйте! — просиял он. — Думаю, вы хотели бы получить мой автограф?
— Не слишком изменился, — пробормотал Гарри ухмыльнувшейся Джинни.
— Эээ… как Вы, профессор? — немного виновато спросил Рон.
Это именно неисправная палочка Рона так сильно повредила память профессора Локхарта, что он очутился в Святом Мунго. Но учитывая то, что Локхарт в свое время постоянно пытался стереть память у Гарри и Рона, Гарри ему не лишком-то сочувствовал.
— Я в замечательной форме, спасибо! — цветисто сообщил Локхарт, извлекая из кармана потрепанное павлинье перо. — Ну говорите же, сколько автографов вам нужно? Знаете, я уже научился писать слитно!
— Эээ… ну сейчас нам не особенно нужно, спасибо, — Рон выразительно взглянул на Гарри, который поспешил спросить:
— Профессор, а разве Вам можно блуждать вот так вот по коридорам? Разве Вы не должны находится в своей палате?
Улыбка на лице Локхарта увяла. Несколько мгновений он пристально смотрел на Гарри, а затем спросил:
— А мы не встречались?
— Эээ…Да, встречались, — ответил Гарри. — Вы преподавали нам в Хогвардсе, помните?
— Преподавал? — нерешительно повторил Локхарт. — Я? Серьезно?
А потом улыбка внезапно вновь появилась на его лице, да так быстро, что это казалось подозрительным.
— Обучил вас всему, что вы знаете, так ведь? Ну так что насчет автографов? Что скажете насчет полной дюжины, тогда вы сможете раздать их своим маленьким друзьям и никто не окажется обиженным!
Но тут из двери в дальнем конце коридора высунулась голова, и послышался голос:
— Гилдерой, противный мальчишка, куда это ты запропастился?
По-матерински заботливая Целительница с венком из мишуры на голове прошуршала по коридору, тепло улыбаясь Гарри и остальным.
— О, Гилдерой, у тебя посетители! Как приятно, особенно в рождество! Знаете, у него ведь совсем не бывает посетителей, бедный ягненочек, а я не знаю почему, он ведь такой милый.
— Мы раздаем автографы! — просиял Гилдерой. — Им нужна куча автографов! И надеюсь, у них достаточно моих фотографий, чтобы на них расписаться!
— Только послушайте его! — Целительница взяла Локхарта под руку и взглянула на него с умилением, с каким смотрят на не погодам смышленого карапуза. — Он был очень знаменит пару лет назад, и мы очень надеемся, что эта жажда раздавать автографы вернет его память. Вы ведь проводите его? Он помещен в изолированную палату, но, знаете, наверное, выскользнул, когда я принесла рождественские подарки, обычно мы держим дверь закрытой… нет, не подумайте, он не опасен! Но, — тут она понизила голос до шепота. — Понимаете, он может быть опасен сам себе, храни его господь… он ведь не знает кто он, видите ли, заблудится и не отыщет дорогу обратно… хорошо, что вы пришли навестить его.
— Эээ… — промычал Рон, бросая безнадежный взгляд вверх по лестнице. — Вообще-то мы просто… эээ…
Но Целительница смотрела на него с такой надеждой, что невнятное окончание фразы «шли попить чайку» кануло в Лету. Они беспомощно переглянулись и потащились по коридору вслед за Локхартом и Целительницей.
— Только давайте не долго, — прошептал Рон.
Целительница указала палочкой на дверь палаты с надписью «Янус Тики» и пробормотала: Алохомора. Дверь распахнулась, и она прошла внутрь, все еще крепко держа под руку Гилдероя. Усадив его в кресло возле кровати, она обернулась к Гарри, Рону, Джинни и Гермионе:
— Это палата для неизлечимых пациентов, — сообщила она, понизив голос. — Знаете, тех у кого устойчивые повреждения от заклятий. Конечно, с интенсивными лечебными зельями, заклинаниями и капелькой удачи, мы можем добиться некоторых положительных изменений. Гилдерой, кажется, уже начал возвращаться в себя, и еще у нас есть значительные улучшения у мистера Боуда, к нему вроде бы, уже начала возвращаться речь, хотя он еще не говорит ни на одном языке, но уже их отличает. Ну, я должна закончить раздавать подарки, а вы оставайтесь поболтать.
Гарри оглянулся. Палата на самом деле казалась постоянным домом для проживающих в ней пациентов. Места их обитания казались более персонифицированными, чем палата мистера Уизли. Например, на стене над головой Гилдероя были развешаны плакаты с его изображением, причем все широко улыбались и махали руками. Некоторые из них были собственноручно им подписаны детскими печатными буквами. Усаженный Целительницей на стул, Гилдерой достал свежую пачку фотографий, сжал перо и принялся лихорадочно их подписывать.
— Можете разложить их в конверты, — сказал он, бросая подписанные фотографии на колени Джинни. — Я не забыт, знаете, отнюдь, не забыт, я все еще получаю множество замечательных писем от моих поклонниц…Глэйдис Пескарик пишет мне еженедельно… интересно почему… — он на секунду остановился, погрузившись в размышления, но затем с утроенной энергией принялся ставить свои автографы. — Наверное, я просто очень милый….
На соседней кровати, уставившись в потолок лежал волшебник с землистым цветом лица, и бормотал что-то себе под нос, казалось, он совершенно не соображал, где находится. Через две кровати от него находилась женщина, чья голова была целиком покрыта мехом; Гарри вспомнил, как нечто похожее произошло несколько лет назад и с Гермионой, но, в отличие от этого увечья, в ее случае все обошлось достаточно легко. В самом дальнем углу палаты вокруг двух кроватей были задернуты цветастые занавеси, что придавало их обитателям и посетителям некоторую уединенность.
— А вот и Агнес, — просияла Целительница, обращаясь к женщине с меховым лицом. Она протянула ей маленький сверток с рождественским подарком. — Не забыла? Твой сын прислал сову с запиской, что придет навестить тебя сегодня вечером. Это замечательно, правда?
Агнес несколько раз громко гавкнула.
— Гляди-ка, Бродерик, тебе прислали растение и миленький календарь с разными забавными гиппогрифами на каждый месяц. От этого стало немного веселее, так ведь? — сказала Целительница суетливому бормочущему человеку, ставя на тумбочку возле его кровати уродливое растение с длинными извивающимися усиками, и прилаживая календарь на стену. — И…о, миссис Лонгботтом, вы уже уходите?
Голова Гарри резко дернулась. Занавесь, скрывающая две кровати в самом дальнем углу палаты отодвинулась и выпустила двух посетителей, осторожно пробирающихся между кроватями: внушительную старую ведьму, одетую в длинное зеленое платье, побитый молью лисий воротник и шляпу, в которой безошибочно угадывались очертания стервятника, а позади нее, совершенно несчастный топал — Невилл.
Внезапно до Гарри дошло, кого именно скрывает занавес. Он заозирался по сторонам, в поисках того, что могло бы отвлечь его спутников и позволить Невиллу незамеченным покинуть палату, но Рон, уже оглянувшийся на звук знакомой фамилии «Лонгботом», прежде, чем Гарри успел остановить его, заорал:
— Невилл!
Невилл подскочил и весь сжался, словно защищаясь от пули, чуть его не задевшей.
— Это мы, Невилл! — просиял Рон, вскакивая на ноги. — Ты видел…? Здесь Локхарт! А ты кого навещал?
— Это твои друзья, Невилл, душка? — любезно осведомилась бабушка Невилла.
Невилл выглядел так, словно мечтал оказаться в любой точке земного шара, лишь бы подальше отсюда Его щеки залил багровый румянец, а глаза старались смотреть куда угодно, только не на друзей.
— Ах да, — произнесла его бабушка, внимательно разглядывая Гарри, и протянув ему сморщенную, как птичья лапка, руку для приветствия. — Да, да, конечно же, я знаю тебя. Невилл очень высоко о тебе отзывался.