— Самая прелесть, — радостно зашептала Гермиона, когда те ушли из библиотеки, — что им и возразить-то нечего, нельзя же признаться, что они читали статью!
В довершение всего за ужином Луна сказала Гарри, что ни разу еще выпуск «Экивокера» не распродавался так быстро.
— Папа переиздает тираж! — возбужденно выпучила глаза Луна. — Он и сам не может в такое поверить, говорит, что, похоже, твое интервью заинтересовало людей гораздо больше, чем Мяторогие Храпсы!
На этот вечер Гарри стал героем гриффиндорской гостиной. Плюнув на последствия, Фред и Джордж наложили на обложку «Экивокера» Увеличительные чары, повесили ее на стену, и теперь все прения шли под чутким присмотром гигантской головы Гарри, которая периодически громогласно изрекала что-нибудь вроде «МИНИСТЕРСТВО ОБАЛДЕЛО» или «ЗАКУСИ ДЕРЬМОМ, АМБРИДЖ». Гермиона ничего смешного в этом не нашла, сказала, что голова мешает сосредоточиться и, в конце концов, вышла из себя и засветло отправилась спать. Пару часов спустя Гарри пришлось согласиться, что плакат не так уж забавен, особенно когда Говорильные чары ослабли, и голова все чаще и все пронзительнее принялась выкрикивать бессвязные «ДЕРЬМО», «АМБРИДЖ» и прочее. У Гарри даже голова разболелась, и шрам опять начал противно пульсировать. Отказавшись в несчетный раз вспоминать свое интервью, под всеобщие возгласы разочарования сидящих вокруг, Гарри объявил, что ему во что бы то ни стало пора спать.
Когда он поднялся, спальня была еще пуста. Гарри на секунду прижался лбом к холодному оконному стеклу рядом с кроватью — шраму стало полегче. Потом разделся и залез в постель, мечтая, чтобы голова перестала болеть. Вдобавок его слегка подташнивало. Он повернулся на бок, закрыл глаза и тут же заснул…
И очутился в темной, наглухо зашторенной комнате, освещенной единственным канделябром. Руками он стискивает спинку кресла перед собой. На темном бархате кресла, бледные, словно много лет не видели дневного света, с длинными пальцами, руки напоминают больших белых пауков.
Перед креслом, в островке света, отбрасываемого свечами на пол, на коленях стоит мужчина в черной мантии.
— Должно быть, у меня скверные информаторы, — произносит Гарри надменно, ледяным, прерывающимся от ярости голосом.
— Повелитель, пощадите меня, умоляю, — хрипит стоящий на коленях мужчина.
В свете свечей поблескивает его макушка. Кажется, он дрожит.
— Я не виню тебя, Роквуд, — холодно и жестоко отвечает Гарри.
Он отпускает спинку кресла, обходит его и приближается к скорчившемуся на полу мужчине, из темноты глядя на него сверху вниз, с высоты выше своего привычного роста.
— Роквуд, ты можешь поручиться за то, что говоришь? — спрашивает Гарри.
— Да, мой Лорд, да… я же работал в Департаменте после… после всего…
— Эйвери говорил мне, что у Боуда была возможность вынести это оттуда.
— Повелитель, Боуд ни за что не смог бы взять это… Боуд понимал, что не сможет… наверняка, поэтому он так отчаянно сопротивлялся проклятию «Империус» от Малфоя…
— Встань, Роквуд, — чуть слышно велит Гарри.
Коленопреклоненный мужчина так спешит выполнить приказ, что едва не падает. Лицо у него рябое, в свете свечей рельефно выделяются оспины. Он остается в полусогнутом положении, словно в легком поклоне, и снизу вверх затравленно посматривает Гарри в лицо.
— Ты правильно сделал, что все мне рассказал, — говорит Гарри. — Ну что ж… кажется, я впустую потратил многие месяцы… но все равно… теперь начнем сначала. Прими признательность Лорда Волдеморта, Роквуд…
— Мой Лорд… да, мой Лорд, — полузадушенно, срывающимся от облегчения голосом благодарит Роквуд.
— Мне понадобится твоя помощь. Мне понадобится любая информация, которую ты сможешь представить.
— Конечно, мой Лорд, конечно… все, что угодно…
— Прекрасно… можешь идти. Пришли мне Эйвери.
Роквуд поспешно пятится, кланяется и исчезает за дверью.
Оставшись один в полутемной комнате, Гарри поворачивается к стене. Там, в тени висит надтреснутое, старинное зеркало. Гарри идет к нему. Его отражение растет и становится все четче и четче… лицо белее черепа… красные глаза с вытянутыми вертикальными зрачками…
— НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
— Что?! — раздался вопль поблизости.
Гарри отчаянно заметался, запутался в пологе кровати и свалился на пол. Несколько секунд он не мог понять, где находится, его не оставляло ощущение, что вот-вот перед ним вновь замаячит бледное, похожее на череп лицо, потом совсем рядом прозвучал голос Рона:
— Да прекрати брыкаться как псих, а то я не могу тебя отсюда вытащить!
Рон рванул полог в сторону и в лунном свете предстал перед лежащим навзничь Гарри. Шрам у Гарри полыхал от боли. Судя по всему, Рон как раз собирался спать — мантию он уже наполовину снял.
— Опять на кого-то напали? — Рон резко дернул Гарри вверх. — На папу? Та змея?
— Нет… все нормально… — выдавил Гарри, лоб у него жгло огнем. — Ну… с Эйвери не нормально… у него проблемы… он дезинформировал его… И Волдеморт в бешенстве…
Гарри застонал, потер шрам и, дрожа, опустился на кровать.
— Но Роквуд будет ему помогать… и он опять выйдет на след…
— Ты о чем говоришь-то? — с испуганным видом спросил Рон. — Что все это значит… ты сейчас видел Сам-Знаешь-Кого?
— Я был Сам-Знаешь-Кем, — опомнился Гарри и вытянул перед собой руки, разглядывая их в полутьме, чтобы убедиться, что они уже не мертвенно-белые и не с такими длинными пальцами. — Он встречался с Роквудом, помнишь, это один из Искушённых Смертью, которые сбежали из Азкабана? Роквуд только что ему сказал, что Боуд не смог бы этого сделать.
— Чего сделать?
— Что-то взять… он сказал, что Боуд понимал, что не сможет это сделать… на Боуда проклятие «Империус» наложили… вроде он сказал, что это отец Малфоя сделал.
— Боуда заколдовали, чтобы что-то взять? — переспросил Рон. — Но… Гарри, значит речь идет об…
— Оружии, — закончил за него Гарри. — Я понимаю.
Дверь спальни открылась, зашли Дин и Шеймас. Гарри залез на кровать с ногами. Не хотелось давать понять, что с ним не все в порядке, потому что Шеймас только-только перестал считать его психом.
— Ты сказал, — зашептал Рон, нагнувшись поближе к Гарри и делая вид, что тянется за кувшином с водой на прикроватном столике, — что ты был Сам-Знаешь-Кем?
— Да, — тихо подтвердил Гарри.
Рон сделал чрезмерно большой глоток, Гарри увидел, как по его подбородку потекла вода и закапала на грудь.
— Гарри, — продолжил Рон, когда Дин и Шеймас, переодеваясь и болтая, подняли шум, — тебе нужно рассказать об этом…
— Я не буду никому говорить, — отрезал Гарри. — Если бы я владел Окклюменцией, то ничего такого не увидел бы. Я, по идее, должен научиться таких вещей не допускать. Им этого хочется.
Под «ними» он подразумевал Дамблдора. Гарри улегся, повернулся на бок, к Рону спиной, и спустя некоторое время услышал, как заскрипели пружины матраца — Рон уже отошел и тоже лег. Шрам начал гореть, и, чтобы не застонать, Гарри вцепился зубами в подушку. Он чувствовал, что где-то сейчас подвергают экзекуции Эйвери.
На следующее утро Гарри и Рон дождались перемены, чтобы рассказать обо всем произошедшем Гермионе, — хотелось знать наверняка, что никто не сможет их подслушать. Стоя в продуваемом всеми ветрами холодном внутреннем дворике, в своем обычном закутке, Гарри во всех подробностях поведал Гермионе все, что мог вспомнить. Когда он закончил, Гермиона долго не произносила ни слова и с какой-то мучительной озабоченностью следила за безголовыми Фредом и Джорджем, которые на противоположной стороне двора торговали из-под полы своими магическими шляпами.
— Поэтому его и убили, — наконец пробормотала она и отвела взгляд от близнецов. — Когда Боуд попытался украсть это оружие, с ним произошло что-то не то. Наверное, на оружие наложены какие-то защитные заклинания, чтобы не дать людям к нему прикоснуться. Вот поэтому он и попал в клинику святого Мунго, у него что-то с головой стряслось, и дар речи пропал. Помните, что про него говорила целительница? Что он поправляется. А они ведь не могли рисковать и дать ему поправиться, так? Вполне вероятно, что шок от прикосновения к оружию снял проклятие «Империус». Если бы он заговорил, смог бы объяснить, что с ним произошло, так? И все узнали бы, что его посылали украсть оружие. Само собой, Малфою ничего не стоило наложить на него проклятие. Даже из Министерства выходить не надо…
— Он там крутился даже в тот день, когда у меня было разбирательство, — вспомнил Гарри. — Он… подождите-ка… — Гарри запнулся. — Он в тот день был в Департаменте Тайн! Твой папа сказал, что Малфой, наверное, хочет пролезть вниз и разузнать о моем деле, но что если…
— Стуржис! — осенило Гермиону, она даже рот открыла.
— Что-что? — Рона это, похоже, сбило с толку.
— Стуржис Подмор… — выдохнула Гермиона. — Его арестовали за попытку проникнуть за какую-то дверь! Наверное, Люциус Малфой и до него добрался! Держу пари, это было в тот день, когда ты его там встретил, Гарри. У Стуржиса же был плащ-невидимка Моуди, да? Он, скорее всего, стоял там под плащом и охранял дверь, а Малфой услышал какое-то движение… или просто догадался, что там кто-то есть… и на всякий случай бросил на возможного охранника проклятие «Империус»… А потом, когда Стуржису представился случай… наверное, когда пришла очередь дежурить в следующий раз… он попытался войти в Департамент, чтобы украсть оружие для Волдеморта… Рон, не дергайся… но его поймали и посадили в Азкабан…
Она уставилась на Гарри.
— А Роквуд рассказал Волдеморту, как заполучить оружие?
— Я всего разговора не слышал, но похоже на то, — подтвердил Гарри. — Роквуд там работал… может Волдеморт теперь пошлет туда Роквуда?
Гермиона только кивнула, должно быть, продолжая нащупывать ниточку. Потом совершенно неожиданно воскликнула:
— Гарри, но ты вообще не должен был этого видеть!