мотря на свою обветшалость, показалась в некотором роде даже красивой. Его манила пробегавшая по завесе легкая рябь — нестерпимо тянуло забраться на постамент и пройти за завесу.
— Гарри, пойдем, ладно? — настойчиво повторила Гермиона.
— Ладно, — отозвался он, но не тронулся с места.
Тут ему послышался какой-то звук. Из-за завесы донесся тихий невнятный шепот.
— Что вы говорите? — во весь голос переспросил он, и вопрос эхом отразился от каменных уступов.
— Гарри, никто ничего не сказал! — откликнулась Гермиона и стала спускаться к нему.
— Там, сзади, кто-то шепчет, — Гарри пошел от Гермионы, насупленно изучая завесу. — Рон, это ты?
— Приятель, я тут, — Рон появился сбоку от арки.
— Неужели никто больше не слышит? — возмутился Гарри, когда невнятный шепот стал громче, а потом, неожиданно для себя, обнаружил, что уже поставил ногу на постамент.
— Я тоже слышу, — выдохнула Луна. Она тоже встала напротив боковой стенки арки и не отрывала взгляд от колышущейся завесы. — Там, внутри, люди!
— Что значит «внутри»? — выпалила Гермиона, спрыгивая с последней ступени с неоправданно сердитым видом, — там нет никакого «внутри», это арка, и все, там никому не хватит места. Гарри, хватит, уходим…
Она схватила его за руку и потянула, но Гарри уперся.
— Гарри, мы же вроде бы пришли сюда ради Сириуса! — напряженно уколола его Гермиона.
— «Сириуса», — повторил Гарри, зачарованно следя за безостановочным покачиванием завесы. — Ага…
Наконец, у него в голове что-то щелкнуло: Сириуса схватили, связали, пытают, а он тут пялится на эту арку…
Гарри попятился от постамента и с трудом отвел глаза от завесы.
— Пойдем, — проговорил он.
— Я твержу об этом уже… ну, все, быстрей! — Гермиона направилась к двери в обход постамента.
С противоположной стороны на завесу завороженно уставились Джинни и Невилл. Гермиона молча взяла за руку Джинни, Рон — Невилла, они вдвоем повели своих друзей к нижней каменной скамье, и все вместе вскарабкались наверх, к выходу.
— Как ты думаешь, что это за арка? — уже в темной круглой комнате спросил Гарри у Гермионы.
— Понятия не имею, но, в любом случае, она опасная — это точно, — твердо ответила Гермиона и обозначила дверь очередным огненным крестом.
Стена опять пришла во вращение и снова замерла. Следующую дверь Гарри выбрал наугад, подошел, толкнул. Безрезультатно.
— В чем дело? — удивилась Гермиона.
— Здесь… заперто… — Гарри навалился на дверь всем телом, но та не шелохнулась.
— Может, это она и есть? — всполошился Рон и кинулся помогать Гарри. — Как пить дать — она!
— Отойдите! — скомандовала Гермиона. Направила палочку туда, где обычно располагается дверной замок, и воскликнула: — Alohomora!
Ничего не произошло.
— Нож Сириуса! — вспомнил Гарри.
Он вытащил нож из кармана мантии и всунул в щель между дверью и стеной. Все нетерпеливо следили, как он водит ножом вверх-вниз, вынимает его и вновь налегает плечом на дверь. Но дверь не поддалась. Ко всему прочему, когда Гарри взглянул на нож, то обнаружил, что лезвие расплавилось.
— Хорошо, эту комнату пропускаем, — решила Гермиона.
— А вдруг это — та самая? — опасливо и тоскливо протянул Рон, глядя на дверь.
— Это невозможно, Гарри во сне во все двери проходил беспрепятственно, — пока Гарри засовывал в карман пришедший в негодность нож Сириуса, Гермиона ответила за него и пометила огненным крестом и эту дверь.
Стена опять закрутилась, у Луны загорелись глаза:
— А знаете, что там может быть?
— Бытливый кто-то-там, естественно, — фыркнула Гермиона.
Невилл нервно хихикнул.
Стена остановилась. Гарри, уже теряя надежду, толкнул очередную дверь.
— Это здесь!
Узнавание произошло мгновенно, как только рассыпались прекрасные, бриллиантовые брызги света. Как только глаза привыкли к слепящему блеску, Гарри увидел, что повсюду в комнате, в простенках между книжными шкафами и на столах, стоят большие и маленькие, напольные и настольные, — часы, и их бойкое, неумолчное тиканье наполняет комнату мириадами крошечных шажков. Танцующие, сверкающие блики исходили от высокого хрустального часового колпака, стоявшего в дальнем конце комнаты.
— Сюда!
Когда стало ясно, что они на правильном пути, сердце Гарри отчаянно заколотилось. Лавируя между столами, он первым устремился туда же, куда и во сне, — к источнику света, хрустальному, размером почти с самого Гарри, часовому колпаку, который стоял на столе, а внутри колпака крутился сверкающий вихрь.
— Ой, смотрите! — воскликнула Джинни, тыча пальцем в самый центр часового колпака.
Там, в потоке блестящих брызг взмывало ослепительное, как драгоценный камень, крошечное яйцо. Поднявшись выше, яйцо раскололось, и из него вылупилась колибри, которую повлекло к самому верху часового колпака, но, от налетевшего порыва вихря, перья птички опять стали влажным и невзрачными, ее понесло вниз ко дну, и там она опять исчезла в яйце.
— Пошли дальше! — категорично распорядился Гарри, видя, что Джинни порывается остановиться и посмотреть, как яйцо снова станет птичкой.
— Сам-то сколько торчал у этой развалюхи-арки! — вспылила Джинни, но от часового колпака отошла и направилась за ним следом к одинокой двери прямо за колпаком.
— Это здесь, — повторил Гарри, сердце у него билось так сильно, что даже говорить было трудно, — вот за ней и…
Он оглядел друзей: все уже приготовили палочки, внезапно посерьезнели и напряглись. Гарри опять повернулся к двери и толкнул ее. И дверь распахнулась.
Они попали туда, куда нужно — в зал с высоким, как в церкви, потолком, где не было ничего, кроме вздымающихся вверх стеллажей с маленькими, пыльными, стеклянными шарами. Шары отливали тусклым блеском в свете стоявших между стеллажами напольных канделябров. Свечи в них горели, синим пламенем, как в круглой комнате, которая осталась позади. В зале царил холод.
Гарри прокрался вперед и выглянул в проход между стеллажами. Из темноты не доносилось ни шороха, ни звука.
— Ты говорил про девяносто седьмой ряд, — шепнула Гермиона.
— Да, — выдохнул в ответ Гарри, высматривая торец ближайшего стеллажа.
Синий свет от канделябра выхватывал из темноты блестящий серебряный номер: «53».
— По-моему, нам направо, — прошептала Гермиона, вглядываясь в соседний стеллаж, — да… там пятьдесят четвертый…
— Держите палочки наготове, — тихо предупредил Гарри.
Они, то и дело, оглядываясь, на цыпочках двинулись вперед, мимо длинных проходов между стеллажами, уходившими далеко в темноту. Одни шары заливало таинственное полупрозрачное свечение, другие были тусклыми и темными, как перегоревшие лампочки. Под каждым шаром на полке крепился небольшой пожелтевший ярлычок.
Они прошли восемьдесят четвертый ряд… восемьдесят пятый… Гарри пытался уловить хоть малейший шорох, но Сириусу могли заткнуть рот, или он, вообще, без сознания… или, заговорил непрошеный внутренний голос, он уже мертв…
Я бы почувствовал это, заверил он сам себя, сглотнув противный комок в горле, я бы уже понял…
— Девяносто седьмой! — прошептала Гермиона.
Все столпились в начале прохода, вглядываясь в его конец. Там никого не было.
— Он в том конце, точно, — пересохшими губами проговорил Гарри, — отсюда плохо видно.
И повел ребят между исполинскими стеллажами стеклянных шаров, которые иной раз озарялись свечением им вслед…
— Он должен быть где-то рядом… — шептал Гарри, в полной уверенности, что на каждом шагу по все менее различимому полу может наткнуться на истерзанное тело Сириуса, — …где-то здесь… совсем близко…
Гермиона неуверенно окликнула его: «Гарри?», но он даже не отреагировал. Во рту у него совсем пересохло.
— Где-то… тут…
Они добрались до конца прохода, свечи здесь мерцали совсем тускло. И не оказалось никого. Только пыльная тишина отзывалась эхом.
— Он может быть… — хрипло зашептал Гарри, заглядывая в следующий проход. — Или может… — он бросился смотреть еще дальше.
— Гарри? — опять позвала Гермиона.
— Что? — огрызнулся он.
— Мне… мне кажется, Сириуса здесь нет.
Никто не произнес ни слова. Гарри избегал смотреть на них. Его тошнило. Он никак не мог понять, почему же Сириуса тут нет. Он должен быть здесь. Именно здесь Гарри его видел…
Он побежал вдоль рядов, заглядывая во все проходы. Добежал до конца — пусто. Кинулся в обратную сторону, мимо ошеломленных друзей. Ничто не указывало на то, что Сириус где-то здесь, не было даже следов борьбы.
— Гарри? — окликнул его Рон.
— Что?
Ну зачем слушать этого Рона, Рона, который скажет ему, что он — дурак, или предложит всем вернуться в Хогвартс. Кровь бросилась Гарри в лицо, захотелось затаиться здесь, в темноте, оттянуть время, когда придется подняться с ними в ярко освещенный Атриум и встретить их осуждающие взгляды…
— Ты это видел? — продолжал Рон.
— Что? — переспросил Гарри на этот раз с нетерпением — вдруг появилось подтверждение, что Сириус был здесь, хоть какая-нибудь зацепка.
Он поспешил туда, где сгрудились все остальные — чуть в глубину прохода вдоль девяносто седьмого ряда — но увидел лишь, как Рон таращится на один из пыльных стеклянных шаров.
— Что? — угрюмо повторил Гарри.
— Тут… тут стоит твое имя, — пояснил Рон.
Гарри подошел поближе. Рон показывал на один из тех маленьких стеклянных шаров, которые тускло светились изнутри, хотя, судя по слою пыли на шаре, к нему долгие годы никто не прикасался.
— Мое имя? — смешался Гарри.
Он подался вперед. Будучи ниже ростом, чем Рон, ему пришлось вытянуть шею, чтобы прочесть то, что написано на пожелтевшем ярлычке, который крепился к полке точно под пыльным стеклянным шаром. Там была небрежно нацарапана дата — примерно шестнадцать лет назад, — а под датой следующее: