Профессор Амбридж еще раз откашлялась («кхм, кхм») и продолжила:
— Не скрою, как же чудесно вернуться в Хогвартс! — она улыбнулась, демонстрируя очень острые зубы. — И как же приятно видеть эти счастливые личики, обращенные ко мне!
Гарри посмотрел по сторонам. Ни одно лицо в поле его зрения счастливым не выглядело. Напротив, от подобного, словно к пятилетним детям, обращения, лица у всех вытянулись.
— Я с нетерпением жду возможности поближе познакомиться со всеми вами, и уверена, что мы станем хорошими друзьями!
После этих слов все в зале начали переглядываться, а некоторые с трудом удерживались от смеха.
— Я стану ее подружкой, только если мне не придется носить ту кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и обе захихикали.
Профессор Амбридж опять откашлялась («кхм, кхм») и теперь придыхания в ее голосе поубавилось. Он зазвучал более деловито, и в нем появились скучные нотки заученного наизусть текста.
— Министерство Магии всегда полагало, что образование молодых ведьм и волшебников — это вопрос первостепенной важности. Тот редкий дар, с которым вы появились на свет, не принесет пользы, если не будет взращен и отточен бережным обучением. Уникальные стародавние навыки магического сообщества должны быть переданы следующим поколениям, чтобы мы рано или поздно не утратили их. Обретенные сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, должны храниться, пополняться и совершенствоваться теми, кто посвятил себя благородной профессии преподавателя.
Тут профессор Амбридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, из которых ни один не поклонился ей в ответ. Темные брови профессора Макгонагалл сошлись так, что она теперь решительно напоминала ястреба, и Гарри заметил, каким многозначительным взглядом она обменялась с профессором Спраут, когда Амбридж издала очередное «кхм, кхм» и продолжила речь.
— Каждый директор и директриса Хогвартса вносили чтонибудь новое в тяжелую миссию управления этой прославленной школой, как и должно быть, потому что без прогресса наступит застой и распад. Тем не менее, прогресс во имя прогресса обречен, потому что зачастую испытанные и проверенные традиции не требуют вмешательства. Баланс между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и новшествами…
Внимание Гарри стало угасать, словно рассудок уже засыпал и давал осечку. Тишина, наступавшая в Зале всегда, когда говорил Дамблдор, сейчас была нарушена: ученики принялись шептаться и хихикать. За столом Равенкло Чо Чанг оживленно болтала с подружками. Сидящая неподалеку от Чо Луна Лавгуд опять достала «Экивокер». Только Эрни Макмиллан за столом Хаффлпаффа, один из немногих, не сводил глаз с профессора Амбридж, но глаза у него были такие пустые, что Гарри не сомневался: Эрни лишь притворяется, что слушает, чтобы соответствовать значку префекта, блестевшему на его груди.
По всей вероятности равнодушия аудитории профессор Амбридж не замечала. У Гарри сложилось впечатление, что даже если перед ее носом свершится революция, она все равно будет твердить свою речь. Однако преподаватели слушали ее внимательно, а Гермиона даже так, словно впитывала каждое сказанное Амбридж слово, хотя, судя по выражению лица, слова были не в ее вкусе.
— …Потому что некоторые перемены наступают к лучшему, но другие, с течением времени, будут признаны ошибочными. Вместе с тем, некоторые прежние традиции сохранятся, и заслуженно, тогда как другие, вышедшие из моды и устаревшие, должны быть забыты. Давайте устремимся вперед, в новую эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что нужно сохранить, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, и избавляясь от всего того, что практика велит нам запретить.
Она села. Дамблдор захлопал. Преподаватели последовали его примеру, но Гарри заметил, что некоторые хлопнули лишь пару раз, не больше. Некоторые ученики тоже присоединились к аплодисментам, но большинство было захвачено врасплох концом речи, поскольку услышало из нее очень немногое, и прежде чем они сообразили должным образом поаплодировать, Дамблдор опять встал.
— Большое спасибо профессору Амбридж, которая так просветила нас,[114] — он поклонился ей. — А теперь, как я и сказал, тренировки по квиддичу будут проходить…
— Да уж, это точно, просветила… — шепотом сказала Гермиона.
— Тебе что, понравилось все это? — тихо спросил Рон, переведя на Гермиону остекленевший взор. — Это была самая занудная речь, которую я когданибудь слышал, а я рос с Перси.
— Я сказала «просветила», но не сказала, что понравилось, — ответил Гермиона. — Это многое объясняет.
— Объясняет что? — удивился Гарри. — По мне это просто пустой треп.
— В этом трепе скрыта очень важная информация, — уверенно заявила Гермиона.
— Ты о чем? — рассеянно поинтересовался Рон.
— А как насчет «прогресс во имя прогресса обречен»? Как насчет «избавляясь от всего того, что практика велит запретить»?
— Да о чем речьто? — нетерпеливо повторил Рон.
— А я вам скажу, о чем речь, — сквозь зубы процедила Гермиона. — Речь о том, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса.
Со всех сторон поднялся гул и стук, Дамблдор только что объявил окончание пира, все стали вставать, собираясь уходить. Гермиона взволнованно вскочила.
— Рон, мы же должны показывать первогодкам, куда идти!
— О, точно, — Рон, похоже, забыл об этом напрочь. — Эй… эй, вы… малявки!
— Рон!
— Да ладно, они ведь и вправду мелкие…
— Я понимаю, но ты не должен называть их малявками!.. Первокурсники! — командным голосом объявила Гермиона на весь стол. — Пожалуйста, подходите сюда!
Группка новичков застенчиво пошла между гриффиндорским и хаффлпаффским столами, каждый пытался забиться в серединку. Они и в самом деле выглядели совсем маленькими. Гарри был уверен, что он, попав сюда, таким мелким не казался. Он улыбнулся им. Белобрысый мальчик рядом с Эваном Аберкромби окаменел, а потом подтолкнул Эвана и чтото шепнул ему на ухо. Эван Аберкромби точно так же испугался и бросил на Гарри такой затравленный взгляд, что улыбка у Гарри стекла по лицу, как смердосок.
— Увидимся позже, — сухо сказал Гарри Рону и Гермионе и пошел через Главный зал, пытаясь всячески игнорировать окружавшие его шепотки, взгляды и тыкания пальцами.
Не глядя по сторонам, он пробрался через толпу в вестибюле, потом взбежал по мраморной лестнице, несколько раз срезал путь по тайным проходам, и вскоре основная масса людей осталась вдалеке.
Глупо было ждать чегото другого, сердито думал он, шагая по пустынным коридорам верхних этажей. Еще два месяца назад, когда он появился из Тримагического лабиринта с телом своего соученика, утверждая, что видел, как Лорд Волдеморт обрел прежнее могущество, — уже тогда на него смотрели именно так. Времени на объяснения не оставалось, потому что всем пора была разъезжаться по домам… хотя он был готов перед всей школой в подробностях рассказать об ужасных событиях на кладбище.
Гарри дошел до конца коридора, ведущего в гриффиндорскую гостиную, остановился перед портретом Толстой Леди и тут понял, что не знает нового пароля.
— Эээ… — замялся он, глядя на Толстую Леди, которая разглаживала складочки своего атласного, розового платья и испытующе смотрела на него.
— Без пароля хода нет, — надменно произнесла она.
— Гарри, я знаю пароль!
Ктото бежал по коридору, Гарри обернулся и увидел, что к нему трусцой, пыхтя, подбегает Невилл.
— Ты представляешь, какой сейчас пароль! На этотто раз я его точно запомню… — он взмахнул чахлым маленьким кактусом, который демонстрировал в поезде, — «Mimbulus Mimbletonia»!
— Верно, — проговорила Толстая Леди, ее портрет распахнулся словно дверь, открывая круглое отверстие в стене, в которое Гарри с Невилом и забрались.
Гриффиндорская гостиная выглядела даже приветливее, чем обычно: уютная круглая комната, уставленная обветшалыми мягкими креслами и колченогими старинными столиками. В камине весело потрескивал огонь, и у него грели руки несколько человек, перед тем, как разойтись по своим спальням. В противоположном углу комнаты Фред и Джордж Уизли чтото прикрепляли к доске объявлений. Гарри пожелал им спокойной ночи и сразу направился к двери, ведущей в спальни мальчиков. Сейчас у него не было никакого настроения общаться. Невилл последовал за ним.
Дин Томас и Шеймас[115] Финниган пришли в спальню раньше и сейчас заклеивали стены у своих кроватей эмблемами и фотографиями. Когда Гарри толкнул дверь, они сразу повернулись, но, завидев его, на мгновение замерли. Гарри подумал, то ли они разговаривали о нем, то ли у него начинается паранойя.
— Привет, — поздоровался он, подошел к своему сундуку и открыл его.
— Привет, Гарри, — ответил Дин, надевая пижаму в цветах «УэстХэма». — Как провел лето?
— Неплохо, — буркнул Гарри, потому что подробный рассказ о каникулах занял бы целую ночь, а к этому он был не готов. — А ты?
— О, здорово, — хихикнул Дин. — Во всяком случае, лучше, чем Шеймас, он мне только что рассказывал о себе.
— А что случилось, Шеймас? — поинтересовался Невилл, бережно устанавливая Mimbulus Mimbletonia на прикроватный столик.
Шеймас ответил не сразу, делая вид, что страшно занят закреплением на стене эмблемы квиддичной команды «Кенмар Кестрелс». Потом пояснил, не поворачиваясь к Гарри:
— Моя мама не хотела, чтобы я возвращался.
— Что? — переспросил Гарри, перестав раздеваться.
— Она не хотела, чтобы я возвращался в Хогвартс.
Шеймас отошел от эмблемы и, попрежнему не глядя на Гарри, достал свою пижаму из сундука.
— А… почему? — удивился Гарри.
Он знал, что мама Шеймаса — ведьма, и не мог понять, с какой стати она ведет себя подобно Дарсли.
Шеймас ответил только тогда, когда застегнул пижаму.
— Ну, в общем, — сдержанно произнес он, — думаю… изза тебя.