— «Видимо… обладает… слабой… неустойчивой… памятью», — пробормотала Амбридж так громко, чтобы всем было слышно.
Драко Малфой расцвел, словно нежданно-негаданно наступило Рождество, а Гермиона вспыхнула от сдерживаемого гнева.
— Вот… да, — Хагрид бросил тревожный взгляд на книжечку Амбридж, но отважно двинулся дальше. — Да, я, значит, хотел вам рассказать, как мы завели такой табун. Все началось с одного самца и пяти самок. Этот вот, — он погладил ту лошадь, что появилась первой, — это Потьмак,[182] любимчик мой, он первый в Лесу родился…
— Вам известно, — громко прервала его Амбридж, — что Министерство Магии причислило тестралей к классу «опасных существ»?
Сердце Гарри ухнуло вниз, но Хагрид лишь ухмыльнулся.
— Разве ж тестрали опасные! Ну, знамо дело, могут и куснуть чуток, ежели их разозлить…
— «Демонстрирует… признаки… удовольствия… когда… речь… заходит… о… насилии», — забормотала Амбридж, опять царапая в книжечке.
— Да вы чего! — с легким беспокойством возразил Хагрид. — Это ж ведь и собаку ежели дразнить, она кусаться будет… а про тестралей дурная слава потому как только через смерть они… люди-то ведь и думают, что они вроде дурного знака. Тут просто путаница!
Амбридж ничего не ответила, написав заключительную строчку, она подняла на Хагрида глаза и очень громко, размеренно произнесла:
— Пожалуйста, продолжайте вести урок. Я пойду, — она пальцами изобразила шаги (Малфой и Панси Паркинсон беззвучно согнулись от хохота), — к ученикам, — (она потыкала пальцами в некоторых), — и поспрашиваю их, — она показала пальцем на рот, имитируя разговор.
Хагрид совершенно раздавленно уставился на нее, недоумевая, отчего она считает, будто он не понимает нормального английского языка. У Гермионы на глаза навернулись слезы.
— Карга, карга проклятая! — зашипела она, когда Амбридж направилась к Панси Паркинсон. — Знаю я, что ты задумала, мерзкая пакостная дура…
— Ну… вот… — Хагрид прикладывал все силы к тому, чтобы вернуть урок в нормальное русло, — …вот, тестрали. Да. Много чего хорошего о них…
— Как вам кажется, — звонко поинтересовалась профессор Амбридж у Панси Паркинсон, — профессор Хагрид понятно объясняет?
У Панси, как и у Гермионы, на глазах тоже были слезы, но слезы от смеха, и оттого, что она пыталась сдержать хихиканье, ответ ее прозвучал совершенно невразумительно:
— Нет… потому что… ну, это… как будто мычит все время…
Амбридж царапнула в книжечку. Неповрежденные участки Хагридова лица покраснели, но он попытался вести себя так, словно ответа Панси не слышал.
— Ну… вот… много чего хорошего о тестралях сказать можно. Ежели уж их приручить, как этот табун, то с ними не пропадешь. А уж как на местности разбираются, только скажи им, куда тебе надо…
— Разумеется, если они тебя поймут, — громко встрял Малфой, и у Панси Паркинсон опять начался приступ неукротимого смеха.
Профессор Амбридж снисходительно улыбнулась им и повернулась к Невиллу:
— Логботтом, вы можете видеть тестралей?
Невилл кивнул.
— Чью смерть вы видели? — равнодушным тоном поинтересовалась она.
— Моего… моего дедушки, — выдавил Невилл.
— Ну и как вам они? — Амбридж коротенькой ручкой махнула в сторону лошадей, к этому времени благополучно обглодавших тушу до костей.
— А… — замялся Невилл, напряженно глядя на Хагрида. — Ну, они… э-э… ничего…
— «Ученики… слишком… напуганы… чтобы… признаться… в… своих… страхах…» — забормотала Амбридж, делая очередную пометку в книжечке.
— Нет! — возмутился Невилл. — Нет, я их не боюсь!
— Все в порядке, — Амбридж погладила Невилла по плечу, изображая понимающую улыбку, на взгляд Гарри больше напоминавшую плотоядную. — Ну, Хагрид, — развернувшись к леснику, она опять заговорила так же громко и размеренно, — полагаю, я увидела достаточно, чтобы сделать выводы. Вы получите… — (она сделала жест, словно берет что-то из воздуха), — …результаты проверки… — (она ткнула пальцем в книжечку), — …через десять дней.
Она показала десять коротеньких пальцев, затем заулыбалась еще шире, в своей зеленой шляпке больше, чем обычно напоминая жабу, и быстро направилась прочь, оставив Малфоя и Панси Паркинсон биться в припадке смеха, Гермиону дрожать от бешенства, а Невилла — в крайнем смятении и расстройстве.
— Она ненормальная, лживая, бесчестная старая кикимора! — бушевала Гермиона полчаса спустя, когда ребята пробирались ими же протоптанными в снегу тропами обратно в замок. — Вам ясно, куда она клонит? Это все ее затеи насчет полулюдей… считает Хагрида троллем тупоумным, раз у него мать была из гигантов… и вообще, какая несправедливость, ведь урок и в самом деле был очень даже ничего… в смысле, ну были бы там какие-нибудь взрывовертки, но ведь тестрали, это же так здорово… нет, в самом деле, Хагрид просто молодец!
— Амбридж говорила, что они опасные, — напомнил Рон.
— Ну да, но Хагрид же сказал, что они сами меру знают, — непреклонно возразила Гермиона, — а вот преподаватель вроде Граббли-Планк, нам бы, небось, до ТРИТОНов их показывать не стала, а они же такие интересные, да? Вот даже потому, что кто-то их может видеть, а кто-то нет! Хотела бы я их увидеть…
— В самом деле? — себе под нос поинтересовался Гарри.
Гермиона в ужасе осеклась.
— Ох, Гарри… прости… нет, конечно… я такую глупость сморозила…
— Да ладно, — поспешно отозвался Гарри, — не бери в голову.
— Я вообще удивился, что их могут видеть столько народу, — заметил Рон. — Трое…
— Точно, Уизли, мы просто обалдели, — раздался злорадный голос. Прямо за спинами ребят, неслышно ступая по снегу, возникли Малфой, Краббе и Гойл. — Небось, рассчитываешь получше видеть кваффл, если посмотришь, как кто-нибудь коньки отбросит?
Трое слизеринцев во все горло расхохотались, столкнули с тропинки гриффиндорцев и припустили в замок, во весь голос распевая «Уизли — наш бог».
У Рона заалели уши.
— Не обращай внимания, просто не обращай внимания, — принялась заклинать его Гермиона, затем достала палочку и новым потоком горячего воздуха взялась топить девственный снег, прокладывая кратчайший путь к теплицам.
Подошел декабрь и принес с собой еще больше снега и целую лавину домашних заданий для пятикурсников. Обязанности префектов у Рона и Гермионы, в связи с приближением Рождества, тоже усложнились. Их назначили следить за праздничным украшением замка («Попробовал бы ты повесить гирлянду, на другом конце которой болтается Пивз и пытается тебя ею задушить», — жаловался Рон), присматривать за первокурсниками и второкурсниками, которые из-за сильных холодов в перерывах на улицу не выходили («Ну до чего наглые сопляки, слушай, мы такими хулиганами даже в первый год не были», — комментировал Рон) и дежурить в коридорах по очереди с Филчем, который был убежден, что предпраздничное настроение может вылиться в разгул магических дуэлей («У него точно вместо мозгов опилки», — возмущался Рон). Они были настолько загружены, что Гермиона даже прекратила вязать шапки для эльфов и страшно переживала, что последние три закончить не успела.
— И эти несчастные эльфы, которых я пока не освободила, теперь будут вынуждены провести здесь Рождество, а все потому, что не хватило шапок!
Гарри совесть не позволяла объяснить ей, что все связанное забирал Добби, и он пониже склонялся над рефератом по Истории Магии. Вот о Рождестве думать точно не хотелось. Впервые за время учебы в Хогвартсе, ему хотелось на каникулы уехать отсюда. Помимо запрета играть в квиддич и тревог о результатах инспекции Хагрида, сейчас его снедало чувство обиды. Единственным светлым пятном были занятия «ДА», но и те на каникулы прекратятся, потому что почти все участники разъедутся по домам. Гермиона собиралась с родителями кататься на лыжах, этот факт чрезвычайно забавлял Рона, который прежде никогда не слышал о том, что магглы привязывают себе к ногам узкие доски и на них катаются с гор. Рон собирался домой в Нору. Гарри несколько дней кряду завидовал, пока однажды, в ответ на его вопрос, как Рон намеревается добираться домой на Рождество, тот не удивился:
— Но тебя это тоже касается! Разве я не сказал? Мама давным-давно написала мне и поручила тебя пригласить!
Гермиона закатила глаза, а настроение Гарри тут же улучшилось: перспектива Рождества в Норе была действительно радужной, хотя слегка омрачалась чувством вины за то, что он не сможет провести каникулы с Сириусом. Вряд ли удастся убедить миссис Уизли пригласить крестного к празднику. Тем более, что Дамблдор едва ли позволит Сириусу покинуть Гриммолд-плейс, но Гарри все равно переживал, что миссис Уизли не захочет видеть Сириуса: слишком уж часто они цапались. С той последней встречи посредством камина, Сириус больше ни разу не появлялся и, хотя Гарри прекрасно понимал, что Амбридж всегда начеку и встречаться слишком неблагоразумно, приходилось периодически гнать от себя мысли о Сириусе, который, небось, в одиночестве сидит в дряхлом отчем доме и на пару с Кричером дергает веревочку одной-единственной хлопушки.
На последнее перед каникулами занятие «ДА» Гарри пришел в Покои-на-Потребу загодя и тому очень обрадовался: когда вспыхнули факелы, он обнаружил, что украшение покоев к Рождеству взял на себя Добби. То, что это сделал именно эльф, не вызывало никакого сомнения, иначе кому бы еще в голову пришло развесить под потолком сотню золотых шаров с портретами Гарри и надписями: «ГАРРИ, ГАРРИ ЯСНО, ЧТОБЫ НЕ ПОГАСЛО!»[183]
Гарри как раз заканчивал снимать последние шары, когда дверь, скрипнув, отворилась, и появилась, по обыкновению вся в мечтах, Луна Лавгуд.
— Привет, — рассеянно поздоровалась она, оглядывая остатки праздничного убранства. — Красиво. Это ты их повесил?
— Нет, — отмахнулся Гарри. — Это Добби, домовой эльф.
— Омела, — мечтательно протянула Луна, показывая на пышную гроздь белых ягод, как раз над головой Гарри.