Несколько дней спустя новость о том, что у Хагрида испытательный срок, облетела всю школу, но к возмущению Гарри этому никто, похоже, не огорчился: естественно, некоторые, в том числе, прежде всего Драко Малфой, даже и обрадовались. А странная смерть неприметного служащего Департамента Тайн как будто никого кроме Гарри, Рона и Гермионы не волновала или о ней просто никто не знал. Теперь в коридорах обсуждали только побег десятки Искушённых Смертью, весть о котором, наконец, просочилась в школу от тех немногих, что прочли газету. Ходили слухи, что кое-кто из преступников добрался до Хогсмеда, там намеревается укрыться в Проклятом Притоне и собирается оттуда прорваться в Хогвартс, как это некогда сделал Сириус Блек.
Отпрыски магических семей выросли с именами этих Искушённых Смертью на слуху, произносили их едва ли с меньшим страхом, чем имя Волдеморта: о преступлениях, совершенных ими во времена господства Волдемортовского террора, знал каждый. В числе учеников Хогвартса оказались родственники их жертв, и теперь, в лучах такой чудовищной славы, они поневоле становились объектом интереса окружающих: Сьюзен Боунс, чьи дядя, тетя и кузены погибли от руки одного из этих десяти преступников, на Гербологии жалобно призналась, что хорошо понимает, каково приходится Гарри.
— Не представляю, как ты все это выносишь… это же ужас, — напрямик заявила она, вывалив двойную порцию драконьего навоза в лоток с саженцами скрипоцапа,[218] от чего те принялись извиваться и пищать.
Шепотки и тыканья пальцами в адрес Гарри и, правда, резко возобновились, хотя ему показалось, что голоса шепчущихся звучат теперь несколько иначе — любопытно, а не враждебно. А пару раз он явственно услышал обрывки разговора, из которых следовало, что собеседников не устраивает версия «Пророка» насчет причин и способа побега десяти Искушённых Смертью из укрепленного Азкабана. В смятении и замешательстве эти скептики, судя по всему, вынуждены были принять иное предложенное им объяснение: то, которое еще в прошлом году давали Гарри и Дамблдор.
Перемена настроения произошла не только у учеников. Теперь в коридорах зачастую можно было наткнуться на двух-трех преподавателей, которые торопливо, неслышно перешептывались, а стоило ученикам подойти ближе, тут же замолкали.
Однажды ребята обходили троицу профессоров — Макгонаголл, Флитвика и Спраут, которые собрались у кабинета Чародейства.
— Конечно, ведь в преподавательской они больше не могут разговаривать в открытую, — вполголоса заметила Гермиона друзьям. — Не обсуждать же им при Амбридж.
— Думаешь, у них есть какие-нибудь новые сведения? — спросил Рон, озираясь на преподавателей через плечо.
— Даже если и так, нам узнать их не светит, — буркнул Гарри. — После этого декрета… какой там у него номер теперь?
На следующий день после известий о побеге из Азкабана на досках объявлений всех Домов появились свеженькие плакаты:
Последний декрет стал среди учеников объектом множества шуток. Ли Джордан заметил Амбридж, что в соответствии с новыми правилами ей не разрешается отчитывать Фреда и Джорджа за игру в Хлоп-карты[219] на заднем ряду.
— Профессор, Хлоп-карты никакого отношения к Защите от темных искусств не имеют! Эта информация с вашим предметом не связана!
Когда Гарри в следующий раз встретил Ли, тыльная часть руки у того была вся в крови. Гарри порекомендовал ему эссенцию мирохлюпа.
Гарри рассчитывал, что побег из Азкабана хоть немного урезонит Амбридж, что ее смутит подобная катастрофа, которая произошла прямо под носом ее обожаемого Фаджа. Но, судя по всему, происшествие лишь распалило в ней остервенелое желание собственноручно регулировать все проявления хогвартской жизни. Похоже, в ближайших планах у нее стояло как минимум чье-либо увольнение, и вопрос заключался только в том, кто станет первым — профессор Трелони или Хагрид.
Теперь все занятия по Прорицаниям и Уходу за магическими существами проходили в присутствии Амбридж и ее книжечки. Она усаживалась в засаде у камина в пропахшей благовониями комнате башни, вмешивалась в лекции профессора Трелони, которые день ото дня становились все истеричнее, с мудреными вопросами об орнитомантии[220] и гептомологии,[221] настаивала на том, чтобы профессор Трелони заранее предсказывала ответы учеников, и требовала от нее, чтобы та демонстрировала свое искусство поочередно на хрустальном шаре, чаинках и рунах. Гарри казалось, что профессор Трелони так долго не протянет. Иногда он встречал ее в коридорах замка — что само по себе необычно, потому что она редко покидала свою башню — она что-то исступленно бормотала себе под нос, заламывала руки, испуганно озиралась и неизменно источала запах дешевого хереса. Гарри пожалел бы ее, если бы так не переживал за Хагрида, но если уволят кого-то одного из них, то за кого болеть — вопрос решенный.
Но Гарри отдавал себе отчет, что, к несчастью, дела у Хагрида идут не лучше, чем у Трелони. Хотя тот, вроде бы, следовал советам Гермионы и не показывал на занятиях ничего более страшного, чем хряп — существо, точь-в-точь похожее на джек-рассел-терьера, если бы не раздвоенный хвост — но, как и до Рождества, Хагрид был словно сам не свой. На занятиях он почему-то отвлекался и нервничал, забывал, что говорит, отвечал на вопросы невпопад и все время с опаской посматривал на Амбридж. С Гарри, Роном и Гермионой Хагрид держался все сдержаннее и суше и категорически запретил приходить к нему в гости после наступления темноты.
— Если она вас подловит, то всем нам крышка, — строго пояснил он, и ребята, не желая подвергать риску его шансы остаться на работе, впредь по вечерам не спускались в его хижину.
У Гарри складывалось впечатление, что Амбридж целенаправленно лишает его всех радостей хогвартской жизни: визитов к Хагриду, писем от Сириуса, «Файрболта» и квиддича. Отомстить можно было только одни способом — с удвоенной силой заниматься в «ДА».
Всех, даже Захарию Смита, известие о том, что на свободе оказались десять Искушённых Смертью, побуждало заниматься как можно усерднее, — к радости Гарри, но самые большие успехи делал Невилл.
Побег кровных врагов удивительным, даже отчасти пугающим образом изменил Невилла. Он ни разу не упомянул о встрече с Гарри, Роном и Гермионой в изоляторе клиники святого Мунго и, следуя его примеру, они сами об этом не заговаривали. Но о факте побега Беллатрикс и ее партнеров, Невилл тоже ни словом не обмолвился. На собраниях «ДА» Невилл почти все время молчал, только упорно осваивал все порчи и контрпроклятия, которым учил их Гарри. Он сосредоточенно морщил круглое лицо, старался больше всех и ничем не выказывал огорчений ни от травм, ни от неудач. Такой стремительный прогресс даже тревожил, а когда Гарри учил ребят Щитным чарам,[222] — с помощью которых слабые заклятия можно было отразить в нападавшего, — в овладении ими только Гермиона преуспела больше Невилла.
За такой прогресс в Окллюменции, как у Невилла в «ДА», Гарри дорого бы отдал. Его занятия со Снейпом, которые так прискорбно начались, по ходу дела ничуть не наладились. Напротив, Гарри казалось, что от раза к разу у него получается все хуже.
До того, как он стал изучать Окклюменцию, шрам напоминал о себе лишь время от времени, чаще ночью, или после загадочных перепадов настроения Волдеморта. А теперь же шрам покалывал почти не переставая, Гарри испытывал приступы раздражения или веселости, никак не вязавшиеся с происходящим с ним самим в это время, и всякий раз они сопровождались особенно мучительными вспышками боли в шраме. Впечатление складывалось такое, словно он мало-помалу превращается в некую антенну, настроенную на мельчайшие перепады настроения Волдеморта, это угнетало, и, без всяких сомнений, устойчивое повышение чувствительности началось после первого занятия Окклюменцией со Снейпом. К тому же теперь спуск в коридор, ведущий в Департамент Тайн, снился каждую ночь, и сны эти всегда заканчивались тем, что он в неизбывной тоске останавливался перед гладкой черной дверью.
— Может, это как болезнь какая-то, — встревоженно предположила Гермиона, когда Гарри, не выдержав, поделился с ней и с Роном. — Вроде лихорадки. Перед тем, как выздороветь, начинается ухудшение.
— Ухудшение начинается от занятий со Снейпом, — категорично заявил Гарри. — У меня уже сил нет оттого, что шрам болит, и осточертело каждую ночь шляться по этому коридору, — он с досадой потер лоб. — Пусть бы эта дверь открылась, что ли, тошнит уже торчать там и пялиться на нее…
— Ничего удивительного, — резко оборвала его Гермиона. — Дамблдор не хочет, чтобы тебе вообще снился этот коридор, иначе не попросил бы Снейпа заниматься с тобой Окклюменцией. Никуда не денешься, нужно на занятиях поактивнее заниматься.
— Да я занимаюсь! — уязвленно воскликнул Гарри. — Тебе бы так… когда тебе в голову лезет Снейп… это… знаешь ли, радости мало!
— А может… — медленно начал Рон.
— Что может? — по-снейповски отрезала Гермиона.
— Может быть, Гарри не виноват, что не может закрыть разум, — угрюмо закончил Рон.
— В каком смысле? — удивилась Гермиона.
— Ну, может, Снейп на самом деле не пытается помочь Гарри…
Гарри и Гермиона воззрились на него. С мрачным и решительным видом Рон переводил глаза с одного на другую.