– Нашли тупицу! Дурдом – вот вы откуда! «Профессор», как же! Короче, я не поеду, ясно? Лучше отправьте туда эту старую крысу! Я ничего не делал с Эми Бенсон и Деннисом Бишопом, можете сами спросить, они расскажут!
– Я не из дурдома, – терпеливо объяснил Думбльдор. – Я учитель. Если ты минутку посидишь спокойно, я расскажу тебе о «Хогварце». И если ты не захочешь там учиться, никто тебя, конечно, не заставит…
– Посмотрел бы я на тех, кто попытается, – презрительно ухмыльнулся Реддль.
– «Хогварц», – продолжал Думбльдор, будто не услышав, – школа для необычных детей…
– Я не чокнутый!
– Я знаю, что ты не чокнутый. «Хогварц» – школа не для чокнутых. Это школа колдовства.
Повисло молчание. Реддль замер; лицо его было пусто, но взгляд метался с одного глаза Думбльдора на другой, словно пытаясь хоть один из них поймать на вранье.
– Колдовства? – шепотом повторил он.
– Точно так, – подтвердил Думбльдор.
– А то, что я умею… это колдовство?
– А что ты умеешь?
– Все что угодно, – возбужденно выдохнул Реддль. Краска, поднявшись по шее, вползла на его впалые щеки; он был словно в горячке. – Двигаю вещи, не трогая руками. Заставляю зверей делать, что мне надо, без всякой дрессировки. Если меня кто-нибудь разозлит, могу так, чтобы с ними случилось плохое. Могу сделать больно, если захочу.
У него задрожали ноги. Он нестойко шагнул вперед, снова сел на кровать и уставился на свои руки, склонив голову, будто в молитве.
– Я знал, что я другой, – прошептал он, обращаясь к своим трясущимся пальцам. – Особенный. Всегда знал: во мне что-то есть.
– И был прав, – сказал Думбльдор. Он больше не улыбался, но внимательно наблюдал за Реддлем. – Ты колдун.
Реддль поднял голову. Его лицо изменилось, осветившись безумным счастьем, но почему-то это не сделало его приятнее; напротив, точеные черты огрубели, в них появилось что-то звериное.
– Вы тоже колдун?
– Да.
– Докажите, – потребовал Реддль тем же командным тоном, каким сказал: «Говорите правду».
Думбльдор вскинул брови:
– Если ты согласен учиться в «Хогварце»…
– Конечно!
– …Тогда тебе следует обращаться ко мне «профессор» или «сэр».
На долю секунды лицо Реддля окаменело, но потом он произнес неузнаваемо вежливым тоном:
– Извините, сэр. Я хотел попросить: пожалуйста, профессор, не могли бы вы показать…
Гарри был уверен, что Думбльдор откажется, ответит, что в «Хогварце» будет масса времени для демонстрации колдовских умений, а на территории муглов лучше соблюдать осторожность. Но Думбльдор, как ни странно, достал из внутреннего кармана пиджака волшебную палочку, направил в угол на старый гардероб и легонько ею взмахнул.
Гардероб загорелся.
Реддль вскочил, взвыв от ужаса и возмущения, что неудивительно: в шкафу, вероятно, хранились все его вещи. Однако стоило ему гневно развернуться к Думбльдору, как пламя исчезло. Шкаф при этом нисколько не пострадал.
Реддль еще раз посмотрел на гардероб, на Думбльдора, а затем алчно указал на палочку:
– Где такие берут?
– Всему свое время, – ответил Думбльдор. – Кажется, из твоего гардероба что-то вырывается.
Действительно изнутри доносился слабый стук. Реддль впервые за все время испугался.
– Открой, – сказал Думбльдор.
Реддль помешкал, затем прошел к шкафу и распахнул дверь. На верхней полке, над штангой с поношенной одеждой, стояла трясущаяся картонная коробка. В ней что-то громыхало, будто оттуда отчаянно рвалась на свободу стая мышей.
– Достань, – велел Думбльдор.
Реддль испуганно снял с полки вибрирующую коробку.
– Там есть то, что тебе не принадлежит? – спросил Думбльдор.
Реддль окинул его ясным и долгим взглядом, словно что-то вычислял в уме.
– Да, сэр, пожалуй, – после паузы сухо ответил он.
– Открой, – сказал Думбльдор.
Реддль не глядя снял крышку и вывалил содержимое коробки на постель. Гарри, ожидавший чего-то необыкновенного, увидел простенькие мелочи: серебряный наперсток, йо-йо, потускневшую губную гармошку. Оказавшись на воле, вещи мигом перестали дрожать и спокойно улеглись на одеяле.
– Ты все вернешь законным владельцам и принесешь извинения, – спокойно проговорил Думбльдор, убирая палочку в карман. – Я узнаю, было ли это сделано. И предупреждаю: в «Хогварце» воровства не терпят.
Реддль ничуть не смутился, по-прежнему холодно, оценивающе глядя на Думбльдора, и наконец бесцветно произнес:
– Да, сэр.
– В «Хогварце», – продолжал тот, – учат не только колдовать, но и управлять своими способностями. Ты – ненамеренно, я уверен, – применял их неподобающим образом. В нашей школе это не допускается. Конечно, ты не первый и не последний, кто пошел у магии на поводу. Но ты должен знать, что за провинности из «Хогварца» могут исключить, а министерство магии – да-да, есть такое министерство – наказывает нарушителей закона еще строже. Молодым колдунам следует понимать, что, вступая в наш мир, они должны подчиняться нашим законам.
– Да, сэр, – повторил Реддль.
Невозможно было прочесть его мысли; с непроницаемым лицом он сложил украденное обратно в коробку, а затем повернулся к Думбльдору и прямо заявил:
– Денег у меня нет.
– Это поправимо, – ответил Думбльдор и достал из кармана кожаный кошель. – В «Хогварце» имеется фонд для тех, кому нужна помощь для приобретения формы и учебников. Вероятно, какие-то книги заклинаний и прочее придется купить в магазине подержанных товаров, но…
– А где продаются книги заклинаний? – перебил Реддль. Он взял у Думбльдора тяжелый кошель, даже не поблагодарив, и теперь изучал толстый золотой галлеон.
– На Диагон-аллее, – сказал Думбльдор. – Список необходимого я принес. Я могу помочь тебе купить…
– Вы пойдете со мной? – Реддль поднял глаза.
– Конечно, если ты…
– Вы мне не нужны, – заявил Реддль. – Я привык делать все сам и всегда хожу по Лондону один. Как добраться до этой вашей Диагон-аллеи… сэр? – добавил он, поймав взгляд Думбльдора.
Гарри думал, Думбльдор будет настаивать на том, чтобы сопровождать Реддля, но директор опять его удивил. Он протянул Реддлю конверт со списком и, подробно объяснив, как добраться от приюта до «Дырявого котла», сказал:
– Ты увидишь его, хотя муглы вокруг – то есть не колдуны – не видят. Спросишь бармена Тома – запомнить легко, он твой тезка…
Реддль раздраженно дернул плечом, словно отгоняя надоедливую муху.
– Тебе не нравится имя Том?
– Томов как собак нерезаных, – пробормотал мальчик и, как будто против собственной воли, спросил: – А мой отец был колдун? Мне говорили, его тоже звали Том Реддль.
– Боюсь, я не в курсе, – мягко ответил Думбльдор.
– Мать не могла быть колдуньей, иначе бы она не умерла, – сказал Реддль скорее сам себе, нежели Думбльдору. – Так что, наверное, он… А когда я все куплю, как мне попасть в этот «Хогварц»?
– Это детально описано на втором листе пергамента, – ответил Думбльдор. – Ты отправишься первого сентября с вокзала Кингз-Кросс. Билет тоже в конверте.
Реддль кивнул. Думбльдор встал и снова протянул ему руку. Пожимая ее, Реддль сообщил:
– А я умею разговаривать со змеями! Я узнал, когда мы ездили в деревню, – они находят меня, шепчутся. Это нормально для колдуна?
Гарри понял, что Реддль молчал об этой самой странной своей особенности до последнего, рассчитывая потрясти Думбльдора.
– Необычно, – после минутного колебания отозвался тот, – однако не уникально.
Тон его был небрежен, но глаза с любопытством пробежали по лицу Реддля. Взрослый человек и мальчик постояли и поглядели друг на друга в упор. Затем Думбльдор отнял руку и направился к двери.
– До свидания, Том. До встречи в «Хогварце».
– Думаю, на сегодня достаточно, – сказал седой Думбльдор рядом с Гарри. Они невесомо пролетели сквозь тьму и, вернувшись в настоящее, очутились в кабинете.
– Садись, – сказал Думбльдор, приземлившись возле Гарри.
Тот повиновался; голова полнилась увиденным.
– Он поверил скорее, чем я… ну, когда вы объявили, что он колдун, – заметил Гарри. – Я сначала Огриду не поверил.
– Да, Реддль был готов узнать, что он – пользуясь его же словами – особенный.
– А вы уже… знали?
– Что встретил самого страшного черного колдуна всех времен? – уточнил Думбльдор. – Нет. Я понятия не имел, кем он вырастет. Но он определенно меня заинтриговал. Я вернулся в «Хогварц», зная, что за ним надо наблюдать. Я бы следил так или иначе, ведь он был одинок и без друзей, но тут стало ясно, что это необходимо не только ради его блага, но и для безопасности окружающих… Как ты видел, он обладал редкими для столь юного возраста способностями, а что самое интересное и зловещее, до некоторой степени научился ими управлять и использовал сознательно. Не случайно, как все дети, а целенаправленно, против других людей: чтобы напугать, наказать, подчинить. Истории о задушенном кролике и мальчике с девочкой, которых он заманил в пещеру, очень показательны… Могу сделать больно, если захочу…
– К тому же он был змееуст, – вставил Гарри.
– Да, действительно; это редкая способность, предположительно характерная для черных магов, хотя, как ты знаешь, среди хороших людей тоже встречаются змееусты. Вообще-то меня больше встревожило не умение разговаривать со змеями, а природная замкнутость, склонность к жестокости и очевидная жажда власти… Время снова сыграло с нами шутку, – заметил Думбльдор, показывая на окна, за которыми сгустилась тьма. – Но, прежде чем расстаться, хочу обратить твое внимание на некоторые подробности сцены, свидетелями которой мы стали, ибо они имеют прямое отношение к нашим дальнейшим занятиям. Во-первых, надеюсь, ты заметил реакцию Реддля на то, что еще кого-то зовут его именем, «Том»?
Гарри кивнул.
– Он презирал все, что связывало его с другими людьми, все, что делало его обыкновенным. Уже тогда мечтал быть иным, особенным, знаменитым. Всего через несколько лет после этого разговора он, как ты знаешь, отказался от своего имени и надел маску «лорда Вольдеморта»… Наверняка ты заметил и то, что Том Реддль с детства был крайне самодостаточен, скрытен и не имел друзей? Он не хотел помощи и не нуждался в сопровождении для поездки на Диагон-аллею. Он предпочитал действовать в одиночку. Взрослый Вольдеморт – такой же. Многие Упивающиеся Смертью называют себя его доверенными лицами, утверждают, что только они одни близки к нему и даже понимают его. Они заблуждаются. Друзей у лорда Вольдеморта не было и нет. Я думаю, они ему и не нужны… И наконец – на это нужно обратить внимание; надеюсь, ты еще не засыпаешь, – юный Том Реддль обожал трофеи. Ты же видел коробку с ворованным. Эти вещи взяты у жертв на память о собственных особенно жестоких подвигах – так сказать, сорочьи сувениры злодеяний. Не забывай об этой черте Вольдеморта, Гарри, позднее она будет для нас очень важна… А теперь тебе и в самом деле пора в постель.