– Я случайно, прости, Демельза, прости! – закричал Рон ей вслед. – Я просто…
– Опупел от страха, – сердито закончила за него Джинни, которая приземлилась рядом с Демельзой и осматривала ее распухшую губу. – Вот болван, Рон, смотри, что ты наделал!
– Я все исправлю, – сказал Гарри, опускаясь возле девочек, направил волшебную палочку на губу Демельзы и произнес: – Эпискей. И вообще, Джинни, не называй Рона болваном, ты не капитан команды…
– А я увидела, что тебе некогда назвать его болваном, и подумала, кто-то же должен…
Гарри с трудом подавил смех.
– Поехали, народ, взлетаем…
В целом тренировка оказалась одной из худших за весь триместр, но матч был слишком близко, и Гарри решил, что честность сейчас – не лучшая политика.
– Спасибо, все хорошо поработали, мы обязательно размажем «Слизерин», – утешил он, и Охотники с Отбивалами ушли из раздевалки вполне довольные.
– Я летал, как мешок драконьего навоза, – бесцветно произнес Рон, как только за Джинни захлопнулась дверь.
– Ничего подобного, – твердо возразил Гарри. – Ты лучший Охранник из всех, кто у меня пробовался. Просто ты очень нервный.
Всю дорогу до замка он ободрял Рона, и, когда они поднялись на второй этаж, Рон значительно повеселел. Гарри отвел в сторону гобелен, чтобы, как всегда, пройти в гриффиндорскую башню коротким путем, – и наткнулся на Дина и Джинни. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и целовались с таким ожесточением, что, казалось, склеились ртами.
Громадное чудище мигом родилось в груди Гарри и принялось рвать когтями его внутренности; в голову хлынула жаркая кровь, уничтожив все мысли, кроме одной – навести на Дина порчу, превратить его в слизняка! Борясь с этим неожиданным помешательством, Гарри словно издалека услышал окрик Рона:
– Эй!
Дин и Джинни оторвались друг от друга и оглянулись.
– Что тебе? – спросила Джинни.
– Я не желаю, чтобы моя сестра целовалась в общественном месте!
– Это место было очень уединенным, пока ты не вперся! – парировала Джинни.
Дин явно смутился. Он криво улыбнулся Гарри, но тот не смог улыбнуться в ответ; новоявленное чудище грозно ревело, требуя немедленно выкинуть Дина из команды.
– Э-э… ладно, Джинни, – сказал Дин, – пошли в гостиную.
– Ты иди! – скомандовала она. – А я перекинусь парой ласковых с моим дорогим братцем!
Дин ушел. По его виду было ясно, что он рад исчезнуть.
– Значит, так, – произнесла Джинни. Она отбросила с лица длинные рыжие волосы и свирепо воззрилась на Рона. – Давай раз и навсегда договоримся. Тебя не касается, с кем я встречаюсь и что делаю…
– Еще как касается! – не менее гневно перебил Рон. – Думаешь, я хочу, чтобы мою сестру называли…
– Как?! – крикнула Джинни, выхватывая палочку. – Как, конкретно?
– Он ничего такого не имел в виду, Джинни, – автоматически сказал Гарри, хотя рычащее чудище всецело поддерживало Рона.
– Очень даже имел! – Джинни ожгла Гарри возмущенным взглядом. – Сам в жизни ни с кем не целовался, разве что с тетей Мюриэль, и теперь…
– Заткнись! – взревел Рон, стремительно багровея.
– Не заткнусь! – завопила Джинни вне себя от ярости. – Что я, не видела, как ты цепенеешь перед Хлоркой, ждешь, что она тебя чмокнет в щечку? Не стыдно? Пошел бы сам и научился целоваться, может, и не страдал бы так сильно, что остальные давно это умеют!
Рон тоже схватился за волшебную палочку; Гарри поспешно встал между ними и, растопырив руки, загородил Джинни собой.
– Сама не знаешь, что плетешь! – загрохотал Рон, пытаясь обогнуть Гарри и зачаровать сестру. – Если я не делаю этого на людях…
Джинни уничижительно расхохоталась; она тоже старалась отпихнуть Гарри.
– А-а, так ты целовался со Свинринстелем? Или хранишь под подушкой фото тетушки Мюриэль?
– Ах ты…
Оранжевый луч пролетел под левой рукой Гарри и чуть не попал в Джинни; Гарри оттолкнул Рона и прижал его к стене.
– Не дури…
– Гарри целовался с Чо Чан! – кричала Джинни. В ее голосе зазвучали слезы. – А Гермиона – с Виктором Крумом! Один ты, Рон, ведешь себя так, будто это что-то отвратительное, а все потому, что опыта у тебя как у двенадцатилетнего ребенка!
С этими словами она убежала. Гарри сразу отпустил Рона; лицо у того было просто убийственное. Так они стояли, тяжело дыша, пока из-за угла не появилась миссис Норрис, кошка Филча.
– Пошли, – сказал Гарри, заслышав шарканье смотрителя.
Они взбежали по лестнице и пошли по коридору седьмого этажа.
– Эй, прочь с дороги! – рявкнул Рон. Маленькая девочка в страхе отпрыгнула и уронила склянку жабьей икры.
Гарри почти не заметил звона разбитого стекла; он ничего не понимал, голова кружилась; так, должно быть, чувствуют себя люди, которых ударило молнией. «Это потому, что она сестра Рона, – твердил он себе. – Мне не понравилось, что она целуется с Дином, потому что она сестра Рона…»
Но перед глазами возник непрошеный образ: тот же пустынный коридор, но с Джинни целуется он сам, а не Дин… Чудище в груди довольно заурчало… Вдруг гобелен распахнулся; Рон, нацелив на него палочку, принялся кричать: «предатель»… «а еще друг называется»…
– Как думаешь, Гермиона правда целовалась с Крумом? – внезапно спросил Рон на подходе к Толстой Тете. Гарри виновато вздрогнул и заставил себя не думать о коридоре, куда не врывался никакой Рон и где они с Джинни были совершенно одни…
– Что? – растерянно пробормотал он. – А-а… э-э…
Честно было бы ответить «да», но как-то не хотелось. Впрочем, по его лицу Рон и так все понял.
– Королевская каша, – мрачно буркнул он Толстой Тете. Они пролезли в дыру за портретом и попали в общую гостиную.
О Джинни с Гермионой они больше не вспоминали, вообще мало разговаривали и легли спать в молчании – каждый со своими мыслями.
Гарри долго лежал, глядя вверх на балдахин и убеждая себя, что питает к Джинни исключительно братские чувства. Они целое лето жили рядом, как брат с сестрой – ведь так? – играли в квидиш, дразнили Рона, потешались над Биллом и Хлоркой… Он знает Джинни очень давно… естественно, ему хочется ее защищать… опекать… оторвать Дину руки и ноги за то, что целовался с ней… нет… вот этот братский порыв надо сдерживать…
Рон оглушительно всхрапнул.
Она сестра Рона, твердо сказал себе Гарри. Сестра Рона. Запретная территория. Нельзя рисковать дружбой. Гарри ткнул кулаком подушку и, тщательно избегая мыслей о Джинни, стал ждать, когда придет сон.
После бесконечных снов о Роне, который гонялся за ним, размахивая квидишной битой, Гарри проснулся с тяжелой головой, но к полудню понял, что предпочел бы Рона из сна настоящему – тот не только демонстративно презирал Джинни и Дина, но и окатывал Гермиону жестоким, холодным равнодушием. Казалось, за ночь Рон превратился во взрывастого дракла и на всех готов бросаться. Гарри целый день пытался сохранить мир между Роном и Гермионой, но ему ничего не удалось: Гермиона ушла спать разобиженная, а Рон, прежде чем удалиться в спальню, страшно отругал каких-то несчастных первоклашек за то, что они осмелились на него смотреть.
К полному смятению Гарри, со временем агрессия Рона не утихла. Он стал хуже играть, отчего озлобился еще больше, и на последней тренировке перед субботним матчем не смог взять ни одного мяча, но так на всех орал, что довел до слез Демельзу Робинс.
– Заткнись и оставь ее в покое! – прикрикнул на него Пикс, который был на треть ниже Рона, зато держал в руках очень тяжелую биту.
– ХВАТИТ! – взревел Гарри. Он поймал яростный взгляд, который Джинни бросила на брата, вспомнил, что она мастерица накладывать злокозявистое заклятие, и решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. – Пикс, иди убери Нападал. Демельза, успокойся, ты сегодня отлично играла. Рон… – Гарри дождался, пока другие удалятся, и продолжил: – Ты мой лучший друг, но, если будешь продолжать в том же духе, я тебя выгоню из команды.
На миг ему показалось, будто Рон хочет его ударить, но потом случилось кое-что похуже: Рон обвис на метле, вся его воинственность куда-то улетучилась, и он пролепетал:
– Я сам уйду. Я размазня.
– Ничего ты не размазня и никуда ты не уйдешь! – грозно воскликнул Гарри и схватил Рона за грудки. – Когда ты в форме, ты берешь любой мяч, твои проблемы – чисто психические!
– То есть что, я псих?
– Может, и псих!
Пару мгновений они сверлили друг друга глазами, затем Рон устало помотал головой:
– Я знаю, что у тебя нет времени искать нового Охранника, и завтра буду играть, но если мы проиграем – а мы проиграем, – я ухожу.
Никакие уговоры не действовали. За ужином Гарри так и сяк пытался ободрить Рона, но тот слишком усердно дулся на Гермиону и больше ничего не замечал. Вечером в общей гостиной Гарри продолжал гнуть свою линию, настойчиво уверяя друга, что после его ухода вся команда умрет от огорчения; к несчастью, его словам несколько противоречил вид этой самой команды – они тесной кучкой сидели в дальнем углу, шептались и бросали на Рона явно неприязненные взгляды. Под конец Гарри накричал на Рона в надежде, что тот разозлится и это укрепит его боевой дух, но ничего подобного не произошло; Рон отправился спать подавленный и несчастный.
Гарри долго лежал в темноте без сна. Он не хотел проиграть предстоящий матч, первый, в котором выступал капитаном, и к тому же решительно настроился утереть нос Малфою, пусть даже подозрения насчет него не доказаны. Но если Рон будет играть, как на последних тренировках, шансы победить, мягко говоря, невелики…
Если бы как-то заставить Рона собраться… играть на пике возможностей… сделать так, чтобы у него был поистине удачный день…
Ответ пришел внезапно, счастливым озарением.
Наутро в Большом зале, как всегда перед матчем, царило всеобщее возбуждение; слизеринцы шипели и улюлюкали, едва игроки «Гриффиндора» появлялись в дверях. Гарри поднял глаза к потолку и увидел ясное голубое небо: хорошее предзнаменование.